Биография Петра Рычкова

02_b55 Биография Петра Рычкова БАШКИРИЯ История и краеведение ОРЕНБУРГСКАЯ ОБЛАСТЬ Фигуры и лица

Биография Петра Рычкова

В этом году исполнилось 200 лет со дня рождения первого историка Уфимского края, члена-корреспондента Петербургской Академии наук Петра Ивановича Рычкова. В октябре я уже разместил на блоге книгу  П.И. Рычкова «ИСТОРИЯ ОРЕНБУРГСКАЯ ПО УЧРЕЖДЕНИИ ОРЕНБУРГСКОЙ ГУБЕРНИИ» (1759), которая является ценным источником сведений о Южном Урале в XVIII в. Сегодня публикую отрывки из книги Ф. Н. Милькова «П. И. Рычков. Жизнь и географические труды» (М. 1955), имеющей непосредственное отношение к истории нашего края. Смотрите также список известных и малоизвестных публикаций П.И. Рычкова.

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

Глава 1. На пути к науке

Глава 2. Член-корреспондент Академии наук

Глава 3. «Топография Оренбургская»

Глава 4. Сотрудничество в Вольном Экономическом обществе

Глава 5. Последние годы жизни. Последние труды

Заключение

Приложение 2. Описание города Оренбурга по неопубликованной рукописи П. И. Рычкова «Лексикон или словарь топографической Оренбургской губернии» (1777)

44538753 Биография Петра Рычкова БАШКИРИЯ История и краеведение ОРЕНБУРГСКАЯ ОБЛАСТЬ Фигуры и лица

 

Глава 1. НА ПУТИ К НАУКЕ

Жизненный путь П. И. Рычкова нельзя считать обычным для ученого XVIII века. П. И. Рычков не был богатым человеком и не имел знатных предков; он не кончал ни школы, ни какого-либо специального учебного заведения; наконец, длительное время научные изыскания он вынужден был совмещать с работой чиновника.

Относительно своих предков П. И. Рычков в семейных «Записках», предназначавшихся для детей, сообщает следующее: «Вам, дражайшие мои дети, предками своими тщеславиться нельзя и не должно, однакож и стыдиться причины нет, хотя бы кто и подлостью, хотя бы кто, от незнания и подлости, вас попрекнул. Меня самого иногда тем безрассудные люди попрекали, но от скромности моей всегда сами устыдяяся отходили. Подлинно в предках наших (сколько я сведом) не только бояр и генералов, но и полководцев не было, однако не все генералы от генералов родятся»1.

Родился Петр Иванович Рычков 1 октября 1712 года2, в городе Вологде, в семье купца Ивана Ивановича Рычкова. Петр был у него единственным сыном, так как остальные дети умерли в раннем детстве. Иван Иванович Рычков торговал хлебом и, выполняя подряды на казну, разорился в 1720 году, после чего переехал в Москву. «В таких наших обстоятельствах, — пишет про свою юность Рычков, — принужден я был не только мое ученье, но и, родителей моих оставляя, сыскивать способ к их облегчению и где б себя употребить, что как мне, так и им было не без печали, тем наипаче, что они, покойные, никакого беспутства во мне не видели, но еще и годность нарочитую с немалою и всегдашнею охотою к наукам примечали; а где и как меня пристроить, по тогдашнему своему состоянию, способов не находили»1.

Несмотря на материальные затруднения, Иван Иванович Рычков сделал все возможное, чтобы дать образование своему единственному сыну. К тому же ученье молодому Петру Рычкову давалось легко, он рос живым, любознательным ребенком. Ко времени переезда в Москву, когда Петру Рычкову еще не исполнилось и 8 лет, он «читать и писать по-русски умел уже нарочито» 2. В Москве он быстро выучился голландскому языку и арифметике, после чего был отдан на обучение иностранным языкам, бухгалтерии и коммерции к директору полотняных фабрик И. П. Тамесу, с которым отец Рычкова находился в давней дружбе.

Разорение отца вынудило молодого П. И. Рычкова очень рано пойти на службу. В этом помогло ему знание иностранных языков — немецкого и голландского, а также арифметики и бухгалтерии, что в то время ценилось очень высоко. 18-летним юношей П. И. Рычков был назначен правителем казенных стекольных заводов в Ямбурге (под Петербургом), а несколько позже он получает должность переводчика и помощника бухгалтера Санкт-Петербургской таможни.

Зачисление на работу в Санкт-Петербургскую таможню состоялось при участии обер-секретаря Сената И. К. Кирилова. Знакомство с последним и определило в значительной мере дальнейшую судьбу Рычкова. И. К. Кирилов, будучи сам незнатного происхождения, обратил внимание на трудолюбие и незаурядные способности молодого Рычкова. И в 1734 году, когда для Оренбургской экспедиции потребовался бухгалтер, И. К. Кирилов пригласил на эту должность Рычкова, которому тогда не было еще и 22 лет.

Заслуживает внимания дошедший до нас отзыв И. К. Кирилова о молодом Рычкове. 3 июня 1734 года И. К. Кирилов направил в Сенат Представление о личном составе Оренбургской экспедиции. В самом конце Представления И. К. Кирилов писал: «Бухгалтера ныне достойного еще не приискал, токмо в бухгалтерском деле знающего из русских Петра Рычкова нижайше прошу на первый случай со мною отпустить, который был здесь при портовой таможне у бухгалтерских дел и по-немецки читать и писать умеет, а жалованье он получал по сту по пятидесяти рублев, токмо для сей посылки не соизволено ль будет прибавить рублев сто» 1.

Оренбургская, или, как она называлась вначале, Известная, экспедиция мало походила на экспедицию в нашем современном представлении. Свое наименование она получила по названию города, которого еще не существовало в природе и который она должна была построить на берегах Яика 2, у устья реки Орь. Постройка этого города приобретала важное государственное значение. Она помогала упрочить, закрепить наметившийся к тому времени переход казахского народа в русское подданство. С появлением Оренбурга государственная граница Российской империи на юго-востоке отодвигалась на берега Урала и южнее. Одновременно Оренбург рассматривался как основной центр торговли не только с казахами, но и с другими среднеазиатскими народами, и даже с Индией.

Решение об организации Оренбургской экспедиции было принято правительством в 1734 году, через 9 лет после смерти Петра I, в царствование Анны Ивановны.

Однако идея создания экспедиции принадлежала Петру I, а претворение в жизнь этой идеи — сподвижникам Петра I. Поэтому не случайно организатором и инициатором Оренбургской экспедиции оказался И. К. Кирилов — обер-секретарь Сената, долгое время бывший близким сотрудником Петра I. По словам Рычкова, И. К. Кирилов в своих донесениях Анне Ивановне о необходимости организации Оренбургской экспедиции «не новую, но прежнюю материю по тогдашнему времени и по возможности сил своих представлял»1.

Первым начальником Оренбургской экспедиции был назначен И. К. Кирилов — ее инициатор. И. К. Кирилов не был простым чиновником; занимая видные административные посты, он одновременно много и плодотворно работал как ученый. Бесспорно, И. К. Кирилов — одна из наиболее ярких фигур среди географов первой половины XVIII века. Особенно велики заслуги И. К. Кирилова в развитии картографии. Большую известность получили его Атлас Российской империи, изданный в 1734 году, и географический труд «Цветущее состояние Всероссийского государства…», законченный в 1727 году, но опубликованный много лет спустя (СПб., 1831).

В «Истории Оренбургской» Рычков так написал о своем начальнике и учителе: «Что касается до происхождения оного Кирилова, то он хотя незнатной природы был, но прилежными своими трудами и острым понятием в канцелярии Правительствующего сената, из самых нижних чинов порядочно происходя, еще при жизни… Петра Великого в чин сенатского секретаря произведен, и при разных случаях имел счастье достоинство свое со многим его императорскому величеству удовольствием засвидетельствовать, а особливо имевшеюся у него натуральною охотою к ландкартам и географическим описаниям… Сциенции схолатической хотя никакой не учил и основательно не знал, но был великий рачитель и любитель наук, а особливо математики, механики, истории, экономии и металлургии, не жалея при том никакого своего труда и иждивения» 2.

И. К. Кирилов всячески стремился к тому, чтобы привлечь к участию в Оренбургской экспедиции ученых. С этой целью он связался с Академией наук и сделал попытку пригласить в экспедицию ботаника — академика Иоганна Аммана и архитектора К. Ф. Шеслера. Но и тот и другой отказались от поездки, почему И. К. Кирилов вынужден был взять по собственной инициативе ботаника И. Г. Гейнцельмана.

Собранный И. Г. Гейнцельманом гербарий насчитывает несколько сот названий растений. По мере сбора гербарий пересылался в Академию наук, где он обрабатывался И. Амманом. Большую и ответственную работу выполнили в экспедиции картографы и геодезисты. Еще при жизни И. К. Кирилова Оренбургская экспедиция провела значительные исследования по разведке руд и минералов Оренбургского края.

Оренбургская экспедиция направилась на Яик, к устью реки Орь, длинным и тяжелым путем через Казань и Уфу. О существовании более короткого и легкого пути по долине реки Самары И. К. Кирилов узнал позже, во время первого похода к Оренбургу.

В августе 1735 года город Оренбург был заложен. Однако вскоре выяснилось, что устье реки Орь — неудачное место для крупного города, предназначавшегося быть и крепостью, и административным центром для обширного края. Оказалось затруднительным обеспечить удобные транспортные связи с городом, кроме того, он страдал от весенних разливов рек Яика и Ори. Возникла необходимость перенесения города в другое место. В 1740 году его пытались основать ниже по реке у урочища Красной горы (сейчас село Красногорское), присвоив городу у устья реки Орь название Орской крепости (ныне город Орск). Но и это второе место было признано непригодным для Оренбурга, и в 1742 году последовало решение построить город Оренбург у устья реки Сакмары, т. е. там, где он стоит и сейчас.

Инициатор экспедиции не дожил до момента основания Оренбурга на новом месте. И. К. Кирилов умер в 1737 году, в городе Самаре (Куйбышев). И хотя знакомство П. И. Рычкова с И. К. Кириловым не было ни длительным, ни близким, тем не менее оно сыграло большую роль в его жизни. Под влиянием И. К. Кирилова у молодого Рычкова развивался интерес к научным изысканиям, в частности к составлению ландкарт (географических карт) и географическим описаниям.

После смерти И. К. Кирилова начальником Оренбургской комиссии (так тогда именовалась Оренбургская экспедиция) был назначен В. Н. Татищев — видный государственный деятель и крупнейший историк и географ первой половины XVIII века. В. Н. Татищев является составителем первого русского географического словаря «Географический, исторический, политический и гражданский лексикон». Словарь этот, доведенный до буквы К, был издан только в 1792 году, 42 года спустя после смерти В. Н. Татищева. В. Н. Татищев вел непримиримую борьбу с засилием иностранцев в Академии наук и временщиком Анны Ивановны — Бироном.

Управлять Оренбургской комиссией Татищеву пришлось очень непродолжительное время. В 1739 году он был уже отстранен от этой должности. Но и этого непродолжительного срока было достаточно, чтобы между начальником Оренбургской комиссии и Рычковым возникли тесные, до известной степени дружеские отношения. Развитию таких отношений способствовало служебное положение Рычкова, на которого было возложено ведение всех канцелярских дел. В лице Татищева Рычков встретил разносторонне образованного, доброжелательного учителя, горячо заинтересованного в развитии отечественной истории и географической науки.

Составление подлинно научной географии России Татищев признавал срочной и важной государственной задачей. Такую географию, указывал он, могут написать только русские ученые, а не иностранцы.

Насколько большое значение придавал Татищев составлению географии России, можно судить по его донесению Сенату от 30 апреля 1739 года. «Российского же государства доднесь никакой географии не сочинено, — писал он, — и в школах младенцы учатся по сочиненным от иностранцев; но понеже оные частию неполны, частию неправдами и поношениями наполнены, и для этого их переводить или в школах употреблять более вреда, нежели пользы. Для которого вечно достойные памяти его императорское величество Петр Великий в переведенной гибнеровой географии Российскую главу повелел выкинуть, а совершенное описание вновь сочинить; токмо оное доднесь невидимо, и более мне для того, что из русских мало к тому охотников, а иноземцам главнейшего обстоятельства, т. е. Российской истории, недостает»1.

«Гибнерова география», на которую ссылается Татищев, это очень популярный в первой половине XVIII века труд немецкого географа Иоганна Гюбнера. В 1719 году его книга была переведена на русский язык и напечатана в Москве под таким названием: «Земноводного круга краткое описание из старыя и новыя географии по вопросам и ответам чрез Ягана Гибнера собранное и на немецком диалекте в Лейпцике напечатано. А ныне повелением великого государя царя и великого князя Петра Первого всероссийскаго императора при наследственном и благороднейшем государе царевиче Петре Петровиче на российском напечатана в Москве. Лета Господня 1719, в апреле месяце».

Книга Гюбнера, предназначавшаяся для учебных целей, была составлена в форме вопросов и ответов. Географии России в ней уделялось всего девять страниц (глава «О ландкарте Российской»). Эти страницы не принадлежали самому Гюбнеру: оригинал главы о России был настолько далек от действительности, в такой степени изобиловал ошибками и фантастическими домыслами, что по указанию Петра I глава была заново написана русскими географами.

Но и в улучшенном виде «Гибнерова география» могла дать лишь очень смутное представление о природе и населении России. На вопрос «Какова состояния… земля тамошняя?» следовал краткий ответ: «Земля ж оная есть во многих местах не жила, а особливо к самой Азии много лесов и болот». И это, по существу, все, что было сказано в книге о природе России, если не считать крайне скудных сведений о реках. Рек в «Гибнеровой географии» названо всего четыре: Волга, Обь, Дон, Двина. Описание их дано в таком виде: «Река Дон, лат. Танаис, течет гораздо криво в великую морскую заливу, тож и Азовское море, лат. Палус Меотис имянуемое».

Таков был уровень страноведческих географических работ в тот период, когда Рычков начинал свою научную деятельность.

В этих условиях вполне естественной представляется та поддержка, которую встретил Рычков у Татищева в своей научной работе по географии и истории Оренбургского края. Эта поддержка не прекратилась и после отстранения Татищева от дел Оренбургской экспедиции. Между Татищевым и Рычковым после 1739 года завязывается переписка. Рычков пересылает Татищеву свои первые научные работы. Татищев становится для Рычкова консультантом, а также рецензентом по написанным статьям, он исправляет встречающиеся в рукописях Рычкова ошибки, дает справки и методические указания.

Среди этой переписки привлекает внимание письмо Татищева к Рычкову, написанное в конце декабря 1749 года. Письмо явилось ответом на присланную Рычковым рукопись «Краткое известие о татарах, и о нынешнем состоянии тех народов, которые в Европе под имянем татар разумеются».

В письме Татищев пишет Рычкову: «Ваше присланное описание народов многое мне удовольствие принесло, ибо в нем много того, чего доднесь или не знали или весьма смятно разумели. Однакож как оное есть первое сочинение, так много требует дальшего и внятнейшего уведомления»1.

В том же письме Татищев дает оценку карте Оренбургской губернии, составленной под руководством Рычкова: «Ваша ландкарта хотя преизрядно сочинена, не взирая на малые недостатки и погрешности, довольно служит, а современем одно место по другом исправлять можно. Мой совет вам, если годится, чтоб не делать одну, но разделить на три или четыре и все по одному масштабу, то вам легче переправлять и дополнять»2.

И далее следует еще один важный совет: «Другое: весьма нуждны при оных описания, ибо все изобразить в картах неудобно».

Советы Татищева падали на подготовленную почву. Проходит несколько лет, и Рынков представляет в Академию наук атлас Оренбургской губернии, составленный И. Красильниковым, а к этому атласу в качестве приложения дает текст «Топографии Оренбургской».

К письму Татищев прилагает «Напомнение на присланное описание народов, что в описании географическом наблюдать нуждно». «Напомнение» (напоминание) представляет краткую программу географического описания территории и состоит из ряда пунктов; некоторые из них сохранили интерес до настоящего времени. «В землеописании или географии, — говорит «Напомнение», — главные два обстоятельства, яко: собственно география и гидрография. Первая описует земли, вторая воды со всеми принадлежностями. Однако они так связаны, как земля и вода един шар составляют; так, описуя одно, не можно другого не коснуться, а особливо воды на (и) более границами положений, и все жилища великие и малые строятся при водах, яко морях, заливах, озерах и реках, а некоторые на островах, и кругом обняты. А для сочинения обстоятельств и правильных ландкарт нуждно реки так описать, чтоб их исток и устье, по малой мере тех, которые для жилищ положить нуждно, а притом и долготу течения объявить»1.

Другой пункт «Напомнения» гласит: «Качества географии иногда кратки, иногда пространны со всеми принадлежащими обстоятельствы, яко острономическое, физическое, политическое и гисторическое.

В острономическом нуждно по верным наблюдениям, а в недостатке того по вычетом расстояний, градусы широты и долготы объявить.

В физическом состоянии воздуха и земли, от которых происходят все довольства, обилие и недостатки, как от подземных, так и поверхних плодов; в подземных не токмо руды крушцов, но камни и земли во что либо полезные…

Политическое описание представляет порядок правительства гражданского, духовного и пр. Потом народы, их нравы, рукоделия и промыслы, сила военная, селения и укрепления…

Гисторическое описание от начала все премены и приключения, счастливые или напаственные, касающиеся точно описанного»2.

В следующем пункте Татищев нарисовал подробную схему описания города.

Эти документы убеждают нас в том, что взгляды Рычкова-географа формировались в значительной мере под влиянием Татищева. Однако переписка Рычкова с Татищевым не носила характера простого обмена мнениями между учителем и учеником. Татищев был настолько высокого мнения о научных познаниях Рычкова, что иногда высылал ему свои рукописи с просьбой просмотреть их и сделать критические замечания.

Еще в 1741 году Татищев ставил перед Академией наук вопрос о присуждении Рычкову серебряной медали. Позже Татищев добивался присвоения Рычкову звания почетного члена Академии наук. И то и другое ходатайства Татищева успеха не имели.

Из ранних историко-географических работ Рычкова, дошедших до нас в рукописном виде, заслуживает внимания объемистая рукопись «Известие о начале и состоянии Оренбургской комиссии по самое то время, как оная комиссия целой губернией учинена, с некоторыми историческими и географическими примечаниями». Она закончена была в 1744 году. В отличие от всех других известных работ Рычкова данная рукопись иллюстрирована хорошо выполненными карандашными рисунками ряда городов, в том числе только что застроенного Оренбурга1.

К тому же 1744 году относится составление Рычковым для служебных целей подробного описания Оренбурга, которое, по Пекарскому, «впоследствии послужило основанием последующих его трудов об Оренбургском крае»2.

Исполнительность, трудолюбие, знание языков, умение составлять грамотные докладные записки — эти и другие положительные качества способствовали сравнительно быстрому продвижению Рычкова по службе — сначала в Оренбургской экспедиции, а потом и в губернской канцелярии. Бухгалтерией ему почти не пришлось заниматься. В первые же годы службы в Оренбургском крае, еще при И. К. Кирилове, на него было возложено ведение канцелярских дел. Позже он вспоминал об этом времени в следующих словах: «Будучи в той экспедиции, как от него, Кирилова, так и от бывших после его генералитетов, употребляем я был всегда (кроме одного первого года) и почти безотлучно к нужнейшим воинским делам. Они, по тогдашним башкирским безпокойетвам, о том, как бы счетные книги по регуле бухгалтерской установить, почти и думать уже перестали, но усмотря, что я в таких строгих случаях к управлению канцелярских дел других был способнее, все канцелярское правление на меня одного положили. При таких обстоятельствах имели они меня всегда и во всех походах безотлучно при себе и подлинно содержали меня в отменной милости»1.

Оренбургский край становится родным для Рычкова, он прожил здесь почти безвыездно около 43 лет. В Оренбургском крае провели последние дни своей жизни самые дорогие для Рычкова лица — отец, Иван Иванович Рычков, и мать, Капитолина Ивановна.

Иван Иванович Рычков был приглашен в Оренбургскую экспедицию Кириловым «для установления и утверждения новой комерции». Он прибыл в Самару в 1737 году, не застав в живых Кирилова. «Первыя об Оренбургской комерции учреждения чрез него учинены и ему к исполнению были поручены»2, сообщает Рычков об отце. Но деятельность И. И. Рычкова в Оренбургском крае продолжалась недолго. В 1738 году, на 56-м году жизни, он скончался в Орской крепости, называвшейся тогда городом Оренбургом. В том же 1738 году в городе Самаре скончалась мать Рычкова.

В 1743 году Рычкова за успешную службу в Оренбургской губернской канцелярии награждают землей, на которой он позже выстроил село Спасское. Село и земли расположены в 15 км от города Бугульмы, в живописной лесостепной части Оренбургского края. В 1751 году, по представлению губернатора И. И. Неплюева, высоко ценившего Рычкова, ему присваивают чин коллежского советника.

Ведя канцелярские дела, Рычков принимает участие в большинстве походов И. К. Кирилова, В. Н. Татищева, И. И. Неплюева и других главных начальников Оренбургского края. Он видит не тронутые плугом землепашца ковыльные степи, высокие сырты, увенчанные причудливыми шиханами, скалистые сопки и светлые березовые рощи Южного Урала, богатые рыбой реки, высокотравные луга и сырые уремы на поймах, сожженную солнцем пятнистую полупустыню и безжизненные глинистые солончаки Прикаспия. В своих поездках он не забывает осмотреть ни одного достопримечательного места. Его интересуют в равной мере и редкие животные, обитающие в Оренбургском крае, и руды, и минералы, встречающиеся в нем. Он знакомится с бытом и хозяйством казахов, башкир, татар и других народов, населяющих Оренбургскую губернию. При его участии происходит закладка первых русских городов и крепостей в степном Заволжье. На его глазах на берегу Урала зарождается и успешно развивается город Оренбург — новый крупный торговый и административный центр России; вырастают десятками русские села, и безбрежную степную даль начинают прерывать возделанные поля с пшеницей.

Читайте также:  Почетный гражданин города Уфы - Уфа от А до Я

Живое, личное знакомство с природой и населением Оренбургской губернии возбудило у Рычкова глубокую любовь к этому краю. Служба в Оренбургской экспедиции и в губернской канцелярии явилась хорошей школой, без прохождения которой Рычков едва ли смог бы создать впоследствии «Топографию Оренбургскую».

 

51351351522 Биография Петра Рычкова БАШКИРИЯ История и краеведение ОРЕНБУРГСКАЯ ОБЛАСТЬ Фигуры и лица

Рисунки из рукописей П.И. Рычкова

 

 

Глава 2. ЧЛЕН-КОРРЕСПОНДЕНТ АКАДЕМИИ НАУК

Вторая четверть XVIII века ознаменовалась важными географическими событиями. В это время на крайнем севере и востоке России вела работу Великая Северная, или Вторая Камчатская, экспедиция (1733—1743). По числу участников, сложности и объему выполненных работ, по своим научным результатам Великая Северная экспедиция не имела себе равных ни в России, ни за границей. Участники ее описали северное морское побережье России, открыли северо-западную Америку, изучили природу Камчатки и многих районов Сибири.

После Великой Северной экспедиции на географических картах появились близкие к действительности изображения севера и северо-востока Азии. Россия в результате работ Великой Северной экспедиции впервые получила ясное представление о своих северных и восточных морских границах. В итоге работ Великой Северной экспедиции стало возможным правдивое картографическое изображение России, что и было сделано Академией наук в известном Атласе Российской империи (1745). Полное название атласа было «Атлас Российской, состоящей из девятнадцати специальных карт, представляющих Всероссийскую империю, с пограничными землями, сочиненной по правилам географическим и новейшим обсервациям, с приложенною притом генеральною картой великий сей империя, стараниями и трудами императорской Академии наук».

Основанная в 1724 году Петром I Академия наук успешно развертывала свою деятельность по географическому изучению России. В 1739 году при Академии наук был открыт особый Географический департамент, на долгое время ставший научным географическим центром в России. С 1758 года во главе Географического департамента Академии наук становится М. В. Ломоносов. В середине XVIII века — в период формирования научных взглядов Рычкова — русская географическая наука обогатилась выдающимися сочинениями Ломоносова: «Слово о рождении металлов от трясения земли» (1757) и «О слоях земных» (1763).

Атлас Российской империи, изданный Академией наук, несмотря на ряд недостатков, представлял выдающееся картографическое достижение. Карты атласа, охватившие огромную территорию, стояли на более высоком научном уровне по сравнению с картами и атласами, имевшимися в Западной Европе. Знаменитый математик Л. Эйлер справедливо указывал, что в результате издания атласа «География Российская приведена гораздо в исправнейшее состояние, «ежели география Немецкой земли»1.

Знакомство с академическим атласом, и особенно с предисловием к нему, в котором читатели призывались к исправлению напечатанных карт, а также переписка с В. Н. Татищевым натолкнули Рычкова на мысль о составлении специального географического атласа Оренбургской губернии. Нужда в таком атласе была большая. Управление Оренбургским краем, освоение его огромной территории требовали достоверных и точных знаний о природе и населении страны, а это последнее было невозможно осуществить без прочной картографической основы.

Это хорошо понимали уже первые начальники Оренбургской экспедиции — Кирилов и Татищев. Еще при их жизни в разные места Оренбургской губернии были направлены геодезисты для сбора материала и составления ландкарт. В 1741 году при канцелярии Оренбургской комиссии был создан географический департамент, в задачу которого входили рассмотрение и оценка поступающих от геодезистов ландкарт, а также составление общей «генеральной» ландкарты Оренбургской губернии.

Составленная таким образом «генеральная» ландкарта Оренбургской губернии имела самое широкое употребление, однако вскоре она оказалась уже устаревшей, так как в канцелярии Оренбургской губернии быстро накопился новый и никем не обобщенный картографический материал. По инициативе Рычкова в 1752 году принимается решение о составлении новой генеральной карты Оренбургской губернии и прилегающих к ней с юга среднеазиатских земель. Генеральная карта должна была сопровождаться десятью «партикулярными» — частными — картами, детализирующими отдельные части губернии.

Составление карт, точнее атласа Оренбургской губернии, было возложено на геодезиста прапорщика И. Красильникова. Благодаря его усилиям составление карт шло сравнительно быстро, и в 1755 году атлас И. Красильникова был готов.

Рычкова, ведавшего делами Оренбургской губернской канцелярии, не удовлетворяли одни ландкарты губернии. Вслед за Татищевым, он считал, что ландкарты, даже самые исправные, не могут ответить на все запросы практики; необходимым дополнением к ним должны служить географические описания территории. Эта мысль очень ясно высказана им в предисловии к первому рукописному варианту «Топографии Оренбургской». «И хотя употребление исправно сочиненных ландкарт, — пишет Рычков, — во всяком правлении, а особливо в политических и в воинских делах, производит немалую пользу, ибо всякий командир, имея при себе исправную ландкарту тех мест, кои ему в дирекцию и правление поручены, может из нее видеть, в которую сторону и сколь далеко простирается его команда, в какой ситуации и где находятся подчиненные ему города и жительства, где море или озеро, отколь и куда текут реки и пр.; наисовершенному сведению и к добропорядочному управлению поручаемых дел нужно каждому командиру сверх того знать еще разные обстоятельства, яко то: народное и натуральное состояние подчиненных ему мест, где какое людство и на каком основании находится, что где натура произвела и произвести может, которое место чем избыточествует или оскудевает, откуда, когда и как награждать недостатки и чрез, что превозмогать имеющиеся или быть могущие затруднения и пр., — без чего командующему, хотя бы он и снабжен был исправнейшими ландкартами, и имел бы притом рассуждение самое тонкое и проницательное, во всех его делах и предприятиях порядочное учреждение и управление иметь не только трудно, но и едва возможно ль»1.

В дополнение к ландкартам Красильникова Рычков решил написать топографию Оренбургской губернии.

Во времена Рычкова топографией именовали страноведческие сочинения, посвященные географии какой-либо ограниченной территории — отдельной части страны, чаще всего губернии. В топографию тогда включались не только сведения о рельефе, но и характеристика всех других элементов природы — рек, озер, климата, животного мира и т. д., а также данные о населении, его занятиях, торговле, городах и пр. В отличие от топографии географические сочинения, описывающие весь мир, принято было называть космографией, а описание крупной страны, например России, — географией.

К началу 1755 года первая часть «Топографии Оренбургской» была написана. В феврале 1755 года Рычков высылает рукопись «Топографии» Ломоносову, с которым познакомился во время поездки в Петербург в 1751 году.

Высылая рукопись, Рычков писал Ломоносову: «В том моем намерении, по предвоспринятому от меня плану, сочиняя первую часть, признал я не токмо за сходно, но и за должно послать ее на Ваше, милостивого государя моего, просвещенное рассмотрение, надеясь, что Вы, означенное мое намерение почтя за справедливое по имеющемуся в Вас об общих пользах рачению, сего труда не отречетесь»2.

Через несколько месяцев, в июне 1755 года, рукопись «Топографии Оренбургской» Рычков пересылает непосредственно в Академию наук. В сопроводительном письме он указывает, что как при составлении карт, так и при написании «Топографии» он руководствовался правилами, изложенными в предисловии к академическому атласу (1745).

Карты Красильникова и первая часть «Топографии Оренбургской» Рычкова дважды — 31 июля и 2 августа 1755 года — рассматривались в Академии наук и были одобрены к изданию. В обсуждении «Топографии» и карт активное участие принял Ломоносов. Рукопись «Топографии» произвела на него очень хорошее впечатление, и он стремился к тому, чтобы труд Рычкова был как можно скорее опубликован в печати.

Позже, в 1760 году, Рычков в письме к Г. Ф. Миллеру с гордостью писал о своем знакомстве с Ломоносовым. «Михайло Васильевич Ломоносов, — сообщал он, — персонально меня знает. Он, получа первую часть моей «Топографии», письмом своим весьма ее расхвалил; дал мне знать, что она от всего академического собрания аппробована; писал, что приятели и неприятели (употребляю точные его слова) согласились, дабы ее напечатать, а карты вырезать на меди»1. Примерно с 1757 года Рычков вступил в переписку с академиком Миллером и стал сотрудником академического журнала «Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие».

В 1755 году в «Ежемесячных сочинениях» был напечатан интересный труд Рычкова «Переписка между двумя приятелями о комерции».

«Переписка между двумя приятелями о комерции» сразу же привлекла внимание академических кругов к неизвестному до того автору, жившему вдобавок в глухой провинции. «Пареписка» сопровождается обстоятельным описанием истории развития «комерции». По мнению И. С. Бака, Рычков был первым русским автором, давшим очерк истории «комерции»2. Но главное значение статьи Рычкова заключается не в этом очерке истории «комерции», а в тех идеях, которые высказаны Рычковым относительно дальнейшего развития и процветания русской «комерции». Надо оговориться, что под «комерцией» Рычков, как и многие другие ученые того времени, понимал не просто внутреннюю и внешнюю торговлю, но и всякие ремесла и промыслы; точнее, «комерция» Рычкова включает, помимо торговли, вопросы промышленного и вообще хозяйственного развития страны.

По И. С. Баку, в «Переписке между двумя приятелями о комерции» изложены ранние экономические воззрения Рычкова, которые будто бы не отличались новизной и своеобразием. «В своей «Переписке», — утверждает И. С. Бак, — Рычков развивает господствовавшие тогда в России меркантилистские идеи»1. Отход от идей меркантилизма наблюдается у Рычкова будто бы значительно позже, с момента появления его работ в Трудах Вольного Экономического общества (с 1765 года и позже). Едва ли с этим можно согласиться.

Как известно, главное богатство страны меркантилисты видят в накоплении золота и серебра, а средством достижения этой цели считают всемерное развитие внешней торговли, усиленное производство товаров, вывозимых на внешний рынок. Между тем уже в своей «Переписке» Рычков многие экономические вопросы решает самостоятельно, отлично от меркантилистов. Считая производство товаров и развитие промышленности основой благосостояния государства, он на первое место ставит не внешнюю торговлю, как меркантилисты, а внутреннюю, внутригосударственный товарооборот. Рычков в отличие от меркантилистов очень рано, задолго до сотрудничества в Вольном Экономическом обществе, обратился к изучению сельского хозяйства, к выяснению его громадной роли в экономике страны.

Очень важной работой Рычкова является «Письмо о земледельстве в Казанской и Оренбургской губерниях», опубликованное в 1758 году в «Сочинениях и переводах к пользе и увеселению служащих». По словам Н. К. Каратаева, «Этой статьей впервые на страницах печати были поставлены конкретные задачи по улучшению сельского хозяйства страны на основе весьма тщательно собранного материала двух больших губерний»2.

«Письмо о земледельстве в Казанской и Оренбургской губерниях» Рычков рассматривал как материал для будущего полного экономического описания страны. B первой части «Письма» он описывает важнейшие сельскохозяйственные орудия (сабан, косулю), во второй — посев, обработку земли и уборку по каждой возделываемой культуре в отдельности. Характерно, что в этой статье, как и во многих других, Рычков с глубоким уважением отзывается о народном опыте. «Ибо в сих делах нередко случается, — утверждает он, — что самые простые люди в деревнях живущие, по их в земледелии практике, имеют в том основательные сведения»1.

Сказанное никак не позволяет видеть в ранних экономических работах Рычкова простое повторение господствовавших тогда идей. Наоборот, есть основания считать, что, уже начиная с «Переписки между двумя приятелями о комерции» (1755), у Рычкова наметился явный отход от широко принятых тогда меркантилистских идей. В более поздних работах этот отход от меркантилизма проявился еще резче.

Меркантилистская политика была особенно характерна для эпохи Петра I. Во второй половине XVIII века, в новых исторических условиях, она из стимула превратилась в тормоз развития производительных сил. В связи с этим у русской общественной мысли с середины XVIII века намечается тенденция к отказу от идей меркантилизма. Большую положительную роль в этом вопросе сыграли труды Рычкова. По признанию современных экономистов, «В отказе от меркантилизма, в переходе к анализу процессов общественного производства большая заслуга принадлежит первому члену-корреспонденту Академии наук П. И. Рычкову».

В 1759 году в том же академическом журнале «Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие» печатается новое крупное произведение Рычкова — «История Оренбургская по учреждение Оренбургской губернии». Участник Оренбургской экспедиции, свидетель важных исторических событий, располагая к тому же богатыми архивными материалами, Рычков подробно и со знанием дела описывает в нем историю организации и проведения Оренбургской экспедиции, начиная со времен Петра I и кончая моментом официального учреждения Оренбургской губернии (1744). Естественным продолжением «Истории Оренбургской» послужило «Прибавление к Оренбургской истории», напечатанное в том же 1759 году. «Прибавление к Оренбургской истории» охватывает события, протекавшие с 1744 по 1751 год.

К 1759 году Рычков был хорошо известен в академических кругах. Опубликованные труды по истории и экономике края, рукопись первой части «Топографии Оренбургской», инициатива в составлении ландкарт — все это ставило уже тогда Рычкова в один ряд с наиболее известными учеными того времени.

Официальным признанием научных заслуг Рычкова явилось избрание его в начале 1759 года в члены-корреспонденты Академии наук.

Своим избранием в члены-корреспонденты Академии наук Рычков в значительной мере обязан Ломоносову. Правда, первые ходатайства о присвоении Рычкову звания почетного члена Академии наук принадлежат не Ломоносову, а Миллеру, преследовавшему при этом определенные личные цели. Выступая в роли покровителя Рычкова, Миллер стремился привязать его к себе, направить его научные интересы в нужном для себя направлении. Рычков для Миллера был не просто сотрудником журнала, но и деятельным корреспондентом, сообщения которого он мог использовать в своей работе.

Ходатайства Миллера не встретили поддержки в академической канцелярии, в которой было засилье иностранцев, относившихся с прямой враждой к каждому новому русскому имени. К тому же и ходатайства Миллера не были настойчивыми, они скорее носили характер красивого жеста, чтобы успокоить Рычкова, видевшего в этом избрании одобрение и моральную поддержку в своей научной работе. Помогло избранию Рычкова прямое вмешательство в это дело Ломоносова.

Хорошо известно, как много энергии и сил тратил Ломоносов на выдвижение в Академию наук русских ученых. Не без основания он не доверял иностранцам, многие из которых были настоящими проходимцами, смотревшими на русскую Академию наук, как на богатую кормушку, где можно было получать высокие оклады, не перегружая себя работой. К тому же находились среди них и такие, что умудрялись служить сразу двум хозяевам: получая русское жалованье, переправляли за границу материалы, не подлежавшие оглашению. Не всегда Ломоносов выходил победителем. Нередко явные авантюристы, пробравшиеся в Академию наук, находили высоких покровителей при дворе. Перед смертью, находясь в опале у Екатерины II, Ломоносов с горечью писал: «За то терплю, что стараюсь защитить труд Петра Великого, чтобы выучились россияне, чтобы показали свое достоинство».

Стремясь привлечь к участию в работе Академии наиболее широкий круг русских ученых, Ломоносов предложил ввести почетное звание члена-корреспондента Академии наук. Первым кандидатом Ломоносов назвал Рычкова.

21 января 1759 года Ломоносов направляет президенту Академии наук собственноручно составленную им докладную записку об учреждении звания члена-корреспондента2.

Докладная записка Ломоносова была утверждена президентом Академии наук К. Г. Разумовским, и 28 января 1759 года Канцелярия Академии наук направляет в Конференцию Академии наук указ об учреждении звания корреспондентов. Указ во многом повторяет докладную записку Ломоносова. В нем говорится о решении президента «учредить по примеру некоторых других Академий класс академических корреспондентов», причем далее отмечается, что следует «начать сие учреждение принятием в такие корреспонденты с данием дипломы господина коллежского советника Петра Рычкова»3.

На следующий день, 29 января 1759 года, состоялось официальное избрание Рычкова в члены-корреспонденты Академии наук.

Избрание в члены-корреспонденты Академии наук явилось радостным событием в жизни Рычкова. Связи его с Академией наук упрочились и получили официальное признание, что одно уже имело для него большое значение. Совмещать научную работу со службой чиновника по условиям того времени было нелегко. Даже и после избрания в члены-корреспонденты Рычкову, как увидим ниже, приходилось бороться и не раз вступать в открытый конфликт с начальством, отстаивая свое право на научные занятия.

Таким образом, та заинтересованность, которую Рычков проявлял к своему избранию в Академию наук, объясняется не честолюбием Рычкова, которого он был не лишен, и понятно не материальными выгодами, которых он не получал, а тем, что такое избрание предоставляло, как ему казалось, широкие возможности для продолжения научной работы, ограждало его от нападок со стороны начальства. Перед избранием в одном из писем он писал: «Критика и негодование, которым новыя дела часто подвержены бывают, и у нас в тех моих стараниях не редко самые лучшие случаи из рук у меня отнимают, ибо почитается то иногда за ненадобное, а иногда к должности моей не принадлежащее». Рычков просил в случае избрания его в члены Академии наук уведомить об этом Оренбургскую канцелярию, благодаря чему «не только б подались мне лучшие и удобнейшие способы все то свободно и охотно исполнять, что в нашей стороне оная Академия признает и меня определит (sic), но и от всякого нарекания и негодования совершенно б уже свободен я был»1.

Насколько ценил Рычков свое избрание в члены-корреспонденты, можно видеть по его семейным «Запискам», где подробно говорится об этом событии и приводится полный текст диплома.

При пересылке диплома об избрании в члены-корреспонденты Миллер в качестве секретаря Академии наук пишет Рычкову поздравительное письмо. В письме он умалчивает, что избрание Рычкова в члены-корреспонденты произошло по инициативе Ломоносова, и одновременно, не страдая излишней скромностью, дает понять, что своим избранием Рычков в значительной мере обязан той корреспонденции, которую он вел с ним, Миллером. Текст сопроводительного письма гласит: «Высокоблагородный господин советник! При сем получите вы диплому о принятии вас в число академических корреспондентов; оно служит в доказательство, коим образом Академия, в одну сторону уважая заслуги вашего высокоблагородия, которые вы к поспешествованию наук и к пользе отечества уже учинили, а в другую, сколько желает она впредь иметь пользы от прилежания и искусства вашего. Вы еще первые в России, которому от нее сия честь отдается; оную получаете вы не через звание ваше, ниже по представлению ваших друзей, ибо вы сами персонально Академии незнаемы, но сведомы единственно по вашим письмам, которые вы для распространения наук и для поспешествования общей пользе сочинили, также и чрез вашу бывшую до сего со мною корреспонденцию, через которую Академия различными образами пользы свои имела. Сии обстоятельства и объявляют ныне сущее достоинство той дипломы…»1.

После избрания в члены-корреспонденты переписка Рычкова с Академией наук приобретает регулярный характер. Он отвечает на многие письменные запросы со стороны Академии наук, высылает чучела редких животных, сообщает о наиболее интересных местах и природных явлениях края. Большая часть его корреспонденции направлялась в Академию наук через Миллера.

В 1759 году Рычков высылает в Академию наук краткое описание и чучело выхухоли, три гнезда ремеза — лучшего гнездостроителя среди наших птиц; в 1761 году — экземпляр оляпки (водяного воробья Cinclus cinclus L.); в 1763 году сообщает об открытии им в Оренбургском крае кошенили на клубнике; в 1764 году в адрес Ломоносова — описание медных руд Оренбургской губернии; в 1767 году — описание и чучело земляного зайца (Alactaga jaculus Pall.) и др.

Характер писем и сообщений свидетельствует об острой наблюдательности Рычкова, его умении подметить и выделить то, чего не замечали до него другие.

Например, в письме от 22 июля 1761 года Рычков сообщает о своих наблюдениях за сравнительно редкой в Оренбургском крае оляпкой (водяным воробьем). «В Топографии Оренбургской, — пишет он, — означено уже от меня, что в здешней губернии есть особливой род воробьев, которые гнезда свои имеют и детей выводят в береговых норах, куда они не иначе входят, как сквозь воду, и для того избирают такие реки, которые зимою или все не мерзнут или большие полыньи имеют и быстрого течения. Я сам, в 1760 году в январе месяце будучи в Башкирии, на одном месте долго на них смотрел, удивляясь, как они то из воды вылетали и сидели при берегах и на закраинах льда, то паки в воду, власно как бы брошенный камень, повергались и уходили в свои норы. Некоторые же и в берегу под водою на сучьях имевшегося тут валежника сидели, так что их тут не очень глубоко сквозь чистую и прозрачную воду видеть было можно. Величина их побольше обыкновенного воробья, но перья темнее и издали почти черными кажутся; подзобок, на груди и на брюхе перья у них сероваты»1.

В другом письме, от 29 июня 1762 года, Рычков писал: «После дождливых погод, продолжавшихся здесь с месяц, на полях появилось здесь такое множество червей, что прежде никогда их столько не видано. Они шли и по дорогам стадами в таком множестве, что почти всю землю в некоторых местах покрывали. Сперва напали они на посеянные конопли, на горох и на мак, и где нападали тут все начисто поедали. Усматриваны уже были они и на другом хлебе, особливо на ячмене, на овсах и полбе, а частично и на рже, и всех здешних обывателей привели было в отчаяние хлебов (sic), да инаково и быть не могло б, ежели б сия многочисленная гадина с такою ж алчбою и без разбору все пожирать стала, как сперва начала. После того как миновались мокрые погоды и сильные дожди, оставя хлебы, стала она жрать траву лебеду, осот и другие мягкие. А понеже сих трав и между посеянных хлебов было весьма много, то оставляя хлеб в целости, оную траву на многих десятинах всю пожрала и хлеб так, как выполола. Я сам с великим удивлением смотрел на одну десятину посеянного у меня проса, кое было еще не полото и заросши травою, кою крестьяне называют осот. Сей десятины одну половину оные черви так чисто выпололи, что ни одной травинки в ней не осталось, а просо все в целости. Одним словом — руками так чисто нигде не выполото; а другая половина осталась с травою и выполота бабами. Ныне оный гад почти весь уже пропал — видно, что от сухих и жарких дней… Величина оных червей с небольшим в дюйм, цветом темносерые с желтоватыми полосками вдоль их, а некоторые были и зеленоватые…»2.

Читайте также:  Александро-Невский собор в Кирове (Вятке)

Описываемые Рычковым «черви» являются, несомненно, гусеницами различных вредителей полей, скорее всего лугового мотылька и совки-гаммы. Еще в недавнем прошлом, до коллективизации и освоения колхозами травопольной системы земледелия, эти и другие вредители, размножаясь в отдельные годы в массовом количестве, наносили большой ущерб посевам в степном и лесостепном Заволжье.

Рычков был лишен возможности принимать участие в длительных научных экспедициях, которые в то время иногда снаряжала Академия наук. В своей научной работе он не имел грамотных помощников, у него не было самых необходимых приборов, нехватало времени и, главное, денег, так как его научные изыскания никем не финансировались. Его поддерживали только неутолимая страсть к познанию, к поискам нового, и горячее стремление отдать все знания и ум на благо отечества. Он не пропускал ни малейшей возможности и ни одного случая — было ли это пребывание в собственном имении или служебная поездка, чтобы не ознакомиться с природными или хозяйственными достопримечательностями посещаемых мест.

Очутившись в первых числах января 1760 года на Вознесенском медеплавильном заводе в Башкирии, Рычков узнает о существовании крупной пещеры, расположенной на правом берегу Белой, в 12 верстах от завода вниз по реке. Несмотря на глубокий снег и отсутствие всяких дорог к пещере, он решил заняться ее изучением. Результаты изучения пещеры были опубликованы Рычковым в том же 1760 году в статье «Описание пещеры, находящейся в Оренбургской губернии при реке Белой, которая из всех пещер, в Башкирии находящихся, за славную и наибольшую почитается». Статья эта, получившая вскоре широкую известность, была напечатана, как и многие другие труды Рычкова, в журнале «Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие».

Пещера, по данным Рычкова, имеет очень крупные размеры, из нее вытекает речка, впадающая в Белую. Вблизи нее разбросаны провальные ямы (воронки), достигающие 12 сажен в глубину. Несмотря на аильный мороз на открытом воздухе, в пещере было тепло. Обнаружив в пещере следы пребывания человека, Рычков высказывает мнение, что в образовании пещеры, помимо природных сил, принимал участие человек.

«Когда я спрашивал у башкирцов: от кого б сие толь удивительное здание построено? Все мне ответствовали, что то творение божие; руками и силами человеческими того сделать никому не возможно. Но сие башкирское мнение основано на их невежестве; все расположение сие пещеры довольно значит, что она когда-нибудь, и всемерно в самые древнейшие времена, к первобытному и натуральному ее состоянию, ежели не вся, то по большой части, руками человеческими строена, для жительства людского, или паче для убежища, может быть, во время каких ни есть бывших гонений и опасностей». Отводя человеку столь большую роль в создании пещеры, Рычков все же считал, что в основе возникновения как этой пещеры, так и других лежат природные факторы. Пещеры, по его мнению, образуются «от подземного огня и от протоков подземных вод», человек же в данном случае лишь изменил внешний вид пещеры.

Эта пещера, под именем Каповой, в 1896 году была осмотрена членами Оренбургского отдела Русского Географического общества, которые сопоставили свои наблюдения с описанием пещеры, данным в работе Рычкова. Участники осмотра сочли нужным печатно отметить факт удивительно точного и правдивого описания пещеры Рычковым.

Статья Рычкова представляет большой интерес в том отношении, что она является первой научной работой по карсту России. Правда, упоминание о карсте можно встретить и в более ранних печатных изданиях, но все они носят характер случайных, отрывочных сведений, в то время как у Рычкова мы имеем дело с крупной статьей, специально посвященной карсту — описанию и выяснению генезиса пещеры, а частично и других карстовых форм рельефа. Если к сказанному добавить еще сведения о других пещерах, собранные Рычковым в его «Топографии», то станет понятным, почему карстоведы отводят Рычкову почетное место в истории своей науки. «С полным правом П. И. Рычкова можно считать, — пишет М. А. Зубащенко, — первым исследователем карста России, тем более, что он не только собрал обширный фактический материал о карсте, но пытался уже дать объяснение наблюдаемым фактам».

Ведя переписку с Академией наук, усиленно работая над различного рода историко-географическими трудами, Рычков одновременно собирал материалы для второй части «Топографии Оренбургской». Это была трудная и кропотливая работа, требовавшая бесчисленного количества справок, выписок, ссылок на источники и т. д. К тому же для составления ее Рычков не видел большого стимула: первая часть «Топографии», одобренная Академией наук еще в 1755 году к изданию, продолжала лежать в рукописи. Несмотря на это, в апреле 1760 года вторая часть «Топографии Оренбургской» была закончена.

Через полтора года в январском номере журнала «Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие» печатаются первые главы «Топографии Оренбургской». Вслед за этим, непрерывно в каждом номере журнала главы «Топографии» появляются одна за другой. В ноябрьском номере журнала увидела свет последняя глава важнейшего географического сочинения Рычкова.

 

6 Биография Петра Рычкова БАШКИРИЯ История и краеведение ОРЕНБУРГСКАЯ ОБЛАСТЬ Фигуры и лица

Глава 3. «ТОПОГРАФИЯ ОРЕНБУРГСКАЯ»

«Топография Оренбургская» занимает в научном творчестве Рычкова особое место. Это — капитальный труд, в котором автор подводит итоги своим многолетним наблюдениям над природой, населением и хозяйством огромного края, тогда еще совсем не описанного в литературе.

Новое сочинение Рычкова очень быстро получило признание и самую высокую оценку читателя. «Топография» привлекла к себе всеобщее внимание. Интерес к ней был настолько велик, что уже в 1762 году, после опубликования в журнале, она выходит в Санкт-Петербурге отдельной книгой. Полное название книги гласит: «Топография Оренбургская, то есть: обстоятельное описание Оренбургской губернии, сочиненное коллежским советником и императорской Академии наук корреспондентом Петром Рычковым».

Академик П. С. Паллас, ознакомившись с «Топографией», приступил к переводу ее на немецкий язык, чтобы издать труд Рычкова со своими комментариями в Берлине. Надобность в такой работе скоро отпала. До Палласа дошли сведения, что перевод «Топографии Оренбургской» уже напечатан в издании Бюшинга (1771), а еще год спустя она выходит в новом переводе в городе Риге.

К сожалению, ни в одном из перечисленных изданий ландкарты Оренбургской губернии И. Красильникова не были напечатаны. 5ни впервые увидели свет в 1880 году, пролежав, таким образом, в академических архивах 125 лет. Изданы карты фотолитографским путем вместе с рукописью первой части «Топографии Оренбургской», заметно отличающейся от печатного варианта. Заслуга издания их принадлежит Оренбургскому отделу Русского Географического общества.

Карты И. Красильникова с большой для того времени точностью передают изображение Оренбургского края и значительной части среднеазиатских земель. На картах нанесены реки, озера, горы и холмы, леса, города и крепости.

Важное историко-географическое значение карт Красильникова несомненно. Особенно интересны данные о былом распределении лесов. Например, на карте Красильникова долины рек Ори и Илека (от нижнего течения до верхнего) показаны лесистыми, в то время как сейчас они безлесны, если не считать долины Илека в нижнем течении.

Существование лесов в этих долинах, а, следовательно, и правдивость ландкарты И. Красильникова находят подтверждение и в других историко-географических материалах.

Рукописные оригиналы ландкарт И. Красильникова сохранились до наших дней. Они, как и некоторые рукописные труды Рычкова, хранятся в архиве Ленинградского отделения Института истории АН СССР.

Вскоре после опубликования карт Красильникова была вновь издана и «Топография» Рычкова. В 1871 году Оренбургский отдел Географического общества вынес решение о переиздании этого труда. Предполагалось, что новое издание «Топографии» будет снабжено подробными комментариями члена Отдела Р. Г. Игнатьева. Смерть помешала Р. Г. Игнатьеву выполнить эту работу, и в 1887 году Оренбургский отдел Географического общества переиздал «Топографию Оренбургскую» без комментариев, «ибо и в этом виде, — справедливо говорится в предисловии к оренбургскому изданию, — она нисколько не утратила своего ученого достоинства, несмотря на слишком столетнее существование: можно безошибочно утверждать, что ни один исследователь Оренбургского края не может обойтись без того, чтобы не почерпнуть чего-либо из этого замечательного для своего времени труда».

Последнее по времени Переиздание «Топографии» осуществлено в 1949 году1.

Успех, выпавший на долю «Топографии Оренбургской», не случаен. Он обусловлен как характером темы, так и многими достоинствами самой книги.

«Топография» впервые знакомила мир с природой и хозяйством новой, обширной части Российской империи. В основу ее легли многолетние личные наблюдения автора и наиболее достоверный оригинальный картографический материал — ландкарты И. Красильникова. Подобных работ, помимо опубликованного в 1756 году сочинения С. П. Крашенинникова «Описание Земли Камчатки», русская и мировая географическая наука тогда еще не знала.

«Топография Оренбургская» опубликована на несколько лет раньше академических экспедиций 1768—1774 годов, в результате которых «Академия, — по словам Л. С. Берга, — можно сказать, открыла всему свету новую часть мира — Россию»2. Труд Рычкова в значительной мере облегчал, а по некоторым вопросам и делал излишней работу участников академических экспедиций — И. И. Лепехина, П. С. Палласа, И. П. Фалька — в Оренбургском крае. В связи с этим заслуживает внимания следующее признание Палласа, сделанное им в предисловии к первой части «Путешествия по разным провинциям Российской империи» (1809): «Вообще должен я объявить, не хотел тратить времени на описание лежащих ближе к главному Городу [Санкт-Петербургу. — Ф. М.] мест; ибо я был бы принужден повторять по большей части известные вещи. По той же причине и в описании некоторых стран Оренбургской губернии иногда ссылался на достохвальную г. статским советником Рычковым сочиненную Оренбургскую топографию…, а ссылался я наипаче для того, чтобы не описывать внесенные в оную исправные известия».

«Топография Оренбургская» состоит из двух частей. В первой части дана общая характеристика природы, населения и хозяйства Оренбургской губернии, вторая часть представляет своеобразный районный обзор территории по провинциям и дистанциям. У Рычкова был замысел составить третью часть, в которой он намеревался описать страны, лежащие к югу от Оренбургской губернии, а также все достопримечательные места, расположенные внутри губернии. Замысел этот остался неосуществленным. Однако эту идею Рычков не оставлял и много позже, о чем свидетельствует его переписка с академиком Я. Я. Штелином. Из переписки со Штелином видно, что Рычков собирался опубликовать под видом третьей части «Топографии Оренбургской» описание «киргиз-кайсацких орд и разных областей, в полуденной Азии находящихся»1.

Опубликованной в 1762 году «Топографии Оренбургской» не предпослано никакого предисловия. Между тем в рукописи первой части «Топографии», написанной в 1755 году, имелось обширное «Предизвещение» к «Топографии Оренбургской», представляющее большой интерес. В «Предизвещении» Рычков разъяснял практическое значение топографии — географических описаний отдельных стран или губерний, служащих необходимым дополнением ландкарт, рассказывал историю создания ландкарт Оренбургской губернии И. Красильникова и рисовал план обеих частей «Топографии».

Из «Предизвещения» видно, что Рычков, приступая к созданию «Топографии», отчетливо представлял себе все своеобразие и оригинальность будущего сочинения, ясно видел не только его задачи и план, но и метод исследования. Он сознает трудности составления «Топографии» и поэтому оговаривается, что предлагаемое читателю сочинение, как и ландкарты, далеко от совершенства, «тем паче, — добавляет он, — что оно такое, какого прежде здесь не бывало, новое же и первое дело всегда требует дополнений и поправления, чего ради и употреблен в нем нарочно такой план и метод, чтобы ведомого здесь и к примечанию достойного ничего не пропустить, с тем намерением и желанием, дабы охотники, особливо же искуснейшие в гистории, собранные ныне рассмотрев, удобнее могли исправить и впредь собирая еще требующиеся к тому известия от времени до времени дополнивать и приводить в такое совершенство, какого повсеместное Оренбургской губернии состояние требует»1.

Этот новый план и метод заключался прежде всего в подразделении «Топографии» на две части — общую и районную, что было новым, необычным для страноведческих сочинений того времени. До некоторой степени новым был также сам сравнительный метод отбора материала — давать в «Топографии» только то, что наиболее существенно и примечательно по сравнению с другими губерниями.

Первая часть «Топографии Оренбургской» открывается небольшой главой «О звании Оренбурга и Оренбургской губернии от чего и когда началось». В ней говорится о происхождении названия города Оренбурга, сначала построенного у устья реки Орь, затем перенесенного вниз по реке к Красногорской крепости, а впоследствии на его современное место у устья Сакмары. Здесь же описывается образование в 1744 году Оренбургской губернии, сформировавшейся на юго-востоке России в результате успешной деятельности Оренбургской экспедиции И. Кирилова.

Вторая глава носит название «О пределах и об окружности Оренбургской губернии и о смежных с ней местах и народах».

Внешние границы Оренбургской губернии на юге и юго-востоке Рычков проводит от Гурьева городка в устье Яика на нижнее течение Эмбы и северную часть Аральского моря у устья Сыр-дарьи, отсюда он ведет границу к реке Сары-су и далее к верхнему течению рек Ишима и Тобола. На западе, севере и северо-востоке с ней граничат Астраханская, Казанская и Сибирская губернии. Большая часть главы посвящена описанию территории и народов Средней Азии и Казахстана за пределами Оренбургской губернии. В числе народов, обитающих в смежных с Оренбургской губернией местах, названы трухменцы, хивинцы, аральцы, верхние кара-калпаки, киргиз-кайсаки Большой Орды, зюнгоры (джунгары).

Вторая глава по существу представляет краткую географию среднеазиатских земель, на границе с которыми лежала только что образованная Оренбургская губерния. Содержание главы показывает, что в распоряжении Рычкова имелись богатые материалы относительно истории, хозяйства, городов и быта народов, заселявших Среднюю Азию. Уже тогда, в середине XVIII века, русским географам были достаточно хорошо известны особенности природы и хозяйства Средней Азии, чего никак нельзя сказать про ученых Западной Европы, у которых о Средней Азии были самые смутные, превратные представления.

О подробности и ценности сообщаемых в главе сведений можно судить по описанию города Ташкента.

«Ташкент город весьма людной в полуденной стороне от Оренбурга легкой езды дней двадцать, построен по большой части на ровном месте, величиною в длину и ширину версты на четыре. Реки в нем нет никакой, а имеется верстах в десяти от оного называемая Чирчик, впадающая в Сыр-дарью, из которой в город проведены небольшие и неглубокие каналы, коих есть не малое число. Сверх того, поделаны колодцы и пруды. Домов в Ташкенте тысяч шесть или более, все глиняные, и по одному только окошку в хоромине, да и то наверху. Крышки из камыша, которые служат токмо от ветру, а когда дождь случится, то все пробивает. Снаружи оные домы обмазывают глиною, а внутри выделывают известью, наподобие штукатурной работы разными фигурами». Перечислив восемь главных улиц города, Рычков описывает далее базар: «Главный базар по средине города, и называется Игистан, где есть сделанной пруд выкладен диким камнем, в длину и поперек по десяти сажен, а поверх земли аршина на два, наполнен водой, и обсажен великими тутовыми деревьями. Кроме оного есть и другие малые базары, на которых сделаны малые глиняные лавки, и продают хлопчатую бумагу, пестреди и другие бумажные парчицы»1.

В третьей главе «О провинциях и дистриктах Оренбургской губернии» сообщается административное деление губернии. Она подразделялась тогда на четыре провинции: Оренбургскую, Уфимскую, Исетскую и Ставропольскую. Кроме того, сама Оренбургская пограничная линия — ее крепости и форпосты — подразделялись на восемь линейных дистанций.

Следующая, четвертая, глава названа «О разности народов внутрь Оренбургской губернии находящихся, по древнему и нынешнему их состоянию».

Все народы, населяющие Оренбургскую губернию, подразделены Рычковым на две группы. К первой группе отнесены народы, живущие в Оренбургской губернии с давнего времени: русские, татары, башкиры, киргиз-кайсаки (казахи), кара-калпаки, мордва, черемисы (марийцы), вотяки (удмурты), чуваши. Ко второй группе он причисляет выходцев из Средней и Передней Азии, поселившихся в крае недавно вследствие пожалованной городу Оренбургу привилегии. Это — бухарцы, хивинцы, арабы, персы и др. Много места отведено описанию каждого народа в отдельности, причем здесь можно найти сведения о размещении того или иного народа, его численности, занятиях, обычаях и т. д.

Бесспорно, основной и наиболее ценной для географа главой не только первой части, но и всей «Топографии Оренбургской» следует признать пятую главу — «Сокращенное описание местоположения всей Оренбургской губернии, о поверхностях и внутренних земли». Велик удельный вес этой главы и по объему — свыше 1/5 всего текста «Топографии». Но дело понятно не в объеме главы, а в ее содержании. Пятая глава представляет образец блестяще составленного очерка природы Оренбургской губернии. В ней широко использованы личные наблюдения автора и со всей полнотой раскрывается присущий Рычкову талант географа-страноведа.

В самом начале главы Рычков останавливается на особенностях географического положения города Оренбурга и Оренбургской губернии в целом. Затем, прежде чем приступить к описанию природы, он ставит и по-своему решает исключительно важный для географа вопрос о принципах отбора, генерализации фактического материала. «Теперь, — говорит он, — следует описать по возможности то, что в упомянутой губернии поверхность и внутренность земли имеет и производит; но поскольку всего того обстоятельное описание требует достаточного знания в физике и в вещах натуральных, и если все то подробно описать, то одно это может составить особую и немалую книгу, то поэтому, оставляя его искусным в физике, здесь то одно для сведения сообщается, что Оренбургская губерния против прочих имеет особенно знатное и примечания достойное, а что против других мест одинаково, это все для сокращения будет оставлено» [Подчеркнуто мною. — Ф. М.].

Нетрудно видеть, что уже тогда, в середине XVIII века, Рычков правильно подходил к решению вопроса о принципах генерализации фактического материала. Из массы сырого фактического материала он выбирает только главное и характерное, только то, что отличает описываемую территорию от других мест. А именно в этом, «…в умении отобрать главное как раз и заключается настоящее мастерство географического описания»2.

Описание природы губернии Рычков начинает с климата, который он справедливо считает одним из важнейших элементов природы. «Из всей поверхности земной, — пишет Рычков, — выше всего и повсюду распространяется воздух, который, как материя самая тонкая и проницательная, всю нашу атмосферу наполняет и к содержанию жизни нашей и всех тварей за самую нужнейшую вещь почитается… А поскольку при всегдашних переменах его в нас самих и в природе всех вещей разные действия происходят, из которых тепло и стужа, следовательно и дожди, снега, ветры и громы, всем известнее и чувствительнее, поэтому по принятому плану, означив Оренбургской губернии ситуацию, между природных ее обстоятельств, на земной поверхности имеющихся, во-первых, воздух с вышеупомянутыми его переменами по состоянию той губернии просто и кратко описать не неприлично»3.

При характеристике климата Рычков сумел удивительно верно установить многие его главные особенности.

Относительно «тепла и стужи» им замечено, что летом наблюдается сильная жара, но температуры не отличаются устойчивостью и часто имеют место резкие похолодания. Приводится интересный факт очень раннего наступления зимы в 1735 году, когда уже в конце августа (ст. стиль) в районе Орска (тогда Оренбурга) наступили морозы, а с 7 сентября «великий снег пошел и зима началась».

Правильно намечена Рычковым география атмосферных осадков: хорошая увлажненность северо-западных районов Предуралья и бедность ими Зауралья и юго востока. «Что до дождей надлежит, — сообщает Рычков, — то по северо-западную сторону Уральских гор везде их не оскудевает, и как там почти во всех местах земли тучные и хлебородные, потому из всяких жит родится там с избытком… По другую же сторону Уральских гор, а особенно близ Оренбурга и около линейных крепостей, дождливые дни хотя и случаются, но изредка, а больше бывают дни теплые и сухие, отчего всякий хлеб родится против внутренних и по эту сторону Урала лежащих мест гораздо хуже…». Ценный материал приводится также о снежном покрове, его большой глубине на севере, около Уральских гор, и уменьшении глубины в юго-восточном направлении.

Таким образом, главная черта климата Оренбургских степей — резкая континентальность — была в достаточной мере показана Рычковым. Не забыл он отметить и другую важную особенность климата Оренбургского края — сильные ветры, переходящие зимой в бураны страшной силы.

Читайте также:  Губернаторский дом - Уфа от А до Я

«Ветры по рассуждению физиков признаются за такой воздух, который происходящими из земли и из воды парами будучи приведен в движение, наподобие реки течет, или волнуется; а так как в Оренбургских местах, для многих гор и минералов как из земли, так и из воды происходят многие пары и воскурения, от которых воздух, лишаясь своего равновесия, производит частые ветры, то по состоянию тамошних безлесных и степных мест нередко так сильно случаются, что едва на ногах можно устоять, и не по одни сутки продолжаются; особенно же зимой, в декабре и январе месяцах, бури, по тамошнему названию бураны, бывают со снегом и при самом жестоком морозе, что от того многие люди замерзают и пропадают, которые тем более опаснее, что иногда при весьма тихой и умеренной погоде в один час такая туча, или буран, наступит, и такой штурм причинит, что при сильном снеге сверху и лежащий на земле несет, и тем весь воздух столько сгустит, что в трех саженях ничего видеть невозможно»1.

Последняя цитата характеризует своеобразный метод изложения материала, принятый Рычковым во всей «Топографии». Рычков не просто описывает тот или иной процесс или явление, он не ограничивается одной констатацией того или иного факта, но дает ему тут же материалистическое объяснение, вскрывает его генезис. Его интересуют причины сильных и частых ветров в Оренбургских степях, и он находит им разгадку не в таинственных силах, а в особенностях подстилающей поверхности — вывод, с которым не могут не согласиться и современные климатологи.

Обращает на себя внимание и другая важная особенность в изложении материала. Природа, в том числе и такие ее элементы, как климат, рассматривается Рычковым в неразрывной связи с хозяйственной деятельностью человека. Эта вторая особенность становится особенно заметной при описании озер, рек, полезных ископаемых.

За климатом следует описание морей — Каспийского и Аральского, «знатнейших» озер и рек. Сообщаемые здесь сведения о Каспийском и Аральском морях приобретают тем большую ценность, что природа их тогда еще во многом оставалась неясной, а порой казалась и совершенно загадочной.

Описывая Каспийское море, Рычков указывает на колебания его уровня. Сведения Рычкова о том, что в 1715 году наблюдался наинизший уровень Каспия, после чего вода в нем стала прибывать2, находят подтверждение у современных исследователей этого вопроса. «Притом же, — добавляет Рычков про Каспийское море, — если не обманываются обыватели (которые не имея никакой науки, легко погрешить могут), при высокой воде в море стужа, а при низкой жары около него умножаются». О похолодании климата в годы высокого уровня воды в море передавали позже Палласу жители города Гурьева. По этому поводу Г. И. Танфильев справедливо замечает, что «жители, очевидно, видели в понижении и в повышении морского уровня не следствие, а причину холодов и жары»3.

Некоторые соображения Рычкова о Каспийском и Аральском морях ошибочны. Таковы его высказывания относительно подземной связи залива Кара-Богаз-гол с Северным или Восточным морями, Аральского моря с Каспийским, или ссылка на рассказы местных жителей о существовании посредине Аральского моря горла, или пучины, «куда в близость никакому судну не можно подходить, ибо, втянув в себя, затопляет».

Но таких высказываний, во-первых, немного, и, во-вторых, они обусловлены общим уровнем науки того времени. В частности, гипотеза о подземном сообщении Аральского моря с Каспийским, как и залива Кара-Богаз-гол с Северным или Восточным морями, заимствована им у В. Н. Татищева. Последний в 1749 году, в «Напомнении на присланное описание народов, что в описании географическом наблюдать нуждно», писал Рычкову: «Арал морце еще недостаточно описано, а знание его весьма нуждно, особливо как из Каспийского, так из оного видимых протоков нет, однакож в описании Соймонова Каспийского моря на восточной стороне в залив Карабугас сильное течение, великое и непрестанное, следственно оное не инуда, как в Северное или Восточное под землею. Потому потребно наведываться о Аральском, не имеет ли где такого знака на западной стороне или междо островами»1.

Что касается Каспийского моря, то при описании его Рычков использовал «Лексикон» Татищева. Это видно из его слов: «А вышеозначенное Каспийского моря описание сочинено часто упоминаемым господином тайным советником Татищевым и находится в историческом и географическом его лексиконе»2. Татищев закончил рукопись «Лексикона» (с буквы А до «Ключник») в 1745 году, но напечатан он был впервые только в 1793 году под таким названием: «Лексикон российской исторической, географической, политической и гражданской, сочиненной господином тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым». Следовательно, «Лексикон» Татищева был знаком Рычкову по рукописи.

Следует отметить, что вообще при составлении «Топографии Оренбургской» Рычков широко использовал рукописи Татищева и среди них особенно «Введение к историческому и географическому описанию Великороссийской империи». Описания некоторых озер и урочищ, например Индерского озера и Рын-песков, приводимые Рычковым1, совпадают с описаниями Татищева2. Правда, не исключена и другая возможность, а именно: Татищев и Рычков при характеристике ряда урочищ Оренбургской губернии пользовались одними и теми же не дошедшими до нас материалами, например донесениями геодезистов. Это тем более вероятно, что в бытность свою начальником Оренбургской экспедиции Татищев имел неограниченный доступ к подобного рода материалам и, невидимому, уже тогда приступил к работе над «Введением к историческому и географическому описанию Великороссийской империи», которое было закончено не позже 1744 года3.

Переходя к описанию озер и других элементов природы, Рычков останавливается на принципах отбора, генерализации фактического материала. Он напоминает читателям, что «для сокращения объявляется здесь только то, что за знатнейшее почитается, и в рассуждении всех губерний подлежит особому примечанию; прочие же обстоятельства предоставляются во вторую часть, где они в провинциальных разделениях по уездам и местам своим могут быть описаны»4.

В тексте много частных замечаний, имеющих большой историко-географический интерес. Например, заслуживают внимания данные о размерах Наурзым-Карагайского бора — этого примечательного острова северных хвойных лесов, зеленеющего на юге ковыльных степей Казахстана. По словам Рычкова, бор тянется «в длину верст на двадцать, а в ширину верст на десять». За последние два столетия размеры бора мало изменились: бор и в настоящее время имеет в длину 24 км, в ширину — от 3 до 10 километров5.

Озера подразделены Рычковым на две группы: озера киргизские и знатные озера в Башкирии. Помимо местоположения и размеров, привадятся данные о качестве воды, растительности и хозяйственном использовании (разработка соли) озер.

Из рек отмечены главнейшие: Волга, Кама, Яик, Эмба, Сыр-дарья, Сары-су, Ишим, Тобол, Самара и др. Для большинства из них показаны истоки и устье, характер течения, состав растительности по берегам, важнейшие промысловые рыбы и др.

На примере рек видно, насколько полными и разносторонними сведениями о природе тогда еще таинственной Средней Азии располагал Рычков. Вот, например, описание одной из величайших рек Средней Азии — Сыр-дарьи:

«Сыр-дарья, вершины ее взялись из-под Зюнгорского [Джунгарского. — Ф. М.] владения, где сначала живет по ней ходжайтский народ, за которым верхние каракалпаки, но к устью, которым она впадает в Аральское море, находятся при ней нижние каракалпаки, считающиеся между российскими подданными; а нередко и киргиз-кайсаки Меньшей Орды по ней располагаются. Этого ради, как и по вышеизображенной Оренбургской губернии окружности, ко внесению здесь она приличествует. Имя ее Сыр, значит красный цвет, или краску. Течение ее, сказывают, быстрое, шириной и глубиной почитается против Яика, берега у нее низкие и песчаные, и по обеим сторонам находятся солонцы и великие камыши; по ней же есть и острова. Лес к устью находится изредка тальник, а к вершинам, с одной стороны, ветла, осокорь, тополь, джадовник, яблоня, черемуха, крушина, жимолость, тал; а с другой, то есть с левой, саксеул. Бродов по ней нет, а переправляются на судах, которые тамошние жители делают наподобие барок. Рыбы в ней, осетров, белуг, стерлядей и других родов весьма довольно»1.

Трудно что-нибудь выбросить из этой живой и полной характеристики Сыр-дарьи. Она кажется тем более замечательной, что и тогда, в начале 60-х годов XVIII века, имела хождение географическая литература типа упоминавшейся ранее географии Гюбнера. Сравнивая географию Гюбнера с топографией Рычкова, можно подумать, что отделяют их не десятки лет, а целые столетия. Добавим, что описания рек, ближе знакомых Рычкову, например Яика, Самары и др., Сделаны еще точнее и разностороннее.

Раздел «О горах» начинается с описания Уральского хребта. По М. С. Боднарскому, Рычков в «Топографии Оренбургской губернии» впервые в литературе название Урала относит ко всей горной системе, вытянутой от берегов Ледовитого океана до реки Яика и южнее. Замечание Боднарского не совсем точно. Такая же широкая трактовка Урала встречается у Рычкова в «Истории Оренбургской», опубликованной в 1759 году, на три года раньше «Топографии». Но еще раньше в этом же смысле понимал наименование Урал Татищев, с трудами которого был хорошо знаком Рычков.

В Оренбургской губернии Уральские горы, согласно Рычкову, разделяются на три части.

«Первая лежит на вершине Белой и Яика рек и через всю Башкирию, между рек Яика и Самары, где от русских Общий Сырт слывет, и разделяясь снова надвое, одна часть продолжается до Волги, а другая от вершин речек Салмыша и Каргалы, впадающих в Сакмару, идет через Башкирь же на Казань, между рек Белой и Самары на Заянские и Кичуйские вершины»2.

Вторая часть от вершин Яика идет на юг, через водораздел рек Ори и Эмбы, к Каспийскому морю.

Третья часть — «наибольшее тех гор отделение» — направляется на восток, к Алтайским горам.

Трудно ожидать, чтобы в работе середины XVIII века не было фактических погрешностей. И они есть. Например, в одном месте Рычков утверждает, что на вершинах Иремель и Яман-тау встречаются вечные снега, в другом он говорит, что в Эремейских горах, лежащих в истоках реки Ишима, есть такие высокие вершины, каких нет и в Уральских горах, и т. д. Однако таких погрешностей у Рычкова встречается немного.

Рычков лучше чем кто-либо до него и многие десятки лет после него представлял рельеф Оренбургского края. Южный Урал, Мугоджары, Казахская складчатая страна, Общий Сырт (в тексте иногда он называется Уральским сыртом) и даже Бугульминско-Белебеевская возвышенность — все они, часто под другими наименованиями, нашли правдивое отображение на страницах «Топографии».

Ценность и значение этого раздела возрастают благодаря встречающимся в нем дополнительным сведениям о растительности, животном мире и полезных ископаемых гор. Иногда описания гор принимают характер комплексных географических характеристик отдельных мест. Интересны указания на значительную облесенность Казахской складчатой страны (Эремейские, Кучкинские и другие горы), причем Рычков несколько раз подчеркивает отсутствие в Казахской складчатой стране широколиственных пород — дуба и липы. Так, про Эремейские горы у него сказано: «По этим горам находится сосновый, березовый и прочий лес, кроме дуба и липы»1. Про Кучкинские горы, расположенные на водоразделе Иртыша и Ишима, говорится: «Они хотя не столь высоки, как Эремейские, но лесов всяких (кроме дуба и липы) на них весьма довольно»2. В настоящее время дуб на восток не доходит до меридионального отрезка долины верхнего Урала выше города Орска. Основываясь на «Топографии» Рычкова, можно со всей определенностью говорить, что современная восточная граница дуба является границей климатической, чего нельзя сказать о южной границе этой породы, встречавшейся в недавнем прошлом южнее долины Урала.

Из отдельных форм рельефа специальному описанию подверглись одни пещеры. Названы преимущественно пещеры Южного Урала — Уфимской и Исетской провинций, что и понятно, так как именно в этом районе наблюдается наибольшее развитие карстовых процессов.

Много места Рычков отводит полезным ископаемым губернии. Песчаники, известняки, мел, алебастр, гипс, «слюда»3, пески, глины, каменная илецкая соль, сера, нефть, минеральные краски, медные и железные руды, — таков неполный перечень полезных ископаемых, описанных в «Топографии». Про каждый вид минерального сырья сообщается: местонахождение, приблизительная оценка запасов, хозяйственное использование.

Раздел о полезных ископаемых служит наглядной иллюстрацией того, как быстро, за очень короткий срок русскими был собран богатый материал о недрах Оренбургского края. Рычков, составляя «Топографию Оренбургскую», хорошо знал, чем богат Оренбургский край.

Интересны высказывания Рычкова о золоте, относительно распространения и запасов которого на территории России тогда еще почти ничего не знали. Известно, что колыбелью русской золотопромышленности является Урал. Однако и на Урале золото было открыто сравнительно поздно. Первая находка жильного золота была сделана около Екатеринбурга в 1745 году. Золотые же россыпи на Урале были открыты еще позже — только в 1814 году. И хотя золота в Оренбургской губернии долгое время не находили, заявки на него, при проверке не подтверждавшиеся, непрерывно поступали с мест.

Рычков с присущей ему прозорливостью высказывает предположение о возможности нахождения золота в Оренбургской губернии и в то же время предостерегает от излишней доверчивости к поступающим непроверенным заявлениям о находке золота. «Золота и серебра, — говорит он, — во всей Оренбургской губернии поныне еще не изобретено, а хотя с самого Оренбургской губернии начала по делам и значится, что разные люди и из разных мест под именем золотой и серебряной руды камни объявили, но по пробам ничего в них, кроме горючей серы, не являлось; разве окажется, что-либо впредь, а особенно когда вышеописанные в киргиз-кайсацких ордах находящиеся горы… знающими людьми будут осмотрены. Ибо хотя и сказывают, якобы в них золотые и серебряные руды находятся, но без осмотра и свидетельства увериться в том невозможно»1.

Очень богат оказался Оренбургский край медью и железом. «Медных руд в Башкирии, в Уральских горах и по обеим сторонам их, также и в других разных местах, находится множество». С 30-х годов XVIII века, т. е. с приезда на Южный Урал Оренбургской экспедиции, началось строительство медеплавильных заводов. К концу 50-х годов XVIII века количество их в губернии достигло 18, включая несколько недостроенных заводов.

Южный Урал — Уфимская и Исетская провинции Оренбургской губернии — на глазах Рычкова менял свое лицо, превращаясь вместе со Средним Уралом в крупный металлургический центр мирового значения. В глухой непролазной тайге задымили Каслинский, Кыштымский, Златоустовский и многие другие чугуноплавильные и железоделательные заводы. Общее число их в Оренбургской губернии достигало 13, в то время как по всей России в 1766—1777 годах железоделательных заводов насчитывалось 120 (из них 76 было на Урале)1.

Отметив богатство края железными рудами, встречающимися «как по ту, так и по эту сторону Уральских гор», Рычков тут же и совершенно правильно называет самое богатое железорудное месторождение: «но из всех тех самая лучшая [железная руда. — Ф. М.] есть в Магнитной горе, на той стороне реки Яика, близ Магнитной крепости»2.

В дореволюционной России остались неиспользованными многие сокровища недр Урала и среди них — замечательное Магнитогорское месторождение. Советский народ построил на базе этого месторождения гигантский Магнитогорский металлургический комбинат.

Много места отвел Рычков описанию илецкой каменной соли, тогда еще совсем не изученной. Рычков был очень высокого мнения о качестве илецкой соли. «Что до ее доброты принадлежит, то чистотой и твердостью едва ли сыщется где подобная ей, ибо истолченая бывает она так бела, что по виду от чистого толченого сахару распознать ее не можно»3.

В оценке илецкой соли мнение Рычкова совпадало с высказываниями Ломоносова. К сожалению, Рычкову осталась неизвестной большая работа, проделанная в 1745 году Ломоносовым по изучению химических и физических свойств илецкой и других солей из Оренбургского края. В противном случае он не преминул бы сослаться на авторитет Ломоносова, считавшего илецкую соль лучшей в мире.

Хорошее представление имел Рычков также о нефтеносности Оренбургского края. Впервые в научной литературе, почти на десять лет раньше участников академических экспедиций, в частности академика И. И. Лепехина, он отмечает присутствие нефти в Среднем Поволжье. По сообщению Рычкова, «Нефтяные ключи около упомянутого же Сергиевска в разных местах имеются, где и нефтяные заводы раньше бывали. По определению государственной Берг-коллегии, июня 16 дня 1754 года, на прошение татарского старшины Надыра Уразметева, дан ему, Надыру, с сыном его Юсупом, указ около закамской же линии, на речке Карамале, завод завести, для которого они поблизости четыре нефтяных ключа сыскали, и ту материю той Коллегии на пробу объявили, которая, по учиненному в той Коллегии опыту, явилась действительна»1.

Следовательно, о наличии нефти на территории Заволжья знали со времен Рычкова и раньше. Но долгое время считалось, несмотря на известные в ряде мест проявления нефтеносности, что территория между средней Волгой и Уралом не содержит и не может содержать крупных промышленных запасов нефти. И лишь советским геологам удалось доказать наличие огромных запасов нефти, скрытых не в верхних, молодых, а в очень глубоких и древних, включая девон, горизонтах земной коры. Ныне уже освоен крупнейший нефтеносный район, простирающийся от средней Волги до Урала. Бугуруслан, Туймазы, Сызрань, Жигули и др. — это новые центры нефтедобычи, входящие в район «Второго Баку».

Рычков знал о существовании нефти не только в Среднем Поволжье, но и в бассейне реки Эмбы. «На Заяицкой же степи, от Оренбурга в полуденную сторону верховой езды дней двенадцать, в вершинах речки Сагыз (которая впадает в реку Эмбу), на степи, в полуверсте от той речки, сказывают, есть нефтяное место, которое по-тамошнему смоляным называют, в длину сажен на полтораста, а в ширину до ста сажен. Эта материя завсегда поднимается, опускается и расплывается, так, как бы кипела, но не горяча; и если верблюд, или лошадь, зайдет в это место, то так увязнет, что и вытащить не можно. Такой тяжелый тут дух, что никакая птица этого места перелететь не может»2.

Раздел о полезных ископаемых местами принимает характер геологического очерка, в особенности там, где Рычков говорит «о камнях», «о песках», «о глинах». Рядом с песками, встречающимися в обнажениях, он описывает и «степные пески», как Рын-пески, Большие и Малые Барсуки, Приаральские Кара-кумы и т. д. И здесь опять нельзя не отметить замечательную способность Рычкова выделять главное и характерное, его умение оттенять те черты природы, которые имеют хозяйственное значение. Например, про Рын-пески он не забывает упомянуть, что пески представляют «наилучшее и славное кочеванье», что они, в противоположность глинистым солончакам, богаты пресной грунтовой водой, которая, вдобавок, лежит вблизи поверхности1.

В известной мере Рычкова можно назвать также и археологом. В пятой главе у него выделен особый раздел: «Развалины старинных городов и строений». В нем Рычков перечисляет развалины городов — следы различных народов, заселявших территорию Оренбургской губернии в далеком прошлом.

В заключительном разделе пятой главы в алфавитном порядке описаны представители животного мира. Последний во времена Рычкова был богат и разнообразен. В Оренбургском крае встречалось тогда много таких животных, которые в настоящее время очень редки или даже полностью истреблены. Многие виды в XVIII веке имели или другое распространение, чем сейчас, или несколько отличную от современной экологию.

В степях огромными стадами паслись антилопы-сайгаки. На севере, в лесостепной части края (Башкирия) сайгаки встречались редко, главной областью распространения их оставались степи в районе Яика и южнее. В ряде случаев, повидимому, проводились удачные опыты по приручению сайгаков. «Молодые ягнята в домах легко привыкают, и так ручными делаются, что и вырощенный не уходит, хотя бы и на степь был выпущен». Сайгаки скоро подверглись беспощадному истреблению, а в настоящее время они известны только в малонаселенных полупустынных районах.

Не менее характерны были для Оренбургских степей дикие лошади — тарпаны. «Тарпаны ростом против средней лошади, только круглее, шерстью саврасые и голубые, а хотя и другими шерстьми бывают, но редко. От киргизских лошадей отменны они головами, потому что головы у них больше, и на лбу имеют западины. Киргиз-кайсаки, собираясь человек по двадцати о-дву-конь, их ловят и привязывают к своим лошадям за шеи арканами, и так привязанных держат по месяцу и более и, тем приобыча их, употребляют к езде, как и своих лошадей».

Тарпанов ждала еще более печальная участь, чем сайгаков. Уже с середины XIX века тарпаны, по Э. А. Эверсманну, на пространстве между Волгой и Уралом встречались только в зоне полупустынь и пустынь. Позже тарпаны были истреблены и там, и мы можем сейчас судить о них только по дошедшим до нас литературным описаниям этих животных.

Куланы (дикие ослы) известны были преимущественно на Заяицкой степи, в бассейне реки Сары-су и Эмбы. «Ростом они выше тарпанов, поджарые, уши имеют долгие стоячие, но хвосты короче, нежели у обыкновенных, гривы небольшие, шерсть на них густая и немалая, схожа с мышьей, ходят великими табунами, так что по тысяче и больше случается. Киргизцы, стреляя их, употребляют себе в пищу».

В настоящее время куланов нет ни в бассейне Эмбы, ни в бассейне Сары-су. Небольшие косяки их сохранились на юго-востоке Туркменской ССР.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

три + 16 =

Next Post

Разделение епархии на Оренбургскую и Уфимскую

Сб Дек 15 , 2012
Здание Уфимской духовной консистории, канцелярии по управлению епархией Разделение епархии на Оренбургскую и Уфимскую Середина XIX века – время, когда волны реформ накрывают страну одна […]
Разделение епархии на Оренбургскую и Уфимскую