Тайны уфимских подземелий
Неопределенность. Фото Сергея Синенко, Уфа
Как-то с экрана телевизора расхваливали книжку с завораживающим названием “Тайны московских подземелий”, написанную столичными диггерами – путешественниками по городским подземным ходам, дождевым стокам, канализационным колодцам. Естественный вопрос – а есть ли “тайны уфимских подземелий”?
Для меня в детстве такие тайны были. Всем подросткам моего двора на Рихарда Зорге были знакомы штольни в известняковых скалах, к которым мы спускались бюльшим оврагом со стороны “Медучилища”.
В одной из штолен, самой длинной, мы бродили часами, заходили в огромные залы, где свет наших фонариков не мог высветить потолки, спускались на нижний ярус по толстым кабелям, поднимались вновь к подземной узкоколейке с ржавыми вагонетками. В одном из залов “с эхом” можно было спросить: “Кто была первая дева?” И невидимка отвечал из темноты: “Ева… ева… ева…” Деревянные балки и перекрытия подпирали потолки коридоров, уходящих вглубь горы, на наши головы при любом шуме летела пыль, сыпался песок, деревянная труха перекрытий. Помню запах сырости, гниющего дерева, помню, как, пугая, говорили – если в штольне привидится старуха, вернешься назад, если молодая девушка, так там и останешься навсегда.
Многокилометровые подземные ходы вели в сторону проспекта Октября, забирая южнее, все они заканчивались тупиком-завалом, который заранее обнаруживался по пустым ящикам из-под аммонала, с которых мы снимали свинцовые пломбы для игры в «чику». Говорили, что в этих штольнях добывали гипсы и ангидриты для строительства, но нам они казались частью какого-то военного тайного убежища. Другая штольня в лесу, километром севернее, была менее опасна, но и не так интересна – стены ее были исписаны автографами, низкие потолки закопчены, всю её, касаясь одной рукой стены, обходили за полчаса.
Мы, мальчишки, считали тогда, что в холмах, на которых стоит Уфа, насверлена целая сеть ходов, что под уфимскими домами и улицами существует еще один город – подземный. Это подтверждали и некоторые рассказы взрослых. Дело в том, что в семидесятые годы среди рациона уфимцев появилось много соленой селедки. Эта недорогая рыба в одинаковых консервных банках вся почему-то была помечена третьим сортом. Почему третьим? А кто ест первый сорт, кто второй?
Уфимцы объясняли ситуацию так: селедку эту поднимают из секретных подземных хранилищ продовольствия, запасенного на случай атомной войны. Селедку, будто бы, закладывают на хранение первым сортом, а через три года проводят уценку (“пересортицу”) и пускают в продажу. И самое главное – будто бы один из замаскированных спусков в секретный подземный холодильник находится за картофельным павильоном Центрального рынка. «Удобно, – говорили уфимские тетушки, – прямо с рынка под землю пищу грузовиками и спускают».
Штольни в Усольской (Пугачевской) горе, к которым подходила ветка железной дороги, куда заезжали длинные эшелоны (“не с селедкой ли?”) только усиливали смутные подозрения. Были люди из числа начальства, которые говорили, что подземные коридоры тянутся вглубь горы на пять-шесть километров, что там очень холодно, что существует опасность – над штольнями находятся два подземных озера, из которых вода может протечь и залить продовольственные запасы.
На следы подземелий уфимцы время от времен натыкались и в центре города. Когда на месте бывшего “горелого завода” строился Дворец профсоюзов, нашли много подземных ходов, уводивших в сторону улицы Ленина, в сторону тюрьмы. Из соображений безопасности все входы в штольни залили бетоном. Жители соседних по Карла Маркса домов говорили, что есть ходы, которые ведут к старым подземельям, приспособленным под бомбоубежища, что по ним можно пройти из одного старого подвала в другой, что преступники при желании могут в них скрываться годами.
Но все же, откуда взялись эти штольни и шахты под Уфой? У них своя история.
Камень добывали в штольнях на бельских кручах и в городских оврагах издавна. Особенно активно – с середины девятнадцатого века, когда в Уфе развернулось каменное строительство и понадобился бут для фундаментов и “шоссирования” улиц, плитник, из которого выжигали затем алебастр и известь, глина и песок для производства кирпича. В каменоломни городские власти допускали не всех. Первоочередным правом пользовались городская дума и “шоссейный комитет”, заготавливавшие камень для строительства и мощения улиц, а также уфимцы, которым камень нужен был не для продажи, а для строительства собственных домов. Горожанам разрешали его добывать самостоятельно или с помощью своих работников, но не через подрядчиков. “Каменоломные места” предприимчивые уфимцы брали в оброк. Арендатору каменоломни горожане выплачивали по пятьдесят копеек за пуд камня, полкопейки за известь и алебастр, что было значительно дешевле, чем покупка у городской думы и шоссейного комитета.
В советское время добыча гипса и ангидритов велась в уфимских скалах на промышленной основе, с использованием специальных рудничных машин, локомотивов, насосов. После войны работы постепенно были свернуты, входы в большинство штолен взорваны, а некоторые полости в прочных каменных породах были приспособлены для хозяйственных нужд.
Реально: есть ли в Уфе работа для местных диггеров? Думаю, что диггерство, все же, не для нас. В черте Уфы есть, конечно, и искусственные штольни (около двадцати), и небольшие естественные пещеры, и многочисленные карстовые провалы, которые заканчиваются то появляющимися, то исчезающими ходами, но все они, на мой взгляд, представляют интерес чисто спелеологический, иначе – они для тех туристов, которым “темнота дороже бела света”.
Для таких интересней всего будет Дудкинская штольня, расположенная на правом берегу Уфимки, протяженностью больше двух с половиной километров. Она считается самой длинной из числа доступных. Другие – по четыреста, по пятьсот метров. А вход в нашу зоргиевскую штольню давно засыпан, текущий рядом ручей размыл тайны нашего детства, похоронил их навсегда, да и бог с ними.
О карстовых провалах, воронках, озерах и т.п. смотрите подробнее…