Известно, что султан Абдул-Хамид II, занимавший османский трон в 1876-1909 гг., позиционировал себя как халиф — «наместник пророка Мухаммада на земле». Эта установка оказала влияние на всю внешнюю политику Османской империи.
Именно в этом контексте следует рассматривать предлагаемые читателю донесения сотрудников турецкого посольства в России — пятого секретаря Абдур-Реззака и первого секретаря сеида Абдул-Баки, присутствовавших на праздничных намазах мусульман, проживавших в Санкт-Петербурге. Описанные ими богослужения состоялись по случаю Ураза-байрама (праздника разговения) в 1890 г. и 1891 г. соответственно. Донесения дипломатов содержат сведения исторического, религиозного и даже этнографического характера, а также попытки анализа положения российских мусульман.
Внимание турецкие чиновники обратили не только на различия в порядке исполнения религиозных обрядов у османов и российских мусульман, но и на внешний вид последних. Отметим, что порядок совершения праздничных богослужений, наблюдавшихся ими в Санкт-Петербурге, несмотря на высказанные в донесениях Абдур-Реззака и особенно Абдул-Баки замечания, не нарушал канонов, принятых в ханафитском мазхабе.
Османская империя — исламское монархическое государство турецкой династии Османов существовало в 1299-1923 гг. и являлось сверхдержавой в Европе и Средиземноморье.
Праздничная проповедь перед общественной молитвой у суннитов состоит из двух частей: первая — вагаз, которая обычно читается на языке местного населения, вторая — хутба, обязательный элемент общественной молитвы. Хутба имеет канонизированное содержание, читается на арабском языке и, в свою очередь, также состоит из двух частей: в первой ее части идет восхваление Бога, Пророка, учителей и светских правителей, во второй содержатся просьбы к Богу. Эти части делятся непродолжительным промежутком времени, когда все молящиеся индивидуально обращаются к Богу.
Мусульманам вменяется внимательно слушать имама-хатыба, читающего хутбу. В это время запрещается даже чтение намаза. Иногда после хутбы читают дополнительные вагазы, либо дополнительные молитвы на языке местного населения. Кроме хутбы, остальные элементы праздничного и пятничного богослужения строго не регламентированы.
Абдул-Баки пишет, что петербургский имам в ходе богослужения использовал скромный для праведных халифов титул — «повелители правоверных», тогда как по традиции должен был называть их «истинные преемники Посланника Аллаха».
Предположение Абдул-Баки о том, что это могло быть связано с раздражением российского правительства «каноническим титулом» праведных халифов, вряд ли имеет основание. Скорее всего, такова была местная мусульманская традиция.
«В татарской харчевне», 1845-1847 гг., Вильгельм Кизеветтер
Не менее поразил турецких дипломатов костюм и внешний вид живших в Петербурге «татарских мусульман», одетых и выглядевших согласно европейской моде:
«У большинства из них на голове была тюбетейка, а рядом — шляпа; у некоторых из них отсутствовали борода и усы, у некоторых были сбриты только усы, у некоторых были раздвоенные бороды — словом, наблюдаемый нами у европейцев, неуместный [для мусульман] внешний вид», «их внешний вид давал повод принять их за русских».
Европейская одежда (особенно шляпы) традиционно рассматривалась турками как один из признаков «врагов веры». Тем более Абдур-Реззак-бею не понравилось несерьезное отношение к своей внешности и особе со стороны «несчастных российских мусульман».
Абдур-Реззак не преминул в своем письме съязвить по поводу «ханских отпрысков», занимающихся содержанием ресторанов, — видимо, не самым престижным, с точки зрения османа, делом.
По-видимому, внимание турецких дипломатов к религиозной жизни петербургских мусульман привлек и вопрос возведения в Санкт-Петербурге соборной мечети. Разрешение властей на сбор пожертвований было получено в 1883 г. после неоднократных обращений уполномоченных представителей мусульманской общины Санкт-Петербурга и лично оренбургского муфтия С. Тевкелева.
В качестве главного уполномоченного лица по сбору средств был утвержден ахун Гатаулла Баязитов. Хотя пожертвования на строительство мечети собирались по всему округу Оренбургского магометанского духовного собрания, сбор средств шел медленно. В то же время возведение в российской столице соборной мечети предполагало, что эта мечеть станет главным мусульманским храмом империи.
Вероятно, именно поэтому информация о предполагаемом строительстве мечети в Санкт-Петербурге привлекла внимание лично султана Абдул-Хамида II и побудила высшие круги Османской империи обдумывать возможность оказания материальной поддержки со своей стороны.
Нам неизвестно, оказала ли Порта реальную помощь, однако о значении, которое придавалось в Стамбуле этому вопросу, говорит то, что высокопоставленному чиновнику султанской канцелярии Кямиль-паше, дважды посещавшему Россию (в 1895 и 1896 г.), наряду с выполнением ряда дипломатических поручений, предписывалось собрать сведения о сумме, необходимой для строительства петербургской мечети.
Девочка-татарка. Фото В. Крикова, Казанская губерния, 1870-е гг.
Донесения посольских чиновников, отмечавших, что намазы совершаются в неприспособленных для богослужения помещениях, в условиях, противоречащих установлениям шариата, по-видимому, также укрепили падишаха в мысли о необходимости помочь петербургским мусульманам в строительстве мечети.
В свою очередь, Дервиш-паша счел целесообразным ознакомить с донесением падишаха. Если знакомство последнего с письмом Абдур-Реззака имело место, то, возможно, именно изложенные в нем сведения и наблюдения привлекли внимание монарха к проблеме строительства мечети в Петербурге.
Донесение сеида Абдул-Баки хранится в подфонде «Посольства, консульства и военные атташаты» (Elçilik, Şehbenderlik ve Ataşemiliterlik)9 упомянутого фонда.
В нем сосредоточены документы, напрямую направлявшиеся в резиденцию султана из турецких посольств, консульств и военных атташатов, из зарубежных организаций и обществ, а также донесения и прочие документы, направленные в Главную канцелярию султана посольскими советниками, переводчиками, поверенными в делах, заверенные их личной печатью.
Публикуемые документы относятся именно к последней разновидности официальных бумаг. Ксерокопии письма Абдур-Реззака и сопроводительной записки к нему были переданы турецкими архивистами в Национальный архив Татарстана. Донесение Абдул-Баки с сопроводительной запиской опубликованы в сборнике «Osmanlı Belgelerinde Kazan» (Казань в османских документах), изданном турецкой архивной службой к 1000-летию Казани.
Сопроводительная записка адъютанта султана Абдул-Хамида II Дервиш-паши на имя падишаха к донесению третьего секретаря османского посольства в Санкт-Петербурге Абдур-Реззака о положении российских мусульман
31 мая 1890 г.
С целью [возможного] получения общих сведений о положении российских мусульман в приложении [к сему] представляю к подножию могущественного августейшего трона направленное Вашему покорному слуге письмо третьего секретаря Петербургского императорского посольства покорнейшего Абдур-Реззак бея — сына покорнейшего Неджиб паши, губернатора [санджака] Сироз — содержащее сведения и наблюдения о препятствиях, с которыми сталкиваются татарские народы, обитающие [в] России, в осуществлении свободы вероисповедания.
С указанными препятствиями он ознакомился при проведении некоторых разысканий, на которые его подвигло религиозное рвение.
Решение же всех дел зависит от воли и указа их обладателя — нашего государя.
23 шевваля 1307 г. [хиджры] / 30 мая 1306 г. [руми].
Адъютант Его императорского величества покорнейший Дервиш.
Письмо-донесение третьего секретаря османского посольства в Санкт-Петербурге Абдур-Реззака адъютанту султана Дервиш-паше о положении российских мусульман
19 мая 1890 г.
Нижайшее донесение.
Видя нынешнюю степень ужесточения московитами (maskoflar) ранее установленных правил, предпринятого с целью уничтожения религии татарских мусульман, в лице коих мусульманский мир ранее имел здесь могучую преграду против христианства и которые, претерпев кардинальный [исторический] перелом, оказались в плачевном положении в руках врагов веры; вынужденность в настоящее время почти всех из них, [даже и] имея в своей среде многих обладателей богатства и славы, заниматься услужением и тому подобными низкими занятиями, а также то, что в численном отношении, сравнительно с другими народами, занимая в Российском государстве второе место, ни один из них не состоит на сколько-нибудь заметной и почетной должности, а их падение открыло путь русским, которые, продвинувшись до Туркестана, являющегося источником витязей магометанской веры, схватили мир ислама за сердце и отняли у них политические свободы, не оставляя им надежды на выздоровление, невозможно не проводить осторожных изысканий по этому вопросу.
Таким образом, и Ваш покорный слуга со времени прибытия в Петербург до сего времени не только не пренебрегал изучением этих обстоятельств, но и, исполняя свои религиозные обязанности, принял участие в праздничном намазе во время прошедшего Праздника разговения. В связи с тем, что здесь не имеется мусульманской мечети и местом совершения праздничного намаза определен зал Городской думы, Ваш покорный слуга встретился со здешним татарским имамом Атауллахом-эфенди и известил его о своем намерении.
Имам, сказав с укоризной, что до настоящего времени не было случая присутствия [на богослужениях] кого-либо из сотрудников нашего посольства, изъявил большую радость и добавил, что приготовит для меня место в первом ряду [молящихся]. В праздничное утро я, специально заказав богато украшенную карету, отправился к месту совершения намаза.
Поднявшись по длинной лестнице и натолкнувшись на большое число нищих мужчин и одетых не по требованиям ислама женщин — мусульман и мусульманок, я вошел в зал, где будет совершаться намаз.
Воистину первое впечатление стало ошеломляющим. Со стороны киблы в зале [находились] большие завешанные портреты, а также еще весьма большие портреты: справа — незавешанный [портрет правящего] императора, сзади — покойных императоров Александра II, Николая XVI и императриц, [причем] на головах упомянутых лиц [были изображены] кресты. Несуразным было и то, что слева виднелось именуемое по-французски «шапель» собрание изображений Иисуса, Марии и других, кому молятся христиане, с горящей лампадой.
Вид около семи-восьми сотен мусульман, выстроившихся там рядами, мог бы удивить каждого. У большинства из них на голове была тюбетейка, а рядом — шляпа; у некоторых из них отсутствовали борода и усы, у некоторых были сбриты только усы, у некоторых были раздвоенные бороды — словом, наблюдаемый нами у европейцев, неуместный [для мусульман] внешний вид.
Таким же удивительным было зрелище более чем двухсот человек в шляпах, стоявших в одной стороне мечети, то есть зала. Увидев, что входит некто в османской феске и сюртуке, люди стали расспрашивать обо мне у моего слуги, причем на их лицах мелькало выражение неуместного веселья.
Имам, прочитав несколько хадисов о достоинствах садака-и фитр, выступил и на татарско-турецком языке (который я отлично понял) с проповедью относительно опрятности одежды, после чего, взяв в руку длинный посох, взобрался с двух досок — ступеней импровизированного минбара — на свою скамью и прочел хутбу.
Упомянув в ней священные имена четырех праведных халифов и прочтя некоторые известные коранические изречения, он, удовлетворившись фразой: «Давайте помолимся также за успех и здравие нашего государя Александра III, его престолонаследника, цесаревича Николая и его достопочтенной супруги», закончил хутбу, после чего был совершен намаз.
Затем, после того как имам представил Вашему покорному слуге отставного генерала Чингизхана и многих «ханских отпрысков», содержащих рестораны, люди разошлись. Ваш покорный слуга, спускаясь по лестнице, во имя венца Его халифского величества раздал все имевшиеся при себе наличные деньги в качестве милостыни вышеупомянутым нищим.
Русские, с целью христианизации мусульман проведя необходимые исследования через посредство миссионерской организации, расположенной в городе Казани, начали постепенно вмешиваться в дела свободного отправления их культа и, прибавив для имамов условие получения образования и воспитания в русской школе, вынудили внести некоторые изменения и в хутбу.
Этим, а также условием постоянного присутствия полицейских на богослужениях, оставлением мусульман в невежестве, стремлением писать и распространять среди мусульман [книги] по истории ислама и некоторые религиозные рассказы, отражающие русскую точку зрения, а также многими другими инициативами они добились того, что твердо придерживающиеся своей религии здешние мусульмане поставлены в условия, способствующие ее элементарному забвению.
Хотя и нет оснований сомневаться в благочестии имама Атауллаха-эфенди, [все же] он получил образование в русской школе, русские выдают ему законное жалованье, а также дали ему чин, соответствующий чину улá. Здешние мусульмане знают, что Атауллах-эфенди со своей шляпой и служебным мундиром ушел к русским, и многие не любят его [за это].
В любом случае решение этого вопроса находится в Вашей власти.
18 мая [1]306 г. [руми].
Третий секретарь Петербургского императорского посольства покорнейший [Абдур-Реззак].
№ 3. Сопроводительная записка первого секретаря османского посольства в Санкт-Петербурге Абдул-Баки в Главную канцелярию султана к своему донесению на имя падишаха о положении российских мусульман
28 апреля 1891 г.
Нижайшее донесение.
Сим осмеливаюсь просить Ваше превосходительство о представлении к высочайшему порогу халифского величества прилагаемой докладной записки (laiha), составленной в дополнение к ранее представленному мной рапорту (ariza) о положении российских мусульман.
Решение же этого вопроса зависит от Вашего благоусмотрения.
1 шевваля [1]308 г. [хиджры].
Первый секретарь Петербургского императорского посольства нижайший эс-сейид Абдул-Баки.
Помета: Первая записка зарегистрирована в разделе «Внешние сношения» книги учета [входящей корреспонденции] под номером 2217 от рамазана [1]308 г. (Birinci yazı 2217 sayı ile Ramazan [1]308 tarihiyle kayd defterinin hariciyye kısmında mukayyeddir).
Osmanlı Belgelerinde Kazan. – Ankara, 2005. – № 9. – S. 23-24 (транскрипция), 252 (факсимиле).
№ 4. Донесение (ляиха) первого секретаря османского посольства в Санкт-Петербурге сеида Абдул-Баки на имя султана о положении российских мусульман
28 апреля 1891 г.
В представленной мною ранее ляихе о положении российских мусульман говорилось, что, хотя внешне Российское государство как будто не притесняет своих мусульманских подданных, в действительности в отношении мусульман оно осуществляет дискриминацию и прилагает усилия к их русификации.
Поскольку порядок отправления праздничного богослуженияXXV в Петербурге явился бы красноречивым показателем политики, проводимой указанным государством в отношении мусульман, и их [истинного] положения, считаю своим верноподданническим долгом представить к высочайшему порогу халифского величества свои наблюдения на этот предмет.
Как изложено в ранее представленной ляихе, в связи с отсутствием в Петербурге мечети пятивременные намазы (vakit namazları) совершаются в некоторых частных помещениях. Однако для совершения праздничных намазов, в связи с многочисленностью верующих, российским правительством, внешне с целью продемонстрировать свое благорасположение к мусульманам, на деле же для надзора и контроля за собравшимися, выделяется два — три места. Важнейшим из них является зал Петербургской городской думы (Petersburg Belediye Dairesi salonu).
Будучи наслышан, что там собирается много верующих, я предпочел побывать там. Принимая в соображение, что надетая феска будет всем бросаться в глаза, а это помешает в наблюдениях, дабы быть неузнанным я надел татарский колпак (Tatar kalpağı) и направился к названному месту. Подъехав к дверям [зала], я увидел прибывающих мужчин в шляпах. Их внешний вид давал повод принять их за русских, однако я был удивлен, услышав, что они приветствуют друг друга по мусульманскому обычаю.
Некоторые из них, войдя внутрь помещения, оставляли шляпы привратнику, вынимали из карманов и надевали тюбетейки и колпаки (takke ve kalpak), некоторые же прямо в шляпах поднимались наверх, что привело меня в чрезвычайное изумление.
Наконец ничтожный также поднялся наверх и вошел в большой зал, долженствовавший служить местом богослужения. Хотя в этом зале, предназначенном для проведения больших званых вечеров и заседаний Городской думы, мебель и была сдвинута к одному краю, что открыло пространство для молящихся, все же пять-шесть висящих на стене очень больших писанных маслом картин не были сняты, и лишь картины, висевшие в стороне киблы, были завешаны полотном.
Находившиеся же по сторонам и позади молящихся [картины] остались незавешанными. На завешанных картинах, висевших в стороне киблы, оставались украшения в форме креста. На открытых картинах были изображены в натуральный рост нынешний император Александр III, один из его почтенных предков Александр I и его отец Александр II. Осмотрев стены этого зала, более походившего на музей, вернее, на церковь, я обратил внимание на собравшихся [мусульман].
Их было около трехсот, некоторые из них были в чалмах, часть — в тюбетейках или колпаках, но были и надевшие шляпу. На голые доски полированного пола, сделанного очень удобным для танцев, в качестве молитвенных ковриков пришедшие расстелили принесенные с собой белые покрывала.
В стороне киблы в качестве минбара была поставлена лестница из двух ступеней. Во всех концах Мусульманских Владений (Memalik-i İslamiyye) соблюдается единогласное произнесение время от времени такбира правоверными, собравшимися в мечети для совершения праздничной молитвы.
Здешние же мусульмане не произнесли ни слова, словно обвиняемые [на суде], а большинство присутствовавших [казалось] не имели представления о[б] [мусульманском] этикете и обычаях исполнения религиозных обрядов. Когда я, увидев все это и стараясь не выдать своих ощущений, повторял про себя:
«Господь! Сделай сущим до Дня Воскресения священный Османский султанат, являющийся защитником и хранителем мусульманской общины, даруй доброе здравие наследнику этого султаната, поборнику [мусульманского] шариата, священнейшей особе нашего государя, и сохрани его на престоле могущества, [ибо] на этом султанате зиждется величие Ислама, а счастье правоверных — на особе нашего государя», мои мысли прервал призыв муэдзина на молитву.
Атауллах-эфенди Баязидов, содержание моей беседы с которым было изложено в предыдущем донесении, прошел к михрабу. В безмолвии был совершен намаз, не сопровождавшийся громкими такбирами муэдзина.
Вслед за этим, взойдя на лестницу, служившую минбаром, имам прочитал хутбу, в которой некоторые моменты привлекли мое нижайшее внимание. Во-первых, при упоминании имен четырех праведных халифов в отношении ни одного из них [имам] не употребил фразу «истинный наместник Посланника Аллаха» (Halîfetü Rasulullahi ale’t-tahkîk), ограничившись именованием их «повелителями правоверных» (Emîrü’l-mü’minîn).
Весьма вероятно, что именование четырех праведных халифов, вопреки традиции, лишь «повелителями правоверных» более связано с раздражением российского правительства фразой «наместник Посланника Аллаха» (Halîfe-i Rasulullah), нежели с обычаем, распространенным среди татар. Завершив хутбу, хатиб перешел к проповеди (va‘z) на татарском языке, произнес несколько молитвословий в адрес царя и сошел с минбара.
Наличие в прочитанной хутбе, помимо вышеизложенных, и более мелких отличий от хутб, читаемых в Османском государстве, указывает либо на то, что хутба подверглась российским правительством цензуре, либо на то, что татары, во избежание неприятностей, сами внесли изменения в ее содержание.
В особенности то, что хатиб читал проповедь (va‘z u nasîhat), по сути являющуюся молитвой за царя, не сходя с минбара и только на тюркском языке, по-видимому, связано с желанием подчеркнуть отсутствие связи между хутбой и молитвой за царя.
Будучи убежденным в том, что наблюдения, которые я подробно изложил выше, позволят сделать выводы о положении российских мусульман, осмеливаюсь представить их, а также, приложением к моей нижайшей ляихе, вырезку статьи, недавно опубликованной в петербургской газете «Новое время» в ответ на реддийе Атауллаха эфенди, к высочайшему порогу.
1 шевваля 1308 г. [хиджры].
Один из секретарей Петербургского императорского посольства покорнейший эс-сеид Абдул-Баки.