Размещаем статью одного из ведущих сотрудников Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов И.С. Савина «Вызовы гражданскому единству и внутренней стабильности России со стороны религиозного, этнического, регионального экстремизма: основные факторы по итогам полевых исследований в 2022–2024 гг.»
Согласно официальным данным, в Российской Федерации в последние годы фиксируется рост преступлений экстремистского характера. Говоря о современном экстремизме, в том числе и религиозном, исследователи обычно выделяют тот его аспект, который будет предметом именно их исследования в конкретной работе.
Можно говорить о криминологическом, религиоведческом, психологическом аспектах этого феномена. В данной статье, исходя из методов исследования и накопленных материалов, наш анализ будет концентрироваться на социальных предпосылках экстремизма, на факторах, которые обуславливают возникновение у людей представлений и установок, ведущих к совершению поступков, квалифицируемых впоследствии как экстремистские.
Основой для правовой оценки поступков, определяемых в качестве экстремистских, является Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности», где к такой деятельности относится:
– «насильственное изменение основ конституционного строя;
– публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;
– возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;
– пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
– нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;
– воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;
– воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений».
Нетрудно заметить, что в основе всех этих поступков лежит стремление воспрепятствовать установленному легитимному порядку, существованию сложившихся взаимоотношений между людьми и принципов их восприятия друг друга. Сходным образом характеризует экстремизм академик В. А. Тишков: «Экстремизм – это форма радикального отрицания существующих общественных норм и правил в государстве со стороны отдельных лиц или групп» (Тишков В. А. Стратегии противодействия экстремизму // Избранные труды: В 5 т. М., 2021. Т. 5: Этнология и политика. Статьи 1989–2021 годов. С. 106.).
Более узко исламский экстремизм (радикализм) понимается как «идеологическая доктрина и основанная на ней социально-политическая практика, которые характеризуются нормативно-ценностным закреплением идеологического, политико-мировоззренческого и даже вооруженного противостояния мира истинного ислама по отношению к миру неверных вовне и миру неистинной веры внутри ислама и требуют абсолютного социального контроля и мобилизации (служения идее) своих сторонников» (Добаев И. П., Добаев А. И., Гаджибеков Р. Г. Радикализация ислама в Российской Федерации. М., 2013. С. 29.).
И в этом случае в основе противостояния и мобилизации лежит невозможность принять существующий «мир неверных и неистинно верующих» со стороны сторонников «истинного ислама». Нетрудно заметить, что движущей силой подобной мобилизации выступают представления, согласно которым какие-то качества окружающего мира и людей его населяющих оказываются несовместимыми с характеристиками, которыми определенная группа наделяет «свой» мир, единственно достойный существования. Соответственно, «не наш мир» должен быть изменен и переделан в соответствии с нашими представлениями.
В случае религиозного экстремизма, как уже было показано, критерии правильности/неправильности мира формулирует религиозная доктрина и ее понимание конкретными носителями подобных взглядов. Этнический экстремизм исходит из особых потребностей и рисков сложившейся ситуации именно для нашей этнической общности. Региональный экстремизм ищет возможности улучшения положения жителей нашего региона за счет изменения условий и правил взаимодействия с другими регионами и надрегиональными образованиями.
Цели и методы исследования
Соответственно, целью нашей работы является изучение факторов, способствующих формированию у определенных категорий населения Российской Федерации представлений, угрожающих самовосприятию себя гражданами страны как единого и целостного субъекта всей совокупности социальных отношений.
Достижению поставленной цели может способствовать решение следующих задач:
– Выявление уровня распространенности среди разных категорий населения России представлений, обуславливающих у них доминирование локальных видов идентичностей и лояльностей, превосходящих общегражданскую солидарность.
– Определение факторов и условий, в которых формируются такие типы представлений и модели самовосприятия у граждан страны.
– Разработка рекомендаций, направленных на ослабление условий, способствующих формированию представлений, угрожающих единой общегражданской идентичности и солидарности жителей России.
Разумеется, экстремистские представления могут быть по своей природе не только религиозными, этническими или региональными. Они могут формироваться на основе идеологических или политических взглядов людей, их вовлеченности в определенные виды активности, но в данной работе они не будут находиться в фокусе исследования. Методы изучения факторов возникновения экстремистских представлений имели комплексный характер и зависели от особенностей изучаемой аудитории.
Этнический экстремизм рассматривался сквозь призму влияния на общегражданские формы идентичности и солидарности со стороны групповых ценностей и лояльностей, распространенных внутри сообществ этнических казахов, проживающих (около 600 тыс. человек, по данным переписи 2021 г.) в юго-восточных регионах РФ вдоль границы с Республикой Казахстан. Исследования включали в себя экспертные и индивидуальные интервью, а также фокус-группы, проведенные среди молодежи в сентябре – октябре 2023 г. и марте – апреле 2024 г. Сходные задачи включало в себя изучение настроений внутри и вокруг сообществ трудовых мигрантов (ориентировочно 3–4 млн человек в РФ), проводимое путем индивидуальных интервью и фокус-групп в Московской и Ярославской областях в сентябре 2023 г. и январе – мае 2024 г.
Признаки регионального экстремизма изучались путем анализа настроений в молодежной преимущественно среде в двух группах регионов РФ: Бурятия, Калмыкия, Республика Алтай, с одной стороны, и Башкортостан и Татарстан – с другой. Во всех случаях изучение проводилось методом экспертных, индивидуальных интервью и фокус-групп в октябре –ноябре 2023 г. и январе – мае 2024 г.
Подходы к изучению предпосылок экстремизма
При изучении экстремизма как социального явления ключевым является вопрос о социальных условиях, которые становятся питательной средой для формирования и усвоения представлений и воззрений экстремистского характера. В уже упомянутой работе В. А. Тишков видит причину экстремизма в «социальной дезориентации части граждан, их недостаточном образовании, кризисном состоянии общества, слабых институтах общественного контроля и неэффективной правовой системе» (Тишков В. А. Указ. соч. С. 106.).
В «кризисном состоянии общества», которое характеризуется «деформацией политических институтов; резким падением жизненного уровня, безработицей, ухудшением социальных перспектив значительной части населения; чувством социальной и личной нереализованности, неполноты бытия…», видят причины экстремизма и другие авторы (Новикова Г. А., Новикова Л. А. Профилактика экстремистских проявлений в молодежной среде. Архангельск, 2014. С. 12.).
Другие исследователи сосредотачиваются на изучении молодежного экстремизма, но его признаки также схожи с вышеприведенными: они имеют «сложную социально-психологическую природу: психологическими истоками… являются внутриличностные противоречия, порожденные амбивалентными проявлениями; социальными – состояние кризиса современного российского общества и социальной неопределенности» (Сущенко С. A., Жидяева Е. С., Самыгин С. И. Экстремизм в среде российской молодежи: социальные и психологические истоки возникновения // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2017. № 10. С. 44.).
Авторы из регионов с высокой долей экстремистских преступлений более конкретны в своих определениях причин экстремизма. По мнению Э. С. Ибрагимовой из Чечни, «основными причинами экстремизма являются следующие: 1) неудовлетворенность личности сложившейся в стране социально-экономической ситуацией; 2) стороннее информационно-идеологическое воздействие на личность; 3) несогласие с государственной политикой в целом или же по отдельным вопросам; 4) обида на государственные органы власти» (Ибрагимова Э. С. Криминальный антигосударственный экстремизм: уголовно-правовые и криминологические аспекты // Известия Чеченского государственного университета. 2022. № 2 (26). С. 133.).
А. Саидов из Дагестана видит причины «неудовлетворенности сложившейся в стране социально-экономической ситуацией» в «социально-экономическом неравенстве, резком имущественном расслоении, являющимися результатами постсоветской социально-экономической политики российского государства. Социально-психологические расколы, социальная несправедливость, рост неравенства во всех сферах жизнедеятельности общества – это реальность сегодняшнего дня, которая в современных условиях приводит к негативным результатам» (Саидов А. А. Неравенство как важнейший детерминант социального самочувствия молодежи в современной РФ // Вестник Дагестанского государственного университета. Серия 3. Общественные науки. Т. 38. Вып. 4. С. 63.).
Сходным образом видит детерминанты молодежного экстремизма А. А. Нурадиева из Чечни: это, прежде всего, «раскол в обществе – завладение определенным кругом лиц большинством материальных богатств страны, оставившее остальным лишь бедность и лишения. Такая ситуация, которая, несомненно, являлась несправедливой в глазах молодежи, вызвала в них чувство разочарования в стране и обществе, ощущение потери перспектив для себя и отчаяние. Состояние безысходности положения выразилось в формировании молодежных неформальных групп и движений против общества.
При этом такие люди могут находить применение своих жизненных сил и потенциала во множестве субкультур. В них отчужденные от общества молодые люди находят свое «пристанище», что порождается важной составляющей человеческой сущности – быть приобщенным к обществу» (Нурадиева А. А., Хаджиев У. К. Детерминанты распространения молодежного экстремизма // Ежегодная итоговая научно-практическая конференция научно-педагогических работников (Грозный, 22 февраля 2023 г.). Грозный, 2023. С. 550–551.).
Таким образом, практически все исследователи единодушны в своем понимании основных факторов возникновения экстремизма в современной РФ: отсутствие у некоторой части населения, особенно молодого, условий для самореализации в рамках существующих государственных и общественных институтов, поиски привлекательных для себя путей отождествления с сообществами, дающими ощущение респектабельности и комфорта.
Посмотрим, насколько эти положения найдут свое подтверждение в материалах полевых исследований, проводимых в разных регионах России за последние несколько лет.
Влияние этнического экстремизма на уровень общегражданской солидарности в России
Исследования факторов формирования радикальных форм этнической солидарности, конкурирующей с общегражданской, проводились на примере изучения настроений казахского населения РФ в приграничных с Казахстаном регионах и мигрантских сообществ в Ярославской и Московской областях.
Казахи России
Всего в этом направлении было проведено шесть фокус-групп и 15 глубинных и экспертных интервью в Астраханской, Волгоградской, Оренбургской и Самарской областях. Нашими собеседниками стали как активисты казахских национально-культурных организаций, так и преподаватели, журналисты, студенты университетов.
Исследования показали, что признаки доминирования этнической идентичности казахского населения РФ над общероссийской выглядят следующим образом:
1. Часть молодежи считает информацию, поступающую от частных интернет-каналов из Казахстана, важным фактором формирования активного политического мировоззрения. Регулярное ознакомление с материалами казахстанских источников стало своеобразной «модой» среди молодых казахов, воспринимаемой ими в качестве части стратегии «этнического возрождения», наряду с использованием элементов национальных костюмов и традиций в важных обрядах (свадьбы, похороны) и поездками в Казахстан на «землю предков». Информация из Казахстана некритически воспринимается молодежью, поскольку имеет ореол «своей», независимой, в противовес «официальной», которая якобы имеет только пропагандистскую направленность и не несет правдивой информации.
Хотя анализ информационных сообщений, поступающих по некоторым казахстанским каналам, в свою очередь, показал, что часть из них произведена на Украине, имеет явную антироссийскую направленность и также не может быть нейтральной. Среди них информация о том, что в боевых действиях на Украине гибнет непропорционально много казахов, которые отдают свои жизни за не нужный им «русский мир».
2. Некоторые молодые казахи в последние годы стали воспринимать посещение Казахстана как элемент приобщения к этнической духовной традиции, к единственно правильному месту жительства. Это обстоятельство облегчило выбор в пользу переезда в Казахстан некоторых молодых граждан России казахского происхождения осенью 2022 г., с целью избежать частичной мобилизации в российскую армию.
Анализ высказываний экспертов и молодых участников интервью и фокус-групп позволяет сделать вывод, что массовым явлением доминирование этнической идентичности над общероссийской не стало. Большинство казахов совмещают эти типы идентичности и солидарности без большого внутреннего конфликта: «В первую очередь мы казахи, но мы и россияне, и наш патриотизм ничем не отличается от настроения других народов России».
Более того, некоторые респонденты отмечали: «…наши, российские казахи, когда приезжают в Казахстан, в Уральск, в Астану, как бы чувствуют себя, ну, как сказать, свой среди чужих, чужой среди своих».
Российские казахи не привыкли к некоторой архаичности социальных практик казахстанских казахов, связанных с подчеркиванием своей этничности, родовой принадлежности, более брутальным типом взаимоотношений между собой, снисходительным, а иногда и пренебрежительным отношением к женщинам. Это особенно не нравится представителям старшего и среднего поколений российских казахов, которые привыкли общаться на русском языке со своими неказахскими соседями и сослуживцами.
Прокомментировали наши собеседники и информационные вбросы о чрезмерной доле погибших казахов в СВО. «Очень много наших. Особенно это касается полиции. Министерство внутренних дел, очень много казахов, в дорожной полиции, мобильных группах, участковых. Также есть казахи в прокуратуре, в Следственном комитете области, ФСБ».
Именно поэтому, по их мнению, много казахов оказалось участниками СВО, что дает большой процент потерь. Респонденты возмутились мнением о том, казахи гибнут «не на своей войне». «Гибель и трагедия ощущается в любой семье, независимо от национальности». Более того, было высказано мнение, что не раз в социальных сетях были упреки от российских казахов их русским сверстникам, которые уехали в Казахстан, испугавшись мобилизации: «Вы убежали, бросили свою страну, а мы за вас защищаем Россию».
Нам рассказывали о молодом казахе, который, живя у границы с Казахстаном, имел возможность занять очередь на контрольно-пропускном пункте для желающих выехать в Казахстан. Потом он продал эту очередь, купил необходимую амуницию и добровольцем ушел участвовать в СВО.
Высокую долю российского патриотизма демонстрируют казахи из сельских приграничных районов, в некоторых из которых доля казахов в общем составе населения превышает 50%. Тогда как среди городских казахов больше тех, кто уехал от мобилизации. Впрочем, это характерно и для населения страны в целом. По мнению наших собеседников, упоминание об участии в СВО является положительным ресурсом для искателей невест в специальных брачных сервисах внутри казахского сообщества. Патриотическим настроениям среди казахов способствует и то, что среди них больше религиозных людей, а позиция официальных мечетей также направлена на поддержку действий властей.
Так, 15 февраля 2023 г. на общем собрании мухтасибов (благочинных) и имамов Оренбургской области председатель Регионального духовного управления мусульман Альфит Шарипов подчеркнул: «Не останавливайтесь в оказании помощи нашим военным, мобилизованным… В своих мечетях мы после каждого намаза молимся, чтобы наши ребята живыми и здоровыми вернулись с Победой в свои семьи».
Для привлечения на фронт новых добровольцев с июня 2023 г. на входах в мечети стали размещать информационные листы и агитационные буклеты о службе по контракту в Вооруженных Силах РФ, вести разъяснительную работу в устной форме, публиковать объявления о наборе иностранцев с возможностью ускоренного получения российского гражданства на страницах своей официальной газеты «Мусульмане Оренбуржья» (Амелин В. В., Денисов Д. Н., Моргунов К. Н. Деятельность религиозных объединений Оренбуржья в условиях СВО // Этнополитическая ситуация в Российской Федерации в 2023 году. Ежегодный доклад Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. СПб., 2023. С. 163.).
В качестве выводов нужно отметить:
– Коллизия этнической и гражданской солидарности для части казахского населения в 2022–2024 гг. имела место, но не приобрела массового и необратимого характера. В социальных сетях не зафиксировано систематических экстремистских призывов антироссийского характера со стороны российских казахов после начала СВО. Гораздо больший отклик среди российских казахов получил конфликт Израиля и Палестины осенью 2023 г. Большинство молодых мусульман из числа казахов активно сочувствовало братьям по вере.
– Выезд за пределы России не стал массовым для российских казахов. Только в поколении 20–25-летних респонденты отметили, что лично знают людей, уехавших из России. Более старшие наши собеседники уверяли, что в их окружении ничего не изменилось, а некоторые даже заметили, что «в этой неблагоприятной ситуации жители России сплотились, в том числе и казахи».
В то же время нельзя отрицать, что разделение мнений и отъезд тысяч молодых российских казахов из России оказывает неблагоприятное психологическое воздействие на казахское сообщество, поскольку еще раз напоминает о несовпадении этнической и общегражданской солидарностей и о месте казахов в современном российском обществе. Поэтому важно рассмотреть те факторы, которые вызывают у них сомнения в комфортности для себя самоопределения в качестве российских казахов и способствуют формированию экстремистских настроений по изменению ситуации.
Важным фактором является негативное восприятие молодыми казахами места своего сообщества в современной жизни в регионах России в результате незаметности в публичной культурной жизни, отсутствия возможностей для систематического изучения казахского языка. Подобные настроения не являются доминирующими, но благодаря «навязчивому напоминанию» из-за близких границ среди части молодежной аудитории они присутствуют.
Также молодежь отмечает немногочисленность казахов в политическом руководстве регионов, хотя в силовых органах и муниципальных органах управления некоторых территорий казахи перепредставлены. Наиболее остро ощущается нехватка казахов среди преподавателей и исследователей гуманитарного плана, задачей которых стало бы формулирование интересов казахов в области публичного или медийного присутствия на региональном и федеральном уровне.
Кроме того, негативно влияет на российскую идентичность казахов информационный контент некоторых каналов в социальных сетях, передаваемый из Казахстана на русском и казахском языках. Сегодня на территории Казахстана события совместной истории освещаются пристрастным образом (как постоянное давление империи на казахов), но со стороны российских казахов квалифицированный ответ дать некому, так как научные институты находятся в Москве.
Для снижения негативного воздействия этих факторов можно рекомендовать следующие мероприятия:
– Для укрепления устойчивости российской идентичности у российских казахов целесообразно, на наш взгляд, расширить преподавание казахского языка в районах компактного проживания казахов РФ, возможно, создать школы с преподаванием на казахском языке, чтобы выбить почву из-под постоянно раздающихся обвинений в «подавлении», казахской культуры в России.
– Также положительному восприятию казахами себя в качестве российских граждан способствовало бы включение в состав региональной элиты не только силовиков, но и представителей научной и художественной общественности, которые бы формировали в региональном публичном культурном пространстве образ казахской культуры, как одной из составляющих идентичности российских регионов.
– Не менее важно противостоять мощному информационному потоку антироссийского характера, который направлен на российских казахов, особенно молодежь, со стороны иностранных каналов в социальных сетях, в том числе и с территории Казахстана. Уже существуют постоянно действующие в ежедневном режиме телеграм-каналы казахских организаций (Волгоградская область), продвигающие информацию о молодых героях –казахах, получивших награды в СВО, там же публикуется информация и о чествовании погибших, создавая тем самым альтернативу пристрастной информации о повышенной смертности казахов. Но таких каналов явно недостаточно, так как им противостоит гораздо более разнообразная по тематике и технически более совершенная недостоверная информация антироссийской направленности. Необходимо более широкое распространение имеющихся у историков примеров героической борьбы казахов за интересы российского государства в прежние века (Хан Джангир, Букеевская орда, его потомки). Тогда эти интересы совпадали с интересами казахских ханов, как они видели историческую траекторию
развития своих обществ. Сегодня такой информации явно недостаточно.
Изучение мигрантских сообществ и восприятия их местным населением в разных регионах РФ сквозь призму взаимодействия этнической (локальной) и общегражданской идентичности
Мигрантские сообщества также являются ярким примером коллизий разных типов идентичностей и солидарностей, которые иногда принимают радиальный характер.
Достаточно вспомнить расстрел сослуживцев военнослужащими таджиками на полигоне в Белгородский области 15 октября 2022 г. Тогда погибли 11 человек. Открывшие стрельбу российские военные – этнические таджики – якобы хотели отомстить командиру за его антиисламские высказывания 11. В этом же ряду находится расстрел четырьмя таджикскими экстремистами от имени Igil (террористическая организация, запрещена в РФ — posredi.ru) концерта в «Крокус Сити Холле» в Подмосковье 22 марта 2024 г. Тогда погибло более 100 человек, что не добавило доверия к мигрантам со стороны жителей России.
К тому же на протяжении 2022–2023 гг. наблюдается рост количества сообщений в СМИ с критикой присутствия большого количества мигрантов в российских городах, незнания или плохого знания ими русского языка, совершения ими большого количества преступлений, а также вызывающего поведения. Публикуемая статистика не подтверждает роста числа преступлений, совершенных мигрантами в России (не более 3% от общего числа), но антимигрантские настроения усиливаются.
В Ярославской и Московской областях в августе – сентябре 2023 г. и в январе – марте 2024 г. проведено 10 фокус-групп и 30 индивидуальных и экспертных интервью среди разных категорий местных жителей (возраст, сельские и городские поселения, типы занятости) и трудовых мигрантов преимущественно из Центральной Азии (возраст, опыт миграции, вид деятельности).
Исследования в Ярославской области, где мигрантов немного, показывают, что в регионе пока не получило массового распространения позитивное восприятие интеграции. Есть люди, которые считают, что «все люди имеют право на свободу перемещения, и приезд иностранцев именно к нам свидетельствует о привлекательности нашего региона», или «к нам приезжают хорошие люди, вносящие свой вклад в развитие региона». Но эти мнения распространены в крупных городах, среди тех, кто имел непосредственный опыт общения с мигрантами.
Другие категории городских жителей относятся к мигрантам гораздо более настороженно и враждебно. Это молодые мужчины, которых беспокоит поведение групп молодых мигрантов, агрессивно ведущих себя на улицах, и молодые девушки, уставшие от назойливого внимания к ним со стороны приезжих.
Кроме того, не очень дружественны к мигрантам жители небольших городов и сел. Они мало реально взаимодействуют с ними и считают мигрантов «угрожающими» нам, «приехавшими, чтобы навязать свои нормы», и т. д. Еще хуже отношение к мигрантам в Московской области, где их гораздо больше (официально зарегистрировано около 1 млн человек) и где местные жители постоянно сталкиваются с ними, не имея опыта позитивного взаимодействия и не понимая, «почему их так много».
Ситуация последних двух лет также повлияла на отношение местных к интеграции мигрантов. Иногда это влияние положительное. Есть мужчины, которые служили на Украине с узбеками и таджиками, и это сделало их друзьями. Иногда респонденты предполагали, что общий вызов (ухудшение взаимоотношений России с другими странами) сблизит и местных, и приезжих. Но чаще СВО упоминается в отрицательном контексте.
Некоторые люди считают, что СВО – это фильтр, который позволит выявить среди мигрантов лояльных и нужных России людей. По их мнению, они в большинстве своем не станут защищать новую родину, и это должно повлиять на более строгую миграционную политику. В том же селе молодой сельскохозяйственный рабочий упомянул мобилизацию и СВО как фактор повышения уязвимости местных перед лицом мигрантов: «…если все мы уйдем по повестке, а они останутся рядом с нашими детьми и женами».
В этом контексте около половины опрошенных допускают в будущем открытые конфликты с мигрантами, хотя и не видят реальных предпосылок к ним. Настроения среди мигрантов на основании проведенных исследований можно кратко охарактеризовать как умеренно тревожные.
Наши собеседники – иностранные граждане, легализованные в России, отмечали, что за последний год ситуация в стране в плане взаимодействия с местными стала более напряженной, хотя и не привела к каким-то открытым эксцессам. Больше стало внимания со стороны правоохранительных органов, увеличились сроки рассмотрения документов для легального пребывания в России. Уровень недоверия со стороны местных жителей они оценивают как усилившийся. Часть респондентов не отвечала на вопрос о гражданстве, что свидетельствует о нервозности мигрантов по поводу возможности быть мобилизованными в случае принятия гражданства.
Очевидно, некоторые носители российских паспортов припрятали или уничтожили свои российские паспорта и опять регистрируются как иностранные граждане.
Все мигранты слышали о рейдах и об уговорах по поводу участия в СВО, но якобы никто с этим напрямую не сталкивался. У всех участников исследования есть знакомые, которые пошли добровольцами в армию, и есть те, кто покинул страну. Последних, судя по всему, больше. При этом наши собеседники понимают мотивы поведения и тех и других. Им известны истории, когда гражданин, например Таджикистана, обычно старше 40 лет, вызвался служить, так как считал, что на данный момент именно Россия, а не Таджикистан является «его страной», и после СВО он рассчитывает получить гражданство и строить здесь карьеру. Но все же большинство мигрантов уверены, что открытые конфликты с местными возможны, так как взаимное недоверие усиливается.
В самой уязвимой категории с точки зрения готовности к экстремистскому поведению оказываются молодые люди из Таджикистана и Узбекистана с небольшим опытом жизни в России (3–5 лет). Они, как правило, живут скученно, вместе со своими и хуже владеют русским языком. Именно они в наибольшей степени чувствуют отчужденность от местных и враждебность со стороны полиции.
И они же, в свою очередь, выступают главным раздражителем для местных, поскольку продолжают использовать привычные для них формы публичного поведения и не могут с легкостью объясниться с местными, избегая этого. К этой категории принадлежит не менее половины всех мигрантов, по оценкам наших собеседников, и они открыты к изменениям как в сторону большей интеграции в принимающий социум, так и в сторону социализации через исламизацию и радикализацию.
В 2022 г. последний сценарий стал более распространенным в силу того, что такой важный фактор интеграции, как получение российского гражданства, потерял свою привлекательность. В 2023 г. обострилась ситуация во взаимоотношениях с мигрантами в районе Котельники и у близкой к ним станции метро (Кузьминки).
В одной из школ родители-мигранты потребовали исключения из меню школьной столовой не халяльных блюд, что испугало местных жителей, которые также были возбуждены планами строительства неподалеку новой мечети. По нашим наблюдениям, в этом районе местные жители чаще встречаются с мигрантами, определяемыми фенотипически, чем друг с другом. Возникают стихийные патрули из местных мужчин, которые встречают своих жен и дочерей у метро и остановок, чтобы оградить их от нежелательных встреч с группами гуляющих после работы мигрантов.
Подобные группы мигрантов воспринимаются местными как итог сознательной мобилизационной деятельности приезжих по устрашению старожилов. Всего этого можно избежать путем взаимного информирования со стороны местных властей по поводу желательного общественного поведения во избежание конфликтных ситуаций. Но пока этим никто не занимается, взаимное недоверие и напряжение растут.
В итоге, как представляется, потенциал радикализации вокруг мигрантов довольно значителен. Около половины опрошенных, как мигрантов, так и местных жителей, готовы к открытому противостоянию друг с другом.
Со стороны местных радикализация происходит на почве общей тревожности в стране и неуверенности в будущем, в условиях присутствия рядом с собой больших групп «чужих», которые могут восприниматься и как угроза существованию «нашего мира» со стороны приехавших «их».
В свою очередь, мигранты чувствуют возросшую враждебность к ним со стороны местных. При этом привлекательность интеграции в местное сообщество и перспективы стать полноценным гражданином России снизились, так как новый статус влечет за собой мобилизацию и отправку в зону боевых действий. В таких условиях возрастает влияние «братьев по вере», предлагающих свои варианты встраивания в новую реальность через коллективы своих «истинно верующих», которые будут стремиться изменить враждебный им мир вокруг путем его радикального переустройства по своим правилам. О том, что этот путь выбирают многие, свидетельствует рост преступлений террористического характера по всей стране.
Для того чтобы предотвратить взаимное недоверие, необходимо, с одной стороны, открыто информировать местных жителях о целях приезда мигрантов и об их вкладе в экономику различных регионов. С другой стороны, мигрантам должна быть предложена простая и прозрачная схема интеграции как в рынок труда России, так и в российский социум. Но пока система привлечения трудовых мигрантов не прозрачна, этого не происходит и тревожные тенденции нарастают.
Подводя итоги, можно заметить, что признаки конкурирования общегражданской и этнической идентичностей и основанных на них солидарностей существуют, но основана эта конкуренция не на этнических различиях, а на неэффективном управлении процессом встраивания этнических особенностей в социальное и культурное многообразие России.
Там, где социальные порядки одинаковы и актуальны для всех в равной степени, – там резкого противостояния не происходит. Это видно на примере казахов России. Там же, где культурно отличающиеся сообщества имеют еще и разный социальный статус, там постепенно нарастает обострение взаимного неприятия.
Угрожает ли региональная идентичность всероссийскому единству?
Особенностью федерального устройства Российской Федерации является существование национально-государственных образований, то есть среди 95 территориальных субъектов есть 21, где правосубъектность формируется на основе того, что часть населения имеет статус титульного населения, по имени которых эта территория и называется.
В 2023–2024 гг. нами были проведены исследования вызовов общегражданской идентичности со стороны региональной среди алтайцев в Республике Алтай, башкир в Республике Башкортостан, бурят в Республике Бурятия, калмыков в Республике Калмыкия и татар в Республике Татарстан. Исследования проводились методами экспертных и глубинных интервью, а также фокус-групп молодежи.
Среди исследуемых регионов были выделены две группы, в каждую из которых входили субъекты Федерации с похожим социодемографическим и экономическим профилем и стилем взаимоотношений с федеральной властью.
Маленькие регионы по краям страны
В первую группу вошли Республика Алтай (210 тыс. человек населения, 0,14% в общем населении страны), Республика Бурятия (967 тыс. человек, 0,67%) и Республика Калмыкия (266 тыс. человек, 0,18%), которые характеризуются небольшой численностью населения, слабой развитостью промышленного сектора, зависимостью от федерального бюджета, отсутствием конфликтов руководства с федеральной властью и, как следствие, небольшой долей узнаваемости в федеральном медиапространстве.
Алтайская молодежь в Горно-Алтайске (Республика Алтай) сетовала, что их республику часто путают с расположенным по соседству Алтайским краем, респонденты из Бурятии, расположенной на юге Восточной Сибири, за 5 тыс. км от Москвы, говорили о том, что чувствуют свою оторванность от России и неспособность влиять на принимаемые в Центре решения. Те же настроения царят и в Калмыкии, где к ним добавляется беспокойство за слабое развитие экономики и упадок пастбищ в результате хищнической эксплуатации жителями соседних кавказских республик.
Правда, весной и летом 2022 г. украинская пропаганда, стремясь разобщить народы России, стала раздувать роль бурятов в боевых действиях на Украине, создавая образ «свирепых азиатов», разрушающих цивилизованную европейскую страну, но через полтора года ситуация успокоилась и сегодня буряты, как и жители других удаленных от Москвы республик, чувствуют себя «маргиналами» в большой стране. Жители расположенных на границе с Китаем и Казахстаном и Китаем и Монголией Алтая и Бурятии чувствуют свою маргинальность не в географическом, а в социальном и экономическом отношении и не имеют сепаратистских устремлений присоединиться к этим странам.
Наоборот, начавшаяся СВО дала возможность безработной сельской молодежи повысить свое благосостояние и благосостояние своих близких за счет участия в боевых действиях на Украине, даже ценой собственной гибели. Но, поскольку других социальных лифтов в сельских регионах не предвидится, то участие в СВО, пусть и таким трагическим образом, но «привязало» отдаленные регионы к России.
Наибольшее негативное влияние на российскую идентичность титульных жителей исследуемых регионов оказывают слабое развитие этнических языков, переход молодежи на русский язык и ксенофобия к бурятам, алтайцам и калмыкам в центральных регионах России, где их принимают за китайцев или казахов из-за пределов России. Но вряд ли эти настроения способны вызвать системный антироссийский экстремизм. В худшем случае – молодежные межэтнические драки, как это было в Бурятии в 1990-е гг., когда оттуда выехала значительная часть русского населения.
Сегодня абсолютное большинство жителей титульной национальности трех изучаемых регионов вполне комфортно совмещают в себе и этническую, и общегражданскую идентичность, и даже водоразделы, возникшие в обществе после начала СВО в феврале 2022 г., складываются по тем же основаниям, что и в других субъектах Федерации:
1) возраст – чем младше, тем менее поддерживают СВО;
2) уровень образования – люди с высшим образованием чаще не поддерживают;
3) сельская и городская местность – в сельской местности выше поддержка, чем в городах;
4) благосостояние – чем оно выше, тем меньше поддержка СВО. Работники бюджетной сферы больше поддерживают, чем люди из частного сектора;
5) религиозная принадлежность на поддержку СВО не влияет.
Регионы Поволжья
Во вторую группу вошли республики Башкортостан и Татарстан, которые имеют совершенно другую ситуацию в сфере социально-экономического и культурно-демографического развития, гораздо менее зависят от Центра финансово и в гораздо большей степени влияют на общественно-политические процессы в стране в целом. Республика Татарстан является донором федерального бюджета, обе республики имеют население около 4 млн, входят по этому показателю в десятку крупнейших в России. Кроме того, в обеих из них развит промышленный сектор, в том числе добыча нефти и газа.
И в Башкортостане, и в Татарстане на протяжении уже десятков лет разворачиваются ожесточенные внутриполитические дискуссии, связанные со статусом разных языков и этнических общин в обществе, уровнем самостоятельности во взаимоотношениях с Москвой. С другой стороны, оба региона, за счет включенности в тюркскую транснациональную языковую общность и гипотетический «Туран», имеют особые отношения с рядом государств за пределами РФ (Казахстан, Турция), что усиливает внешнее влияние на процессы, происходящие внутри страны.
С началом СВО и мобилизации осенью 2022 г. тема «исхода» из страны стала активно освещаться блогерами, осевшими в разных странах, особенно в Турции. Активизировались вопросы обретения тюркского единства, деколонизации России и создания «Большого Турана». Эти дискуссии, очень заметные в интернете и выдаваемые иногда за признаки «распада России», мало влияли на ситуацию в республиках.
В частности, эксперты отмечали, что эти темы не затмили и даже не ослабили традиционного противостояния по поводу «булгарского» и «золотоордынского наследства», «северо-западных башкирских диалектов» и т. д. Это говорит о том, что вновь возникшие линии водораздела в публичных дискуссия не укоренены столь глубоко, во всяком случае, пока, как вопросы татарского или башкирского доминирования в республиках.
Тем не менее информация, поступающая от блогеров, может повлиять на мировоззрение тех молодых людей, которые не способны критически воспринимать эмоциональные призывы, поступающие извне. В частности, на канале «Тот самый Башкорт» утверждается, что «Башкортостан занимает третье место по потерям, и сегодня башкиры гибнут на чужой войне за имперские амбиции Путина… создается башкирский батальон в составе ВСУ» и т. д.
Выпуски канала татарстанского блогера Р. Айсина, проживающего ныне в Турции, посвящены прошедшим недавно в республике арестам представителей политической, экономической, культурной элиты Татарстана, которые он рассматривает как политику Кремля по подавлению в республике людей, способных иметь собственную позицию, отличную от московской. Несомненно, такая информация с пониманием воспринимается теми людьми, кто был настроен протестно к власти и в предшествующий период, на фоне личных экономических неприятностей, невозможности самореализации и т. д.
В то же время анализ комментариев под самими горячими обсуждениями в социальных сетях показывает, что значительное число людей готовы служить и рассматривают свою службу в контексте изменения своего социально-экономического статуса. Это касается прежде всего сельских жителей, но и в комментариях от их городских сверстников редко можно встретить осуждающие мнения.
Конечно, нужно учитывать, что противники службы чаще всего просто молчат и мы не можем узнать их настроений, но то, что поддержка СВО не является маргинальным мнением, это очевидно. Можно строить предположения по поводу мотивов такого мнения, но трудно оспорить его распространенность. Причем экономический мотив – не всегда единственный.
По наблюдениям экспертов, среди мужчин 30–40-летнего возраста вполне часто встречаются мнения по этому поводу: «Кто, если не мы?», «Кто защитит наши семьи?», «Придут нацисты, а я буду прятаться?!» «Там говорят, – продолжают эксперты, – что это моя родина, что я должен защищать свою семью. То есть у них же семьи тоже здесь, вот почему». Они говорят: «Мы против нацизма, мы патриоты, мы за родину, они не пишут – мы за Россию, они – за родину, возможно, имея в виду свою деревню или район». Такое поведение очень контрастирует с действиями тех тысяч жителей Казани или Уфы, которые оказались в Казахстане уже к вечеру 22 сентября 2022 г. Сами студенты в ходе фокус-групп говорят, что не могли представить себя или своих сверстников в окопах.
Таким образом, восприятие СВО и своего отношения к нынешней ситуации во многом определяется возрастом и социальным опытом. Люди, прошедшие срочную службу и имеющие семьи, оказываются более готовыми к личному участию в СВО и объяснению себе ее задач. Студенческая молодежь, городские жители творческих профессий со страхом примеряют для себя такую перспективу. В селе отношение к СВО другое, там она воспринимается как одна из допустимых стратегий карьеры и жизненного успеха. Хотя и от участников СВО поступает много критики в адрес выплат, отпусков, распоряжения получаемыми автомобилями и т. д.
Власти, опасаясь всплеска этнического сепаратизма, ужесточили информационную политику, что рождает много слухов и желания обратиться к непроверенным источникам, в том числе и из-за рубежа. Подозрительность по отношению к любым инициативам снизу, ставка на репрессивные методы административного давления уже приводят к эксцессам.
Так, в январе 2024 г. перед зданием Баймакского районного суда (восточная часть Башкортостана) собралось более 10 тыс. местных жителей и приехавших из столицы, г. Уфы, сторонников осужденного накануне экологического и этнического активиста Ф. Алчинова, которому вынесли обвинительный приговор за экстремистские высказывания. Участники стихийного митинга не согласны с приговором. На протяжении нескольких предшествующих лет в этом регионе проходили экологические митинги против хищнической разработки некоторых природных зон (холм Куштау) предприятиями из-за пределов Башкортостана.
Эти зоны «оказались» знаковыми символическими местами для формирования этнического башкирского самосознания, и протесты экологической повестки в перспективе, при невнимании властей, могут приобретать этно-мобилизирующий характер и в перспективе приводить к массовым протестам. Эти «экологические» волнения проще купировать на местах, обязывая разработчиков рекультивировать карьеры, отвечая на запросы местных жителей и лишая почвы призывы башкирских националистов «встать за родную землю». Власти этого не сделали и оказались
перед лицом крупнейшего в современной России открытого противостояния народа и власти.
Эти выступления удалось подавить, как и выступления молодежи в столице региона, г. Уфе, несколько дней спустя, где собралось около 2000 человек. Хотя эти выступления формировались с помощью этнической мобилизации, они не угрожали прямо целостности Российской Федерации, поскольку основное недовольство было направлено против местных властей, но они показали силу этнической солидарности в некоторых регионах.
В Башкортостане и Татарстане всегда были и есть сильные и влиятельные национальные элиты, которые поддерживали небольшой градус недовольства Центром, чтобы во время переговоров с московскими чиновниками выторговывать себе лучшие условия. Так что какие-то лозунги этносепаратистского характера всегда были в распоряжении местной молодежи. События января 2024 г. показали, что свое воздействие на аудиторию эти лозунги сохранили, но масштабы уже несравнимы с периодом 1990-х гг., когда в поддержку самостоятельности этих регионов выходили сотни тысяч человек.
Сегодня очевидно, что главным раздражителем выступают не политики из Москвы, а местные чиновники, которые своими некомпетентными действиями вызывают недовольство людей. Показательно, что президент В. Путин в августе 2020 г. фактически поддержал защитников экологии, порекомендовав местным властям прекратить разработку недр частными компаниями, но этого не было сделано. В такой ситуации ресурсы этносепаратизма ограничены, но продолжают сохранять свое воздействие на ситуацию (см. Габдрафиков И. М. Протесты в Республике Башкортостан: сплетение экологических, социально-экономических и этнических проблем // Этнополитическая ситуация в Российской Федерации в 2023 году. Ежегодный доклад Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. СПб., 2023. С. 182–187.).
Для того чтобы уменьшить это влияние, целесообразно было бы смягчить и информационную политику, которая жестко регламентирует любые публикации на чувствительные темы и стиль взаимоотношения местных властей с жителями.
Нужно больше информации от независимых частных каналов, которые давали бы альтернативу зарубежному негативу, показывая успешность молодых жителей Башкортостана и Татарстана в решении карьерных вопросов, самореализации, участии в благотворительности, решении экологических проблем региона. Но учитывая закрытый характер формирования кадрового потенциала местных управленцев, эти предложения внедрить будет непросто.
Заключение
Переходя к общим выводам, нужно отметить, что на основании данных, полученных
в ходе полевых исследований 2022–2024 гг., можно утверждать, что:
– предпосылки для формирования религиозного, этнического, регионального экстремизма в разных регионах Российской Федерации существуют;
– формирующиеся на этой основе угрозы гражданскому единству и внутренней стабильности России ни в одном из регионов не носят сокрушительного, необратимого характера;
– основным фактором, детерминирующим эти вызовы, является недостаточная эффективность, особенно на локальном уровне, существующих государственных и общественных институтов развития человеческого потенциала, включения энергии молодежи в самореализацию в ходе конструктивной деятельности на благо региона и всей страны;
– также недостаточно эффективной выглядит активность местных властей по созданию привлекательной, с учетом местных условий, идеологии соучастия разных категорий населения в развитии страны в целом и в ее отдельных инициативах. В этих условиях повышается актуальность альтернативной идеологии, прежде всего исламистской и локально этнической.
Наиболее быстро экстремистские представления формируются там, где недовольство социальными условиями сочетается с разработанной идеологией противостояния в ее исламистской версии. Это видно на примере Республики Дагестан (ситуация изучалась в 2022 г. и описана в монографии по итогам первого этапа проекта) и мигрантских сообществ России. Неудовлетворенность социальными условиями, выражаемая в этнических принципах, имеет мобилизационный потенциал только там, где уже есть опыт использования этнической солидарности в политических целях (Башкортостан, Татарстан), но и там его ресурсы сильно ограничены.
Даже в этих регионах с сильной центробежной тенденцией идеология противостояния центру строится на этнической основе, так как население регионов многоэтнично и титульное население нигде не составляет подавляющего большинства. В тех же регионах, где титульное население абсолютно доминирует (Дагестан, Чечня), там мобилизация против существующих условий происходит на основе религиозных лозунгов. Так что о собственно региональном экстремизме можно говорить с большой условностью.
Минимизации влияния отмеченных факторов могут способствовать:
– создание комфортных условий самореализации и повышения благосостояния людей в рамках существующих государственных и общественных институтов, повышение доверия людей к органам власти как к эффективным инструментам решения всех возникающих проблем;
– разработка общегражданской идеологии, включающей в себя отсылки к религиозному и этническому многообразию граждан, отвечающей региональным запросам, дискредитирующей религиозный экстремизм как иллюзорный путь без личных перспектив.
Источник: И.С. Савин (г. Москва) Вызовы гражданскому единству и внутренней стабильности России со стороны религиозного, этнического, регионального экстремизма: основные факторы по итогам полевых исследований в 2022–2024 гг. — Этнополитическая ситуация в Российской Федерации в 2024 году. Ежегодный доклад Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. Пермь, 2024. Исследование выполнено в рамках реализации темы НИР «Мониторинг межэтнических отношений и религиозной ситуации по модели Распределенного научного центра в регионах России».
