Муфтий Габдессалям Габдрахимов

678958456 Муфтий Габдессалям Габдрахимов БАШКИРИЯ Ислам

Сергей Синенко

…История поворачивает так, что бывшие противники становятся преемниками. Уфа, где находится Духовное собрание, город русский, мусульман здесь всего несколько десятков. Мечети нет. В Оренбурге же все по-другому. Азия ближе, мусульман побольше, к тому же действует большая соборная мечеть. Габдессалям Габдрахимов был утвержден имамом оренбургской мечети в 1799 году, когда Духовное управление временно находилось в Оренбурге. По степени влияния на мусульманское духовенство это второй человек в крае после муфтия. Причем, авторитет его в общине оренбургских мусульман и у казахских ханов растет все более – ханы посылают детей учиться в его медресе, а подрастая, дети ханов сами становятся ханами и султанами, продолжая советоваться с бывшим учителем по всем сложным вопросам.

Внимательно наблюдая из Уфы за тем, как растет влияния Габдрахимова на казахских мусульман, пограничные суды и губернскую канцелярию, действующий муфтий Мухамеджан Хусейнов и ревнует, и завидует, и думает о том, как снизить авторитет оренбургского муллы. Наконец, спустя три года после назначения Габдрахимова имамом главной оренбургской мечети, муфтий Хусейнов удаляет его от должности.

Габдрахимова муфтий обвиняет в нарушение шариата – праздничное богослужение тот начал на четыре дня раньше положенного. Имам Габдрахимов легко оправдывается –

«Да, на четыре дня раньше, но сделал это с согласия оренбургских духовных особ и двух судей-казыев Духовного собра­ния в Уфе».

Вражда между муфтием и оренбургским муллой после этого не утихает, а, напротив, разгорается еще более. ­Когда на окраине Оренбурге открывается еще одна мечеть, на церемонию из Уфы прибывает муфтий и, выступая на торжествах, заявляет собрав­шимся, что внутреннее устройство мечети не отвечает му­сульманским канонам.

Кто в том виноват? – муфтий показывает на Габдрахимова. Его кандидатуру на должность муллы новой мечети он предлагает отвергнуть.

Габдрахимов выходит к минбару и выступает с ответным словом. С блеском он отвергает все доводы муфтия. Симпатии слушателей на стороне своего, оренбургского муллы. Местные мусульмане обращаются в губернское правление с просьбой защитить муллу Габдрахимова от несправедливых нападок.

Не доведя разбирательства до конца, Мухамеджан Хусейнов спешно возвращается в Уфу, причем, это возвращение больше похоже на бегство…

Теперь муфтий созывает заседание Духовного собрания и вторично подтверждает решение об удалении с должности Габдрахимова. Это тут же становится известно в Степном крае. Теперь на защиту Габдрахимова поднимается хан Малой Орды Ширгаза Айчувак, дети которого учатся у оренбургского имама. На стороне Габдрахимова выступает и Оренбургское губернское правление, которое убеждает членов Духовного собрания рассмотреть вопрос об отстранении имама от должности повторно.

Габдрахимова приглашают в Уфу. Здесь он проходит собеседование в муфтиате и показывает блестящие знания шариата. В результате, вместо увольнения, ему присваиваются звания ахуна и мударриса.

Чем объясняется такая благосклонность властей к оренбургскому мулле? Ради чего генерал-губернатор спорит из-за него с председателем муфтията?

Мулла Габдрахимов зарекомендовал себя как человек, способный найти общий язык с ханами и султанами Степного края. Он старательно выполняет поручения Орен­бургской пограничной комиссии – с ним легко иметь дело. Да и генерал-гу­бернатору, чья резиденция находится в Оренбурге, сподруч­нее по текущим делам обращаться к мулле Габдрахимову, чем к председателю муфтиата в Уфе. История с отстранением Габдрахимова, так же как и конфликты с другими духовными лицами губернии ведет к одному – муфтий Мухамеджан Хусейнов утрачивает авторитет среди государственных лиц, его когда-то огромное влияние на казахских ханов исчезло почти полностью.

* * * 

 С весны 1824 года вся Оренбургская губерния живет инспекциями, смотрами, проверками и ревизиями. Летом ждут государя императора с визитом. О поездке известно лишь в общих чертах – Александр намерен совершить большое путешествие по восточным областям. Оренбург и Уфу посетит непременно.

И вот, в середине лета становится известно, что в своем поместье в деревне Адзитарово, что стоит на вотчинной земле башкир Уршак-Минской волости в двадцати верстах от Уфы, скончался муфтий Мухамеджан Хусейнов. Здесь, на деревенском кладбище, его и хоронят.

Не ко времени, как не ко времени. Немедленно начинается поиск преемника. Губернатор Петр Кириллович Эссен указывает, что все меры должны быть приняты, чтобы предупредить любые возможные волнений в крае.

Приготовления к приезду императора продолжаются. Между тем, и мусульманское духовенство, и правительственные учреждения занимаются рассмотрением возможных кандидатов на должность муфтия.

Уже в начале августа губернатору докладывают, что большую активность в этом вопросе проявляет группа казанских купцов и мулл. На высокую должность предлагается кандидатура стар­шего ахуна Большой Казанской мечети Габделсатара Сагитова. В мусульманском мире он хорошо известен – шариат изучал в медресе Бухары и столь успешно, что после сдачи экзаменов по указу хана Мирхайдара был назначен сначала председателем, а затем муф­тием города Гиждуван. Ходатайство мусуль­ман Казани поддерживает и казанский вице-гу­бернатор Жилькин, который заверяет Эссена, что Сагитов в должности муфтия будет утверждать в единоверцах спокойствие и миролюбие.

Почти одновременно с этим на имя министра народного про­свещения А.С. Шишкова поступает коллективное прошение группы казанских духовных лиц и ахунов. Они предлагают изменить сам порядок выбора муфтия, поручив это полностью мусульманскому духовенству Казанской губернии, чтобы оно рассматривало кандидатуры и делало выбор самостоятельно. Напористость, настойчивость казанских имамов, стремящихся резко перераспределить власть и влияние настораживает и муфтиат, и оренбургского губернатора, и верховную власть.

И вот… путешествие государя началось. Выехав из Петербурга 16 августа 1824 года и миновав Москву, он проследовал через Псковскую, Смоленскую, Тверскую, Калужскую, Московскую и Тульскую губернии, посетил Рязань, Тамбов, Пензу, Симбирск и прибыл в Самару.

Следующим встречать государя должен Оренбург. В конце августа губернатор Эссен через пограничную комиссию, комендантов крепостей и линейных казачьих начальников рассылает грамоты султанам Малой орды, хану Букеевской орды, почетным старшинам и биям с приглашением прикочевать в начале сентября к меновому двору со всем скотом и аулами.

Почти никто из казахов на этот призыв не откликнется.

В Оренбург император прибывает 11 сентября и останавливается на квартире губернатора. На следующий день Александр I посещает оренбургские церкви, тюремный замок и меновой двор.

Во время осмотра города генералом Эссеном императору представляют муллу Габдессаляма Габдрахимова, рекомендуют, как доброго помощника губернатора в башкирских и казахских делах, как имама и учителя Оренбургской соборной мечети, удостоенного незадолго до того звания ахуна и мударриса.

По-русски имам говорит с ошибками, но весьма бегло. Император с удовольствием узнает, что тот, кроме татарского, говорит и читает на арабском, фарси и турецком.

«Кроме знания языков и шариата, – подчеркивает Эссен, – имам зарекомендовал себя как тонкий дипломат, умеющий найти общий язык с казахскими ханами и султанами. Это способствует тесному его сближению со знатными родами степи. В особенности способствует то, что ахун занимается обуче­нием детей в медресе».

Благодарный кивок Эссену за усердие, поощряющая улыбка в сторону Габдрахимова. Пауза только подчеркивает торжественность минуты. Император пожимает руку имама. Рука сухая, плотная, что означает надежность. Общее впечатление: скромен, усерден. Добросовестный испол­нитель.

В последующие дни Александр едет в Илецкую Защиту, осматривает каторжную тюрьму, присутствует на божественной литургии и в трех верстах от города, на обширном поле производит смотр войскам Оренбургского гарнизона. Александр верхом объезжает войска, затем колонны проходят перед ним церемониальным маршем. Император благодарит за службу, командиров и начальствующих лиц приглашает на торжественный обед.

15 сентября государь, провожаемый должностными лицами, выехал по Оренбургскому тракту на Уфу, а на следующий день в семь часов вече­ра въехал в Уфу.

С нетерпением ожидало императора с утра все уфимское общество. И вот, вдали заклубилось.

К наплавному мосту через реку Белую подъезжала императорская коляска и кортеж. Загудели церковные колокола. Уже при переезде через реку Александр увидел на берегу высокий дом с флюгером в виде кораблика. Минуя ошеломленную толпу, всю в мундирах и шляпах, восторженно его приветствующую, он приказал править именно к этому кораблику. Он любил так – внезапно и со скрытым значением.

Хозяином дома оказался полковой атаман Патронин, мгновенно отделившийся от встречающих и устремившийся к императору вместе с начальствующим составом. Мгновенно на столе возникли закуска и самовар, а император, генерал-губернатор и два сенаторы присели к столу, перемешавшись с хозяевами. За чаем Александр беседовал с атаманом, задавая ему неожиданные быстрые вопросы о состоянии дел, на что тот со всем конфузливо соглашался. После чая император беседовал с членами атаманской семьи, а на прощанье подарил жене Патронина бриллиантовый перстень, а его дочерям бриллиантовые украше­ния.

Читайте также:  МУСУЛЬМАНСКОЕ КЛАДБИЩЕ В УФЕ

Далее император отправился на молебен в Смоленский собор, где его уже ожида­ли губернские и городские начальствующие лица и епископ уфимский Амвросий. Остановился Александр в доме губернатора Нелидова. Следующие дни прошли в приемах делегаций, войсковых смотрах, посещении богоугодных заведений и дипломатических беседах с губернскими руководителями. Обсуждались и кандидатуры нового муфтия.

Вопрос о назначении оставался открытым, ибо и первое предложение – назначить на эту должность стар­шего ахуна Большой Казанской мечети, и второе – разрешить мусульманскому духовенству Казанской губернии избрать его самостоятельно император не поддержал.

Посовещавшись, Александр повелевает избирать муфтия старым порядком. А чтобы уровень религиозных знаний при любой кандидатуре был достаточен, указывает, чтобы при необходимости кандидат на должность муфтия должен быть послан для усовершенствова­ния знаний в Бухару. Соответствующие указания направлены министру А.С. Шишкову.

…Изучив планы строительства Уфы, и заложив камень в фундамент новой церкви в честь Святого Александра Невского, император отправился в уездный город Бирск. Далее кортеж проследовал через Уфу на златоустовские заводы, в Екатеринбург, Пермь, Вятку и Вологду.

Между тем, министр А.С. Шишков, исходя из указания императора, пред­ложил генерал-губер­натору Эссену выдвинуть своих кандидатов на высший мусульманский пост. Эссен отвечал, что признает «способным и достой­ным оренбургского ахуна Абдусаляма Абдрахима, как по отличному познанию им восточных языков и правил веры маго­метанского закона, чрез что приобрел он себе от всех магометан в здешнем краю обитающих, даже от степных киргаз-кайсаков ува­женье, так и по усердию его к правительству».

На обратном пути, возвращаясь из поездки, Александр I вновь едет через Уфу. Здесь вопрос о назначении муфтия решается окончательно.

Вскоре следует высочайший указ. Муфтием становится Габдессалям Габдрахимов. Но к своим обязанностям он приступил лишь в следующем году.

К этому времени Духовному собранию, находящемуся в Уфе, подчинялась почти вся территория, оказавшаяся в составе России с середины XVI до второй трети XVIII века, за исключением Таврической и западных губерний, Кавказа и Закавказья, Туркестана и степных областей. По мере хозяйственного освоения огромное пространство бывшего улуса Джучи заселялось мусульманами из внутренних губерний. На юго­-восточных окраинах империи мусульмане играли всю большую роль, неся все тяготы и повинности гражданских лиц, выполняя наряду с остальными воинский долг. Если их права на местах и нарушались, это шло вразрез с интересами государства, опирающегося на принцип единства.

Обычно мечети возникали на дальних окраинах как молитвенные дома при меновых дворах. Купцы и торговцы подыскивали подходящего кандидата на должность имама-хатыба.

Помимо нравственных качеств и авторитета среди соплеменников им обычно становился человек, способный выдержать испытание в Духовном собрании и стать указным муллой. Мулл без указа становилось все меньше, ибо их влияние на жизнь общины всегда можно было подвергнуть сомнению.

69556506 Муфтий Габдессалям Габдрахимов БАШКИРИЯ Ислам

Дервиши и мусульманские паломники. Фото конца XIX в.

По мере расселения мусульман в центральных губерниях, на окраинах и в Сибири, возникающие на новых местах общины расширяли границы округа Духовного собрания. В случае обращения в Духовное собрание общин, состоявших из уроженцев Поволжья и Приуралья, обустроившихся в западных губерниях, в Финляндии или Закавказье уфимский муфтият продолжало свое руководство духовной жизнью такой общины, создавая своеобразные островки своего влияния в округах других региональных духовных управлений.

Перед центральными и местными органами власти уфимский муфтият выступал защитником интересов российских мусульман по вопросам применения шариата, по самым разнообразным имущественным  и брачным вопросам.

В Уфе постоянно рассматривались дела не только по Оренбургской, но и по Казанской, Саратовской, Симбирской губерниям и Степному краю. Духовное собрание изучало и принимало решение по жалобам, поступающие и от петербургских мусульман, и от мусульман московской татарской слободы.

Другой вопрос, в решении которого активно участвовало Духовное собрание, – порядок присвоения дворянского звания мусульманам. Он обсуждался по инициативе Оренбургского военного губернатора П.П. Сухтелена и первоначально совсем не затрагивал компетенцию муфтията, но решением Сената губернской администрации было настоятельно рекомендовано решать этот вопрос с участием муфтия и членов Духовного собрания.

Порядок установился такой. В дворяне записывались те мусульмане, которые по метрическим книгам, хранящимся в Духовном собрании, могли доказать свою принадлежность к роду мурз или князей. Как доказательство рассматривались и документы о владении наследованными от предков дворянскими имениями. Уже независимо от мнения муфтията в дворяне записывали тех, кто заслужил это звание на государственной службе. Исполнителями указа Сената о присвоении мусульманам дворянского звания стали местные дворянские депутатские Собрания.

 

Биографическая справка

Муфтий Габдессалям Габдрахимов, председатель Мусульманского Духовного собрания с 1825 по1840 г.

1765 Рождение Габдессаляма Габдрахимова (полное имя Габдессалям ибн Габдрахим ибн Мухаммад аль-Бугульмави аль-Габдери) в с. Габдурахман Бугульминского уезда Самарской губернии. По происхождению из тархан. Начальное образование получил при мечети родного села, затем продолжил духовное образование в медресе 1-го прихода Казани, медресе с. Каргалы (Сеитовский посад), а также медресе г. Оренбурга. Освоил восточные языки – арабский, фарси и турецкий.

1799 Г. Габдрахимов назначен имамом и мударрисом – учителем Оренбургской соборной мечети.

1802 За преждевре­менное проведение праздничного богослу­жения Г. Габдрахимов отстранен от должности муфтием М. Хусейновым, но окончательное решение не принято.

1803 Оренбургское магометанское духовное собрание вторично подтверждает решение об удалении Г. Габдрахимова с должности.

1805 По просьбе хана Малого жуза (казахского) и Оренбургского губернского правления Г. Габдрахимов восстано­влен в должности с присвоением ему звания ахуна и мударриса. Он становится членом различного рода правительственных комиссий по делам казахов, выполняя дипломатические и разведывательные функции.

1814 По представлению гене­рал-губернатора Г.С. Волконского Г. Габдрахимов награжден золотой медалью и золотыми именными часами.

1817 Г. Габдрахимов получает звание тархана, ему увеличено жалование.

1823-1824 Г. Габдрахимов является членом комиссии по решению ордынских дел под предводительством хана Малой Орды Ширгазы Айчувака (Айчувакова).

1825, 30 сентября Указ Александра I о назначении оренбургского ахуна Г. Габдрахимова муфтием, председателем Оренбургского магометанского духовного собрания.

1826, 15 февраля Муфтий Г. Габдрахимов приступает к работе.

1827 Муфтием пред­ставлен на рассмотрение гражданских властей проект строительства отдельного здания для духовного собрания.

1829 При муфтии Г. Габдрахимове упорядочивается регистрация актов гражданского состояния. В приходы рассылаются регистрационные книги. Регистрация осуществляется на платной основе, часть этих пошлин накапливается в Духовном Собрании на специальном счете.

1830 По ходатай­ству Г. Габдрахимова купцом 2-й гильдии Мукминым Тагировым Хозясеитовым построена 1-ая соборная мечеть в г. Уфе.

1834 По ходатай­ству муфтия в г. Уфе построен вакуфный дом для заседателей и при­езжих мусульман.

1835 По предложению муфтия Г. Габдрахимова вводится специальный сбор с каждого обряда мусульманского бракосочетания никаха в размере 30 копеек. Средства в течении нескольких десятилетий накапливают и таким способом по территории округа собирается около 70 тысяч рублей, основная часть которых потрачена на строительство здания.

1836 По указу Николая I от 15 января годовой бюджет Духовного собрания увеличивается до 10850 рублей серебром. Если при первом муфтии штат Духовного собрания состоял из пяти сотрудников, то Г. Габдрахимов добивается его увеличения до двенадцати единиц.

1840, 31 января Смерть муфтия Г. Габдрахимова в г. Уфе. Похоронен на городском мусульманском кладбище.

После смерти муфтия обязанности председателя Духовного собрания временно исполняет старший судья-казый Тажетдин хазрат Максутов.

* * *

…Ноябрьским утром 1825 года в уфимскую губернскую канцелярию прибыл со срочной депешей правительственный курьер. Немедленно столоначальником был отдан приказ, послали за всем губернским и городским начальством, за военными чинами, за епископом, за магометанским судьей, исполнявшим обязанности председателя муфтиата. Собравшимся губернатор объявил: «Государь помер в Таганроге».

Всех новость поразила. Вспоминали, о том, как Александр I приезжал в Уфу, как лицо его было приветливо, чер­ты – мягки и округлы, каким усталым и печальным он выглядел.

Читайте также:  Старая Уфа - Уфа от А до Я

Прошло всего лишь три дня, а в лавках уже продавали портреты будущего императора Константина. Пока разносили повестки о присяге, и кто-то торопился поклясться, разнесся слух об отречении цесаревича и о возмущении в Петербурге. Рассказывали, что был бунт и по Галерной стреляли пушки, говорили о каре на Исаакиевской площади, о конногвардейской атаке, о смерти графа Милорадовича.

Николая никто не знал. При Александре он ничего не значил и никого не интересовал. Все теперь бросились о нем расспрашивать, но бестолку.

Одни офицеры могли дать ответ. Говорили о его жестокости, злопамятности. Первые из услышанных историй о Николае касались именно этого. Рассказывали, что как-то на ученье Николай до того забылся, что собрался даже схватить за воротник офицера, который его предупредил: «у меня шпага в руке». Николай отступил тотчас, промолчал, но не забыл ответа. После декабрьского восстания он несколько раз осведомился, не замешан ли тот офицер в деле. Тот, по счастью, не был замешан.

В царствование Александра политические гонения были редки. Сослал он, правда, Пушкина за стихи и Лабзина за то, что тот, будучи конференц-секретарем Академии художеств, предложил избрать кучера Илью Байкова в члены Академии. Свое остроумие секретарь проявил после того, как президент Академии предложил в почетные члены Аракчеева. Лабзин переспросил, в чем состоят заслуги графа Аракчеева в живописи и искусствах. Президент не нашелся и ответил, что Аракчеев государю самый близкий человек. «Если эта причина достаточна, то я предлагаю кучера Илью Байкова, – заявил секретарь, – он не только близок к государю, но и сидит прямо перед ним». Лабзин за дерзость был выслан в Симбирск. Но то был казус, анекдот, ответ государя на излишнюю находчивость подданного, а систематического преследования при Александре не было.

Теперь шепотом, по углам рассказывали о манере Николая беспрестанно всюду на улице, во дворце, на своих детях и министрах, на весто­вых и фрейлинах пробовать свой взгляд, имеющий свойство гремучей змеи – останавливать кровь в жилах.

Рассказывали, что как-то Николай в присут­ствии начальников тайной полиции, лейб-фрейлин и лейб-генералов попробовал свой взгляд на Марье Николаевне, своей дочери. Лицом та была похожа на отца, и взгляд ее напоминал его страшный взгляд. Дочь смело вынесла отцовский взор. Император побелел, щеки задро­жали, глаза сделались еще свирепее. Таким же точно взглядом отвечала ему дочь. Все побледнело и задрожало вокруг, лейб-фрейлины и лейб-генералы не смели пошевелиться. Наконец Николай в гневе встал и вышел. Нашла коса на камень.

От всех этих рассказов и слухах настроение общества менялось на глазах…

К исполнению своих обязанностей муфтий Габдессалям Габдрахимов приступил 15 февраля 1826 года. Через месяц им получена была от правительства безвозмездную помощь в четыре тысячи рублей серебром на постройку или покупку дома в Уфе.

Новый муфтий знакомится с делами, объезжает мечети и медресе своего округа, совершает дипломатическую поездку в Степной край, султаны которого поддержали его в трудную минуту. Прощаясь, муфтий приглашает старых друзей в Уфу, к себе в гости.

Вскоре после восшествия на престол Императора Николая I хан Внутренней орды Джангер Букеев приезжает в Уфу.

Хан Букеев – один из бывших учеников Габдессаляма Габдрахимова по медресе Оренбургской мечети, один из любимых. Когда муфтий служил в мечети муллой, хан брал уроки в его доме, ел за его столом. Теперь хан снова сидит за столом Габдрахимова. Идет обычный разговор. Хан рассказывает о подарках, полученных в Оренбурге.

Подарки – обычное дело, способ разговора со степью, с которого начинается беседа чиновников губернии со старшинами, султанами и ханами. Но к подаркам быстро привыкают и тогда они становятся похожи на обязанности, одариваемый ждет уже не столько подарка, сколько исполнения условий неписанного договора. Это опасный путь, так становятся вымогателями.

И муфтий задает Джангеру Букееву неожиданный вопрос: «Правильно ли то, что только хан и люди хана получают от государя подарки? Не думал ли хан, что на подарки нужно отвечать подарками? Не хочет ли хан подарить что-нибудь новому императору?»

Хан обрадовался вопросу: «Да, ему хочется что-то подарить новому императору, он готов прислушаться к совету уважаемого муфтия».

«Нет, – говорит Габдессалям Габдрахимов, – не муфтий, а сам хан должен решить, что это будет за подарок. Хан Внутренней орды должен сам выбрать и сам подарить, как подобает благородному хану!»

Но чем удивить императора, у которого все есть?

Джангер Букеев думает, чего же все-таки нет при дворе. Хорошая мысль приходит в голову. У царя, наверное, есть целый сарай с золотыми каретами, но в нем нет ни одной кочевой кибитки. Значит, нужно изготовить такую чудесную кибитку, чтобы император вместо карет стал ездить по Петербургу на кибитке!

После возвращения в степь хан вызывает к себе старейшин и мастеров. Долго обсуждают будущий подарок и решают. Пусть кибитка будет в окружности 34 аршина 5 вершков, а высотой 5 аршин 5 вершков (аршин – около 71см., вершок – около 4,5 см. – С.С.). Сделана пусть будет из решеток, выкрашенных красной краской и убранных до половины костями, с врезанными в них стеклами и фольгой. Решетки снаружи делать следует выпуклыми и продеть сквозь них ремни для растягивания, чтобы они лежали плотно одна на другой. Палки, служащие для поддержанию круга, привязать к решеткам разноцветными шнурками. Двери убрать зеркалами и костяными украшениями с фольгой, так чтобы не видно дерева. Покрышку дверную сделать из белого холста, снаружи вышитого узорами красного сукна с черным бархатом, а внутри крыть алым сафьяном и привязать к кибитке шелковым поясом с золотой кистью. Порог выкрасить голубой краской…

Работа над этой кибиткой шла почти два года.

Когда она уже подходила к концу, хан обратился к оренбургскому генерал-губернатору графу Петру Кирилловичу Эссену с просьбой довести его желание сделать подарок до сведения государя, так как лично он не осмелиться обратиться. Граф Эссен предварительно запросил канцлера Нессельроде о необычном желании хана Джангера, а Нессельроде, соответственно, вошел с представлением к императору.

Николай высочайше соизволил принять дар повелителя восточной степи – об этом Нессельроде известил Эссена, причем указал, что было бы удобнее послать за кибиткой из Оренбурга чиновника, который и доставил бы ее в Петербург, освободив, таким образом, подданных хана от лишних разъездов. Совет канцлера Нессельроде был принят и графом Эссеном, и ханом Джангером Букеевым.

Хан выделил для сборки кибитки в Петербурге опытного своего мастера Кенжалия Курман Кожаева. Кибитка была доставлена в Петербург в исправности.

Граф Нессельроде по этому поводу направил депешу графу Эссену: «Его Императорское Величество с удовольствием воззреть соизволил на сие приношение, как новый знак верноподданичества и усердия хана Джангера. По каковому случаю всемилостивейше пожалована губернскому секретарю Ваневу золотая табакерка, а киргизу Кенжалию золотая медаль на Анненской ленте для ношения на шее, платье и пятьдесят рублей денег. Сверх того, обоим во все время нахождения их здесь производилось содержание от министерства».

Чуть позже и сам хан Джангер Букеев получил от графа Нессельроде письмо. Главным была в нем следующая фраза: «Государь Император поручил мне объявить вашему высокостепенству Высочайшее Его Императорского Величества благоволение».

* * *  

Муфтий Габдрахимов стал инициатором строительства в Уфе нескольких зданий религиозного назначения – вакуфного дома, соборной мечети и резиденции муфтията рядом с мечетью.

В 1827 году на рассмотрение гражданских властей Габдрахимовым был пред­ставлен проект строительства отдельного здания для размещения Духовного собрания. По его инициа­тиве велся сбор тридцатикопеечного брачного налога с му­сульман, который шел в фонд будущего строительства.

2656436 Муфтий Габдессалям Габдрахимов БАШКИРИЯ Ислам

 Первая соборная мечеть Уфы представляет собой каменное двухэтажное здание, которое неоднократно перестраивалось и подвергалось перепланировке. Фото Сергея Синенко

По ходатай­ству муфтия Габдрахимова в 1830 году близ Случевской горы была построена соборная мечеть. Ранее он обратился в губернское правление с прошением об отво­де земли для постройки дома и мечети «пустопорожнего квартала» с дво­ровым местом под номером 791, где прежде стоял деревянный дом губернского правления, сго­ревший во время большого пожара 1821 года.

Читайте также:  Всеобуч 1920–1930-х гг. - Уфа от А до Я

В плане, выданном муфтию губернской строительной комиссией, для мечети определено место в середине квартала, а по углам обозначены еще четыре места для строительства. Сверху с правой стороны – для дома муфтия, с левой стороны – для служи­телей мечети и приезжих магометан, а два остальных места – для строительства зданий вспомогательного назначения.

Соборная мечеть возводилась на средства уфимского купца 2-й гильдии Мукмина Тагирова Хазмитева, строительство обошлось в 12 тысяч рублей серебром.

Мечеть представляла собой прямоуголь­ное каменное здание с пирами­дальным минаретом высотой тридцать метров. При размещении в городе отдельных вертикалей, какими были церкви, мечети с минаре­тами, пожарные вышки, много­этажные дома, выделяющиеся среди соседних зданий, архитек­торы прошлого учитывали их значение для создания силуэта города. Такие здания станови­лись как бы опорными, они обо­гащали общий образ города и были архитектурно взаимосвя­заны. Уфимская мечеть эф­фектно завершала улицу Спас­скую, ныне Новомостовую.

karavan Муфтий Габдессалям Габдрахимов БАШКИРИЯ Ислам

Караван-сарай, историко-архитектурный комплекс в Оренбурге, состоит из мечети и народного дома. Был построен в 1838–1844 по проекту архитектора А.П. Брюллова в традициях восточного зодчества

Годы тридцатые и сороковые – самое холерное время в России. Министерство внутренних издает «наставление к распознанию признаков холеры, предохранению от оной и первоначальному ее лечению», где запрещается «…жить в жилищах тесных и нечистых, предаваться гневу, страху, унынию, беспокойству духа и вообще сильному движению страстей».

Газеты сообщают:

«В городе Нижнем Новгороде с за май месяц от холеры заболело 527, выздоровело 167 и умерло 112 человек… В городе Оренбурге и в губернии заболело 712 и умерло 196 человек… В городе Уфе умерло 28».

Вместе с холерой идут бунты. В эти дни Пушкин, окруженный карантинами в Царском Селе, отправляет письмо П.А. Вяземскому в Москву: «…нам покамест не до смеха: ты, верно, слышал о возмущениях новгородских и Старой Руси. Ужасы. Более ста человек офицеров перерезали в новгородских поселениях со всеми утончениями злобы. Бунтовщики их секли, били по щекам, издевались над ними, разграбили дома, изнасильничали жен; пятнадцать лекарей убито… Государь приехал к ним вслед за Орловым. Он действовал смело, даже дерзко; разругав убийц, он объявил прямо, что не может их простить, и требовал выдачи зачинщиков. Они обещались и смирились. Но бунт Старо-Русский еще не прекращен. Военные чиновники не смеют еще показаться на улице. Там четверили одного генерала, зарывали живых. Когда в глазах такие трагедии, некогда думать о собачьей комедии нашей литературы…»

Оренбургская губерния. Предрассудки, слухи занимают умы. Им уже не удивляются.

Они проникли даже в присутственные места. В Уфимском губернском правлении по всем комнатам стоят плошки с дегтем, по нескольку раз в день в коридорах курят можжевельником. Многие употребляют настойку из красного перца – эти ходят раскрасневшиеся, и утверждают, что настойка – самый верный способ уберечься. Некоторые из купцов каждый день пьют по рюмке бычьей крови. Есть и такие, кто на­мазывает все свое тело кошачьим жиром. Кто-то пьет деготь.

Каждый день прислуга приносит нелепицы, одна глупее другой. То, будто бы, вышел приказ, чтобы в каждом доме заготовить несколько гробов, и как только кто захворает, сейчас же дать знать об этом полиции, которая тотчас кладет боль­ного в гроб, заколачивает крышку и везет прямо на кладбище.

Еще говорят, будто народ отравляют поляки, евреи и доктора,  подкупленные поляками и евреями, что­бы в больницах морить людей. Выдают за достоверное, что каж­дое утро во все квартиры будут являться подкупленные доктора и осматривать всех живущих, а если кто и здоров, но доктору покажется золотушным, его сейчас же посадят в закрытую фуру под конвой и увезут за город в холерный барак.

Без того пустынные улицы сделались еще пустынней. Боялись выходить в чистом, чтобы не приняли за докто­ра и не учинили расправу.

Рассказывали, как на Успенской улице лавочник, выскочив из дверей, закричал: «Отрави­тель!» и тут же образовалась толпа, отравителя поймали и почти уже начали душить. Оказалось, то был молодой почтовый чиновник, который, возвращаясь со службы, купил фунт муки для киселя и положил сверток в карман шинели. Вспомнив, что забыл купить сахару, он зашел в лавку, купил сахар и стал засовывать кулек в карман, а сверток с киселем разорвался и розовая мука посыпалась на пол. Увидев это, лавочник тут же выскочил на улицу и принялся кричать. Околоточный еле-еле уговорил толпу отвести юношу в полицейскую часть и сопровождал его с толпою все время. Фигура у несчастного была жал­кая: мундир изорван, лицо в крови, волосы всклокочены. У него уже не было сил идти, его подталкивали в спину и в бока…

В мусульманских селениях на холеру смотрели как на кару божью. Большая часть жителей стойко держалась взгляда на вредность медицины. Такое настроение шло и от населения и от сельских мулл, которые убежденно отстаивали мнение, что вмешательство врачей недопустимо, ибо жизнью людей волен распоряжаться лишь Аллах.

Учитывая эти настроение, губернатор обратился к Духовному собранию с тем, чтобы муфтий и заседатели воздействовали на единоверцев. Муфтиату было поручено вести разъяснения среди башкир, тептярей и татар с тем, чтобы убедить их в необходимос­ти принимать помощь врачей.

Решено было также собрать татарских и башкирских детей и послать их в Казань учится на лекарей впрок.

Но тут многие из родителей уперлись. Особенное упорство проявили башкиры Троицкого, Верхнеуральского и Челябинского уездов, отказавшиеся отпускать детей на обучение. Башкиры пятого кантона даже направили прошение на имя императора Николая I, в котором кри­тиковали не только решение генерал-губернатора П.П. Сухтелена о наборе с уездов по десять-двадцать юношей для обучения в Казани, но и фетву муфтия, которая то губернаторское решение поддерживала.

После этого члены Духовного Собрания все свои силы бросили на то, чтобы убедить мусульман в полезности и жизненной необходимости медицинских знаний. Муфтий Габдессалям Габдрахимов разослал новую фетву, в которой вновь обратился с увещеванием, что «медицина благодарная, поощряемая Богом наука, потому что предмет ее есть человечес­кое тело, которое по природе для нас важно, ибо в целостности и сохранности оного мы больше всего испытываем нужду». Муфтий соглашался смиренно, что медицинская наука по степени не­обходимости для человека находится на втором месте, уступая богословию и заботе о душе, но больным людям, писал муфтий, прежде заботы о душе, что является процессом беспрерывным и про­должающимся целую жизнь, необходимо исцелить организм, что достигается не только молитвами, но и помощью, которую оказывают человеку целебные лекарства и медицинская помощь.

На языке тюрки в то время не было книг о современных достижениях медицины и муфтий, видя в них потребность, изложил свои мысли в сочинении «Польза человеческого рода», где дал крат­кую историю медицины, доказывая ее необходимость для человечества.

Итогом работы, проделанной Духовным собранием, ахунами, муллами и самим муфтием, стало то, что по уездам были собраны мусульманские юноши и на медицинском факультете Казанского университета началась подготовка лекарей для башкирско-мещеряцкого войска. В 1834-1865 годах Первую Казанскую гимназию закончило двадцать два мусульманина, а в 1840-1860 годах в Казанском университете обучался тридцать один мусульманин. Нужно сказать, был среди этих медиков и будущий муфтий Духовного собрания Мухамедьяр Султанов.

Для своего времени муфтий Габдессалям Габдрахимов отличался значительными познаниями.

Он собрал библиотеку, в которой насчитывалось более ста книг на восточных языках, причем некоторые из них состояли из тридцати и более томов. Увлекаясь астрономией, на чердаке своего дома он оборудовал смотровую площадку, откуда наблюдал в телескоп за звездами и движением планет

Прославился муфтий и как ярый противник пьянства. Известен был и своими совершенно бесплодными усилиями в борьбе против народных праздников, таких, как сабантуи и джийыны, которые он называл проявлением язычества, что, в сущности, было недалеко от истины.

Пятнадцатилетняя деятельность его на посту муфтия была высоко оценена императорским двором. За службу он и его сыновья получили звание тархана, были освобождены от налогов и повинностей.

Автор: Сергей Синенко

Источник: книга Сергей Синенко «Мусульманское духовное собрание».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

один + шесть =

Next Post

Ссыльные в Челябинской области

Чт Авг 20 , 2020
«Ваня, заведи нам краковяк» Репрессированные и ссыльные в Сатке Челябинской области Евгения БОРИСОВА рассказывает в газете «Саткинский рабочий» о судьбах жителей города Сатки: Когда я шла к […]
Ссыльные в Челябинской области