Вадим Винцерович Трепавлов (10.12.1960 — 31.03.2023)
В недавно изданной работе историка В.В. Трепалова (Трепавлов В.В. Неизданные работы. М., 2024) описываются процессы проникновения идеологии национализма и сепаратизма в региональное руководство и выхода местной власти из-под контроля центра как главную ошибку КПСС. Не все выводы историка бесспорны, но звучат они особенно актуально после обнародования западных проектов «деколонизации России» — разделения на многочисленные национальные и территориальные квазигосударства-княжества.
Стратегические противники рассчитывают на повторении Россией ошибок СССР (если удалось один раз, почему не попробовать ещё?!). В этих условиях введение дополнительных мер по защите российской государственности объяснимо и закономерно. К таким мерам, в частности, относится новая стратегия противодействия экстремизму от 28.12.2024, предусматривающая усиление ответственности со стороны лиц, формирующих национальную проблематику — политиков, религиозных деятелей, обществоведов, журналистов и др.
Распад Советского Союза
(историографический аспект)
Доклад В.В. Трепавлова на ХХ Международном конгрессе исторических наук 1-10 июля 2005 г.
В историографии распад СССР правомерно объясняется целым комплексом причин. Как и крушение любой империи, на этот процесс воздействовали разнообразные политические, экономические, социальные и идеологические факторы. Среди них особо следует выделить этнический фактор как один из наиболее существенных, поскольку Советский Союз являлся многонациональным государством.
Народам бывшей Российской империи пришлось в XX в. пережить многочисленные административные трансформации, законодательные перестройки, репрессии, прежде чем к концу столетия они смогли сформировать собственные полноценные политические элиты. Начало этому долгому процессу было положено в первые послереволюционные годы.
С окончанием Гражданской войны перед большевистскими лидерами встала задача интегрирования окраин в общую систему управления страной (с конца 1922 г. – СССР). Эта задача вытекала в том числе из экономических потребностей государства, унаследованных от империи. Еще в 1919 г. Г. Зиновьев говорил: «Мы не можем обойтись без азербайджанской нефти, без туркестанского хлопка. Мы берем эти продукты, которые нам необходимы, но не так, как брали старые эксплуататоры, а как старшие братья, несущие факел цивилизации» 3.
Вопросы политики в национальных регионах, включая проблему управления в них, рассматривались в начале 20-х гг. на X и XII съездах РКП(б) (соответственно март 1921 и апрель 1923 гг.), а также на специальном совещании в ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей в июне 1923 г. (известном еще как Четвертое совещание ЦК 4).
Главным идеологом и инициатором решений, принятых на этих форумах, был народный комиссар по делам национальностей И. Сталин. Уже тогда он выдвинул идею о ведущей роли партии как в национально- государственном строительстве, так и в многонациональном административном аппарате.
Свои предложения он пытался отстаивать с помощью ссылок на Ленина и апелляций к учению марксизма. Отталкиваясь от основного доктринального тезиса о диктатуре пролетариата, наркомнац считал, что политической и социальной базой диктатуры должны стать центральные промышленные районы, то есть РСФСР, а не окраины, населенные преимущественно крестьянством.
Одним из главных тезисов Сталина было убеждение в необходимости привлечения местных национальных кадров к управлению. Вместе с тем была продумана и система участия представителей союзных республик в центральных органах.
В резолюции XII съезда «По национальному вопросу» предлагалось обеспечить равенство прав и обязанностей республик и национальных областей на принципах равенства; предоставить республикам достаточные широкие финансовые (в частности, бюджетные) полномочия 5. Здравая сталинская мысль об участии коренных национальностей в формировании партийного, государственного и советского аппарата тоже нашла отражение в решениях съездов.
Объявлялось желательным помочь народам «развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национально- бытовым условиям этих народов; развить и укрепить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения… поставить и развить широкую сеть курсов и школ… на родном языке (в первую очередь для киргизов, башкир, туркмен, узбеков, таджиков, азербайджанцев, татар, дагестанцев) для ускоренной подготовки туземных кадров квалифицированных рабочих и советско- партийных работников по всем областям управления…» (выделено нами. – В.Т.) 6.
В докладе на XII съезде Сталин обосновывал политику формирования национальных управленческих кадров: «Для того, чтобы Советская власть стала и для инонационального (т. есть невеликорусского. – В.Т.) крестьянства родной, необходимо, чтобы она была понятна для него, чтобы она функционировала на родном языке, чтобы школы и органы власти строились из людей местных, знающих язык нравы, обычаи, быт. Только тогда …Советская власть, до последнего времени являвшаяся властью русской, станет властью … междунациональной, родной для крестьян ранее угнетенных национальностей, когда учреждения и органы власти в республиках этих стран заговорят и заработают на родном языке» 7.
.
Такая политика получила название коренизации. Она была четко, по пунктам, сформулирована на Четвертом совещании, созванном для обсуждения практических мер по осуществлению решений XII съезда по национальному вопросу. Совещание постановило, во-первых, очистить государственный
и партийный аппараты окраин от националистов; во-вторых, неуклонно и систематически вводить в делопроизводство местные языки и обязать ответственных работников изучать их; в-третьих, избирать и привлекать «более или менее лояльные элементы местной интеллигенции» к работе в административных учреждениях при одновременном акценте на подготовке новых кадров из
числа коммунистов 8. Последний пункт объявлялся «одной из коренных задач партии» 9 – скорейшее выращивание социально близкой правящей прослойки, не связанной с традиционными дореволюционными элитами.
Установка на борьбу с уклонами давалась не случайно. Сталин отметил две крайности, одинаково осуждаемые: с одной стороны, «уклон к национализму», выражавшийся в пренебрежении коммунистов исторически более сильных и развитых национальностей к представителям более слабых (это было характерно для Грузии, Азербайджана, Бухарской и Хорезмской народных республик), с другой – «уклон к великорусскому шовинизму» как высокомерное игнорирование локальных национальных особенностей 10. При этом местные коммунисты порой желали самостоятельно вершить дела в регионах, что вызывало резонное недовольство наркомнаца.
В одном из своих писем Ленину Сталин отметил: «За четыре года Гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных национал- независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство Цека РКП как обман и лицемерие со стороны Москвы» 11.
Но, справедливости ради, надо сказать, что «Москва» никогда не обещала местным коммунистам полной независимости. Тактические послабления партийной дисциплины для партийных организаций окраин в период Гражданской войны не могут расцениваться как стремление отделить их от общего корпуса РКП(б).
После завершения войны ЦК тем более взялся за установление своего твердого контроля. Это сразу породило возражения на местах. С трибуны XII съезда такую точку зрения озвучил представитель Украины Гринько, говоривший о «глубочайшей централизаторской тенденции» в действиях столичных инстанций, о начале директивного диктата по мельчайшим вопросам, в частности, налоговой и бюджетной политики – вопреки объявленной ранее самостоятельности союзных республик в этих аспектах 12. Резолюция съезда объявила было подобную «тенденцию» «результатом наследства старого» 13, но в действительности Центр не собирался ослаблять контроль.
Выстраивалась жесткая мобилизационная модель экономики и всего государства, в которой
не было места реальной самостоятельности республик. При всей актуальности коренизации и даже, возможно, искренности намерений ее инициаторов во главе со Сталиным, привлечение и воспитание национальных кадров сопровождалось массовым командированием на окраины руководителей из Центра.
Только в 1923 г. Орграспредотдел ЦК направил на периферию более 10 тысяч человек, из которых больше половины составляли ответственные работники 14.
Коренизацию возможно определить как формирование элементов национальной государственности, сопровождавшееся укреплением государственного аппарата кадрами, знающими язык, быт и психологию местного населения.
Ее назначение состояло в создании возможности получения образования, развития культуры и организации делопроизводства на родном языке; вовлечении местных жителей в социалистическое народное хозяйство; наконец – наиболее важное для нашей темы – в подборе, подготовке и выдвижении кадров местных национальностей в управленческий аппарат. И действительно, во многих сельских волостных управлениях документы стали составляться на национальных языках (были быстро составлены соответствующие алфавиты), для подготовки работников создавался институт практикантов, а также курсы по изучению местных языков русским населением 15.
Одна из целей коренизации состояла в спешной подготовке новой коммунистической элиты, призванную сменить старую («спецов»), которую по необходимости приходилось пока привлекать к управлению. В этом отношении показательна кампания 1927–1929 гг. в Таджикистане под лозунгом «Борьба батрака и бедняка в союзе с середняком против байства и за полное овладение низовым советским аппаратом» 16.
1930-е гг. отмечены резким усилением «руководящей и направляющей» роли Коммунистической партии во всех сферах жизни СССР, в том числе и в национальной политике, национально- государственном строительстве. Особые, даже чрезвычайные меры были предприняты после XVII съезда ВКП(б) (1934 г.): на транспорте и в сельском хозяйстве вводились временные чрезвычайные органы – политотделы, на крупных промышленных предприятиях учреждались должности парторгов ЦК, для надзора за выполнением решений верховных органов создавалась Комиссия партийного контроля при ЦК – она назначала своих эмиссаров в союзные республики.
После краткого периода декларативной самостоятельности республик в составе Союза наступила эпоха все более жесткого диктата Центра. Сложная внутрипартийная и идеологическая обстановка конца 20-х – начала 30-х гг., борьба с различными уклонами в ВКП(б) порождалась, кроме прочих причин, и протестом многих партийцев против крепнущего всевластия Вождя. В Белоруссии, Украине, Закавказье, Казахстане и Средней Азии наблюдалось сопротивление сталинской национальной политике, подчинению национального вопроса общегосударственному подходу, сопровождавшемуся пренебрежением к национальным особенностям, непониманием местной специфики.
Попытки отстоять право на принятие самостоятельных решений, попытки корректировать жесткую линию Центра «легко» облекались в обвинения в национализме (национально-демократическое течение в среде белорусской интеллигенции, деятельность Н. Скрыпника на Украине и др.) 17. Тем более, что, выступая за самостоятельность, коммунисты и чиновники национальных регионов объективно защищали интересы народов, а это с раздражением воспринималось в Кремле. Развернулась вакханалия борьбы с «националистическими уклонами».
Пик подобных «разоблачений» пришелся на начало 30-х гг., время после XVI съезда ВКП(б) (1930 г.). В ходе партийной чистки из ВКП(б) было исключено (в том числе в союзных республиках) 18,3% прошедших ее 18. Еще более опустошительным оказался период массовых репрессий 1937–1938 гг., когда пострадали высшие партийные и хозяйственные кадры в республиках (как правило, они пытались продолжать политику 20-х гг. на развитие национальных культур). Бюро ЦК компартий Туркмении и Украины были репрессированы в полном составе 19.
В результате охваченный страхом и деморализованный террором аппарат стал беспрекословно подчиняться центральным партийным директивам.
Перетряхивание кадров сопровождалось выстраиванием унифицированной административной иерархии по всей стране. 27 марта 1930 г. Центральный Исполнительный комитет и Совет народных комиссаров СССР приняли закон «О ликвидации округов»: устанавливалась система районов с целью укрепления низших уровней управления; функции и материальные средства бывших округов были переданы исполкомам районов, в которые перешло не менее 90% ответработников окружного звена. Одновременно происходило разукрупнение областей и районов, учреждение в них партийных, советских и хозяйственных инстанций, постепенное разрастание бюрократии в республиках, как и всего управленческого механизма, особенно исполнительных и карательных органов 20.
К середине 30-х гг. можно говорить о полной утрате самостоятельности Советами в качестве носителей власти. Вмешательство партийных чиновников стало всеобъемлющим. Губкомы и ЦК компартий союзных республик могли отменять выборы в Советы, «рекомендовали» (фактически назначали), подбирали и выдвигали кандидатуры для них, без всяких, даже формальных, перевыборов меняли председателей исполкомов. Советская власть сохранялась лишь номинально. Например, только в 1931–1932 гг. по указке партийных комитетов в Грузии был снят 91 председатель сельского Совета, в Армении – 25 21.
В целом политика унификации, установления партийного диктата и борьбы с уклонами привела к свертыванию коренизации. Причинами этого послужили также, во-первых, инертность и отсталость местных партийных и советских работников, не желавших вникать в тонкости национального вопроса; во-вторых, разгоревшаяся борьба с национализмом, «буржуазно- националистическими»
уклонами в руководстве многих республик; в-третьих, сильное влияние клановости, трайбализма, особенно при формировании выборных органов (последнее было характерно, в частности, для Средней Азии и Казахстана).
Угасло принудительное применение национальных языков в учреждениях, вводилось обязательное изучение русского языка в школах, на нем же велось преподавание в высших учебных заведениях… Но при этом продолжалось постепенное зарождение национальной номенклатуры, национальной элиты. Идея Сталина о создании национальных управленческих кадров продолжала осуществляться
под его жестким контролем.
Под этим неусыпным контролем, осуществлявшимся через Орграспредотдел ЦК ВКП(б) во главе с В. Молотовым, Л. Кагановичем, Г. Маленковым и др., велось строительство аппарата в республиках. В соответствии с постановлением ЦК от 16 ноября 1925 г., все ЦК республиканских компартий должны были «приступить к выработке номенклатуры должностей местных органов, назначения на которые производится с утверждением данных парторганов и по согласованию с ними, руководствуясь при этом номенклатурами ЦК».
К постановлению прилагалась «Инструкция о формах согласования назначений и перемещений руководящих работников местных учреждений», в которой, в частности, указывалось: «Все предложения местных парторганов о перемещениях и назначениях работников, перечисленных в Номенклатурах № 1 и 2, должны ставиться через Орграспред ЦК партии. Самостоятельно назначать и смещать этих работников местные парторганы не могут» 22. Может быть, уже тогда в республиках разрабатывались свои номенклатуры должностей.
В марте 1930 г. вышло постановление о выдвижении рабочих в советский аппарат. С одной стороны, появилась возможность для широкого народного участия в управлении, но с другой, снизилось качество кадров. Во властные структуры попадали люди случайные, мало компетентные. Это было одной из причин мелочной партийной опеки над Советами и хозяйственными органами; вот почему любая хозяйственная кампания (посевная, уборочная и т. п.) в довоенные годы регулировалась так называемыми сталинскими путевками – инструкциями, где расписывались в деталях все мероприятия.
Готовность к выполнению любых партийных поручений, ограниченная квалификация, полная зависимость от воли верховного руководства характеризует политическую элиту сталинской эпохи и объясняет ее частые перемещения на постах. В среднем каждые 2–3 года руководящий работник менял должность и «перебрасывался» на другой участок работы 23. Относительная стабильность
в кадровой политике наступила лишь в послевоенные годы, когда были окончательно разработаны и утверждены номенклатуры должностей ЦК КП союзных республик 24. Но придание этим руководящим кадрам четкой организации в последние годы жизни И. В. Сталина не означало пока какой-либо самостоятельности для местных элит.
Высшее руководство по всей стране представляло собой единый эшелон власти, спаянный суровой партийной дисциплиной и ответственностью, догматической идеологией, стальной волей Вождя, который безраздельно командовал кадровой политикой и определял, кого и в какой степени следует допустить к управлению властными и экономическими ресурсами страны и республик 25. Надзор оставался тотальным. ЦК ВКП(б) то и дело разражался постановлениями о «положении дел» в республиканских партийных организациях и, в частности, о кадровой политике в них. Так, ЦК КП Украины и Белоруссии удостоились разноса за совмещение партийно-политического и хозяйственного руководства (так как партия, как указывалось, должна осуществлять лишь политическое руководство государственными и хозяйственными органами); в 1949 г. была отменена практика совмещения первыми секретарями ЦК КП республик обязанностей первых секретарей горкомов местных столиц 26.
Подобными мерами Центр пытался воспрепятствовать естественному процессу постепенной концентрации власти и значимых функций в руках республиканских элит. Концентрация немного замедлялась, но прекратить ее не удалось.
К тому же сам партийный Центр порой действовал противоречиво, поскольку сам вмешивался в непартийные дела. После освобождения западных территорий от немецкой оккупации в Москве были организованы два Бюро ЦК ВКП(б) – по Латвии, Литве и Эстонии и по Молдавии. Они имели большие полномочия, принимая решения, обязательные для парторганов соответствующих республик; в их состав входили столичные ответработники, первые секретари республиканских ЦК и председатели республиканских Совнаркомов. Эти Бюро организовывали деятельность не только местного партийного, но и государственного, хозяйственного аппарата, контролировали подготовку кадров 27.
После смерти Сталина в отношениях между Центром и союзными республиками стали происходить довольно быстрые изменения. Начался процесс окончательного оформления местных национальных элит, подготовленный предыдущим периодом, когда была создана институциональная база элиты –
пирамида власти. Кандидаты на руководящие посты отбирались теперь, как правило, в недрах номенклатуры, которая окончательно сложилась в 50-х – 60-х гг. Эти люди объективно становились, по выражению Дж. Хоскинга, «передаточным звеном в системе функционирования власти между тоталитарным Центром и национальным сознанием у себя дома» 28.
Хотя цель у преемников Сталина оставалась прежней – создание наднациональной социалистической общности народов с русским языком в качестве основного, но, в отличие от покойного Вождя, они внимательнее относились к национальным чувствам народов. Этому способствовал и такой объективный процесс всесоюзного масштаба, как массовый приток в города выходцев из деревни. Этот маргинальный слой сохранял национальные культурные и бытовые традиции и влиял на повышение престижа национальных культур в среде городского населения –
у рабочих, служащих, студентов… Особенно подобное явление было заметно в Белоруссии, Украине, Молдавии и республиках Закавказья; Средняя Азия и Казахстан в этом отношении изменились менее заметно, поскольку там и без того традиции патриархальной семьи держались довольно прочно 29.
Однако главным толчком к кристаллизации национальных элит послужила «десталинизация» экономической политики по отношению к национальным регионам, пик которой пришелся на середину – вторую половину 50-х гг. Этот процесс начался в 1954 г., но развернулся в полную силу после XX съезда КПСС.
Существенно расширились полномочия республиканских административных и хозяйственных органов, многие вопросы передавались в их самостоятельное ведение: в компетенцию Советов Министров союзных республик переходило планирование объема производства и капиталовложений по предприятиям и ведомствам, а за союзным Совмином оставалось только определение общего объема валовой и товарной продукции, а также капиталовложений по республикам; в подчинение республиканским органам передавалось 11 тысяч промышленных предприятий; с 1956 г. возросла доля отчислений в республиканские бюджеты по отдельным видам доходов; в итоге бюджет, например, Узбекистана за 1957–1958 гг. увеличился вдвое; в ведение республик передавались
функции руководства судебными учреждениями и органами юстиции, разработки законодательства и устройства судов, утверждения гражданского, уголовного и процессуального кодексов, разрешения вопросов территориально-административного устройства; республики получили право самостоятельного решения вопросов высшего и среднего образования 30.
В 1960-х гг. экономическая самостоятельность союзных республик еще более возросла.
В литературе можно встретить различные оценки перечисленных мероприятий: от восторженного восхваления (как правило, в работах советского периода) до объявления их декларативными и «незначительной косметической операцией» 31. Действительно, в руках верхушки партийного аппарата оставалась чрезмерно сконцентрированная власть; функция выработки экономической
стратегии, контроль над кадровой политикой по-прежнему находились в ведении Центра. В ходе радикальных и не всегда продуманных преобразований Н. С. Хрущева и в его реформаторских замыслах национальный фактор нередко игнорировался. Так, при подготовке новой Конституции СССР в 1962 г. рассматривался вопрос о ликвидации союзных республик на основе национального принципа как якобы изжившего себя; вместо них планировалось учредить 9–10 республик в соответствии с экономическими районами – в частности, Среднеазиатскую, Закавказскую, Прибалтийскую и Центральную 32.
Однако резкое увеличение экономических прав республик послужило второй важнейшей предпосылкой формирования национальных элит (наряду с конструированием властно- административной структуры в 30-х – начале 50-х гг.). Теперь республиканская номенклатура могла не только управлять подведомственной собственностью в качестве агентуры центрального аппарата, но и получила доступ к распоряжению ею по своему усмотрению – распоряжению пока не бесконтрольному, но уже не под пристальным присмотром и не под ежечасной угрозой репрессий.
Появилась принципиальная возможность аккумуляции ресурсов, связей, информации. Начался этап становления собственно национальных элит в союзных республиках.
На протяжении 50-х – 80-х гг. республиканская номенклатура крепла и разрасталась, а партийный аппарат – костяк политической элиты – все шире распространял свою компетенцию. Решением февральско- мартовского 1954 г. пленума ЦК КПСС председатели колхозов включались в номенклатуру обкомов, крайкомов и ЦК КП союзных республик; в середине 60-х гг. в номенклатуру республиканских ЦК вошли секретари обкомов, горкомов и райкомов ВЛКСМ, а в номенклатуру горкомов и райкомов КПСС – секретари первичных комсомольских организаций промышленных предприятий, колхозов и совхозов 33.
Все это способствовало формированию кадрового резерва элиты, источника ее институционального, избавленного от случайностей рекрутирования.
В то же время новые требования к компетентности кадров заставляли обращать все большее внимание не только на чистоту анкет и преданность партийной идеологии, но и на уровень профессиональной подготовленности. Процесс руководства требовал высокой квалификации, и правящие круги пополнялись теперь, главным образом, за счет людей с высшим образованием. Только на Украине за 1960–1980 гг. число таковых возросло со 108 тысяч до 293 тысяч 34. В течение
того же двадцатилетия в союзных республиках устойчиво росло количество первых секретарей горкомов с высшим техническим образованием, хотя доля кадров с опытом длительной работы по управлению производством была гораздо ниже, чем в РСФСР, а с опытом работы в комсомоле и на других идеологических «участках» – намного выше 35.
Эта тенденция начала проявляться сразу после Великой Отечественной войны, когда для восстановления и демилитаризации экономики потребовались квалифицированные руководители. Высшее, желательно экономическое и техническое образование оказывалось необходимым не только
для решения повседневных вопросов на местах, но и для связей с Центром, потому что в условиях тотального дефицита и строгой плановости хозяйства одним из основных аспектов экономической жизни СССР стала борьба различных ведомств и территориальных образований (в том числе и союзных республик) за инвестиции и фонды. Причем, такая борьба велась от мелких проектов на уровне отдельных предприятий до макроуровня (нефте- и газоразработки) 36.
По доле коммунистов с высшим образованием в начале 80-х гг. республики располагались по убывающей так: РСФСР, Украина, Белоруссия, Грузия, Армения, Узбекистан, Азербайджан, Казахстан, Литва, Латвия, Эстония, Молдавия, Таджикистан, Туркмения, Киргизия 37. Причем, до начала 60-х гг. высшее образование партийные кадры получали в основном в различных партшколах, и только через двадцать лет во всех республиках у руля встали работники с полноценной профессиональной квалификацией 38.
Эта интеллектуальная трансформация сопровождалась и подвижками в национальном составе республиканских элит. Все больше становилось нерусских партийных секретарей. Уже к концу 50-х гг. в восьми из четырнадцати союзных республик (РСФСР не учитывается) секретари по оргвопросам принадлежали к местным национальностям 39.
Естественно, что при постоянном напоре и интригах республиканских властей вокруг общего, союзного источника распределения ресурсов и, в конечном счете, благ, Центру требовалась продумать особые меры для контролирования аппетитов усиливающихся элит и тесного сотрудничества с ними.
Одной из таких мер стало привлечение их представителей к решению общесоюзных вопросов.
Сложилось обязательное правило: все общепартийные и общегосударственные документы (пятилетние планы, доклады генеральных секретарей на различных форумах) предварительно обсуждались первыми секретарями ЦК КП и председателями Советов Министров союзных
республик. Без их ведома и согласия в 60-х – 70-х гг. не принималось практически ни одно важное значение общесоюзного масштаба 40. Практиковалось и привлечение национальный представителей в центральные органы власти.
Так, председатели республиканских Советов Министров вошли в состав союзного Совмина, а председатели республиканских Верховных Судов – в состав Верховного Суда СССР.
В те же годы окончательно сформировалась система кадровой работы Центра с республиканскими партийными организациями. Отдел оргпартработы ЦК КПСС включал, кроме прочих, сектора Украины и Молдавии, прибалтийских республик и Белоруссии, Средней Азии, Казахстана, республик Закавказья. Через них шли не только назначения и перемещения должностных лиц партийного и государственного аппарата, но и осуществлялся постоянный контроль над деятельностью парторганов. Время от времени результаты такого контроля находили выражение в постановлениях ЦК, причем меры по устранению недостатков, замеченных в одной республике, рекомендовалось брать на вооружение и в других 41.
В итоге к началу 80-х гг. сложилась стройная иерархия партийно-государственного аппарата с сильным Центром и сильными периферийными (на республиканском уровне) звеньями. При этом общая послесталинская либерализация режима ослабила у элит страх перед ответственностью за положение на вверенных территориях. Все большее распространение получали концентрация ресурсов в руках местной верхушки; иногда это выливалось в коррупцию.
В сентябре 1959 г. пленум ЦК КП Узбекистана освободил от должности первого секретаря Камалова – в том числе и за постройку дорогостоящей дачи. На его место был избран Рашидов с задачей борьбы с подобными «нездоровыми» явлениями (известно, что его правление ознаменовалось настоящим расцветом коррупции в республике).
В июне 1961 г. пленум ЦК КП Таджикистана рассмотрел вопрос об антипартийной и антигосударственной деятельности первого секретаря Улджабаева и предсовмина Додхудоева:
обнаружились приписки во всех хлопкосеющих районах, что не составляло тайны для высших руководителей республики. Выяснилось, что махинации координировал заместитель Додхудоева при содействии прокурора Таджикистана.
Аналогичная информация в те же годы оглашалась на пленумах ЦК КП Азербайджана, Армении, Казахстана и др. Трактовалось данное явление всегда однозначно: махинациями и приписками занималась небольшая группа, а в целом республиканская парторганизация здорова и в силах самостоятельно справиться с трудностями (так Хрущев говорил, в частности, об Азербайджане) 42.
Центральные органы пытались, разумеется, пресекать криминальные явления, но при отсутствии политической воли для этого на самой вершине властной пирамиды дело зачастую ограничивалось общими и в целом мягкими упреками, рекомендациями «улучшить», «обеспечить», «усилить», «углубить» и т. п.
Центральная власть понемногу, помимо желания, утрачивала управляемость национальной периферией. Бюрократически организованная административная машина переиначивала спускаемые сверху директивы в выгодном для себя смысле 43. Сохраняя формальную подчиненность Центру и зависимость от него, руководство союзных республик формировало собственные
резервы и системы рекрутирования кадров. Организованные в парадигме «патрон – клиент» 44, эти системы лишь номинально использовали декларируемые партией «ленинские принципы подбора, воспитания и расстановки кадров», то есть принятое в СССР постепенное бюрократическое передвижение вверх по карьерной лестнице под обязательным партийным контролем.
Все более заметными становились факторы землячества, клановости, личных и семейных связей.
Снижение влияния высшего руководства на республиканские элиты, на местные кланы, тотальная коррупция брежневской эпохи побудила генерального секретаря Ю. Андропова попытаться ограничить власть местных лидеров, выходящих из-под контроля, и вновь интегрировать их с Центром. Жесткая антикоррупционная кампания Андропова преследовала в том числе и эту цель.
Однако вскоре сменивший его К. Черненко свернул эти мероприятия, начав противоположный процесс – фактическую легитимизацию правящей элиты.
Развернувшаяся в 1984 г. кампания по повышению роли Советов имела одной из главных задач придать законность совмещению партийных и советских должностей, наделить в будущем руководство КПСС и компартий союзных республик незыблемым официальным статусом правящей элиты45. В таком полусамостоятельном состоянии набирающие силу и власть национальные элиты
вступили в период Перестройки.
В целом общая динамика развития национальных политических элит союзных республик просматривается в следующем виде.
В начальный период существования в СССР центральные власти инициировали смену элит посредством рекрутирования номенклатурных рядов, во-первых, из социальных низов, во-вторых, из местных национальностей.
Одновременно шла бескомпромиссная борьба с попытками отстоять национальные культурные и экономические особенности, что трактовалось как политическое преступление, буржуазный национализм.
С укреплением тоталитарного режима только начавшие формироваться элиты подверглись суровым испытаниям – чисткам, репрессиям, кадровым перетряскам. Для элит сталинской эпохи было характерно частое перемещение работников на постах. При этом главным критерием попадания в номенклатуру оказывалась «чистота» анкеты, преданность Вождю и партии, убежденность в марксистско- ленинской идеологии. Деловые качества трактовались, как правило, в виде способности наилучшим образом выполнить руководящие установки. Тем не менее именно до начала 50-х гг. закладывались организационные основы национальных элит.
В эпоху десталинизации второй половины 50-х – середины 60-х гг. сложились экономические основы их влияния. Решающим шагом в этом направлении стало расширение хозяйственных полномочий республиканских властей во время правления Хрущева.
Во второй половине 60-х – 80-х гг. организационные структуры и экономические потенциалы национальных элит выстроились в мощные жизнеспособные институциональные системы, и республиканская номенклатура окончательно утвердилась у власти в своих регионах. Центр довольствовался проявлениями лояльности, участием республик в выполнении пятилетних планов и видимым соблюдением партийно- государственной дисциплины.
Вопиющие нарушения последней, растущая коррупция не вызывали у «либерального» брежневского руководства желания приструнить местных лидеров. Те чувствовали свою безнаказанность и уже фактически игнорировали уставные (партийные) и конституционные нормы, превращая выборы в формальность, прием в партию и выдвижение на номенклатурные посты в фикцию, сплачивая
вокруг себя мощные полукриминальные кланы из земляков, соплеменников, фаворитов.
К середине 80-х гг. национальные элиты союзных республик крепко держали власть, были сильны в организационном отношении, обеспечены материальными и интеллектуальными ресурсами.
Постепенно созревали условия для обретения ими большей самостоятельности. При этом даже символическая государственность союзных республик в составе фактически унитарного государства объективно позволяла создать основу для борьбы за реальную автономию 46 (и в перспективе за независимость).
Уже при самом общем анализе процесса формирования национальных элит, возможен следующий вывод. Коммунистическая партия, правящий в Союзе режим объективно способствовали образованию республиканских элит и тем самым объективно готовили почву для распада Союза. Прочие политические факторы (не всегда удачные действия президента Горбачева, борьба с ним новых политических сил в конце 80-х – начале 90-х гг., внешние воздействия и проч.) сами по себе
едва ли привели бы к отделению республик, если бы в них за годы Советской власти, особенно за четыре послевоенных десятилетия, не сформировался потенциал власти, достаточный для самостоятельного существования.
Литература
1,2 Доклад В. В. Трепавлова на ХХ Международном конгрессе исторических наук (1–10 июля),
Австралия (Сидней), 2005 г.
3 Цит. по: Геллер М., Некрич А. Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 года до
наших дней. Кн. 1. М., 1995. С. 166.
4 История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4. Кн. 1. М., 1970. С. 282.
5 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, совещаний и пленумов ЦК. Т. 2. М., 1970. С. 441.
6 Там же. С. 252; см. также резолюцию XII съезда (там же. С. 441). Характерно, что большинство из перечисленных народов ко времени принятия цитируемой резолюции X съезда еще не входило в союзное государство и считалось номинально независимым.
7 Двенадцатый съезд РКП(б). 17–25 апреля 1923 года: Стенографический отчет. М., 1968. С. 482.
8 КПСС в резолюциях. Т. 2. С. 491, 492.
9 Там же. С. 488.
10 Там же. С. 441, 442.
11 Письмо И. В. Сталина В. И. Ленину 22 сентября 1922 г. // Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 199.
12 Двенадцатый съезд РКП(б). С. 503.
13 КПСС в резолюциях. Т. 2. С. 440.
14 Костиков В. Блеск и нищета номенклатуры // Огонек. 1989. № 1. С. 13.
15 См., напр.: История Киргизской ССР: С древнейших времен до наших дней. Т. 3. Фрунзе, 1987. С. 322.
16 История Таджикской ССР. Душанбе, 1983. С. 209.
17 Кислицын С. А. Эволюция и поражение большевистской элиты. Ростов-на- Дону, 1995. С. 82,
83. Скрыпник был народным комиссаром просвещения Украины, состоял членом Политбюро КП(б)У и Исполкома Коминтерна. На своем наркомовском посту он сменил Шумского, дабы исправить «националистические» перегибы последнего. Однако безграмотная русификаторская политика первого секретаря ЦК КП(б)У Л. Кагановича вызвала у него протест. Скрыпник выступал за развитие национального самосознания украинцев, пытался добиться повышения уровня суверенитета Украины, реальной борьбы с великорусским шовинизмом. Благодаря его деятельности, кадры украинской национальности стали преобладать в республиканских Наркомпросе, Наркомземе, Наркомюсте… В ноябре 1932 г. на пленуме ЦК КП(б)У преемник Кагановича C. Косиор расценил это как захват важных постов петлюровцами. ЦК ВКП(б) отреагировал жесткими заявлениями на меры Скрыпника. В следующем году тот получил должность заместителя председателя Совнаркома Украины, но, не выдержав травли, застрелился.
18 История КПСС. Т. 4. Кн. 2. М., 1971. С. 283.
19 Хоскинг Дж. История Советского Союза: 1917–1941 гг. М., 1994. С. 257.
20 История Узбекской ССР. Т. 3. Ташкент, 1967. С. 542; Т. 4. Ташкент, 1968. С. 59; Коржихина Т. П.
Советское государство и его учреждения: ноябрь 1917 г. – декабрь 1991 г. М., 1994. С. 23.
21 Коржихина Т. П., Сенин А. С. История российской государственности. М., 1995. С. 219.
22 Цит. по: Коржихина Т. П., Фигатнер Ю. Ю. Советская номенклатура: становление, механизмы действия // Вопросы истории. 1993. № 7. С. 27, 28.
23 Там же. С. 29. Разумеется, речь не идет о московской руководящей верхушке.
24 История КПСС. Т. 5. Кн. 2. М., 1980. С. 225.
25 См. также: Ледонн Дж. П. Правящий класс России: характерная модель // Международный журнал социальных наук. 1993. № 3. С. 187; Armstrong J. A. The Soviet bureaucratic elite. A case study of the Ukrainian apparatus. N. Y., 1959. P. 149.
26 История КПСС. Т. 5. Кн. 2. С. 216, 221, 226; История Узбекской ССР. Т. 4. Ташкент, 1968. С. 188. Т. 5. Алма- Ата, 1980. С. 295; История Молдавской ССР. Т. 2. Кишинев, 1968. С. 624; История Узбекской ССР. Т. 4. С. 248–250; История Украинской ССР. Т. 9. Киев, 1985. С. 535.
27 История КПСС. Т. 5. Кн. 2. С. 222, 223.
28 Хоскинг Дж. История Советского Союза: 1917–1991 гг. М., 1994. С. 266.
29 Там же. С. 270.
30 Об этих мероприятиях см.: История Белорусской ССР. Минск, 1977. С. 464; История Грузии. Т. 3. Тбилиси, 1968. С. 329; История Казахской ССР: С древнейших времен до наших дней.
31 См. напр.: История Казахстана с древнейших времен до наших дней: Очерк. Алматы, 1993. С. 340; Коржихина Т. П., Фигатнер Ю. Ю. Указ. соч. С. 202.
32 Пыжиков А. В. Политические преобразования в СССР: (50–60-е годы). М., 1999. С. 266.
33 История кыргызов и Кыргызстана. Бишкек, 1995. С. 253; История Украинской ССР. Т. 9. Киев, 1985. С. 290.
34 История Украинской ССР. Т. 10. Киев, 1985. С. 632.
35 Hough J. F., Fainsod M. How the Soviet Union is governed. Cambridge (Mass.), L., 1979. P. 499.
36 Idem. P. 512, 514.
37 Harasymiw B. Political elite recruitment in the Soviet Union. N. Y., 1984. P. 121.
38 Bialer S. Stalin’s successors: Leadership, stability and change in the Soviet Union. Cambridge e. a., 1980. Р. 215, 216.
39 Hough J. F., Fainsod M. Op. cit. P. 211.
40 Молчанов А. И. Россия, Украина и Белоруссия от Н. Хрущева до Беловежской Пущи: Проблемы и противоречия национальной политики и межнациональных отношений в славянских республиках Союза ССР. Автореф. докт. дисс. М., 1997. С. 20.
41 См., напр.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 11.
М., 1978. С. 145.
42 Пыжиков А. В. Указ. соч. С. 207–209. Исследовав доступные материалы по коррупции 1965–1990 гг. У. Кларк ранжировал союзные республики по степени коррумпированности следующим образом: Азербайджан, Грузия, Армения, Молдавия, Туркмения, Киргизия, Росcсия, Узбекистан, Эстония, Таджикистан, Украина, Литва, Казахстан, Белоруссия, Латвия (Clark W. A. Crime and punishment in Soviet offi cialdom: Combating corruption in the political elite, 1965–1990. Armonk (N. Y.), L., 1993. P. 90, table 3, 6). Критерием послужило число чиновников, осужденных за хищения, приписки и т. п.
43 Urban M. Elite stratifi cation and mobility in a Soviet republic // Elites and political power in the
USSR. Cambridge, 1988. P. 141. 44 См.: Moses J. C. Regional cohorts and political mobility in the USSR: the case of Dnepropetrovsk //Soviet Union. 1976. Vol. 3. Pt. 1. P. 72, 73; Breslauer G. W. Provincial party leaders’ demand articulation and the nature of centre – periphery relations in the USSR // Slavic review. 1986.
Vol.
45. № 4. 45 Штамм А. Эволюция элиты // Посев. 1993. № 2. С. 52, 53.
46 Bialer S. Op. cit. P. 210.
Источник: Трепавлов В.В. Неизданные работы. М., 2024. — 840 с.