219-ый Пехотный Котельнический полк, раздача папирос и брошюр
Один из главных субъектов революционных событий 1917 г. — русский солдат, участник Первой мировой войны. Армия в начале войны состояла на 84-88% из крестьян, что соответствовало структуре населения России, 85% которого к 1913 г. жили в деревне.
Позиция солдата на войне и в годы революции определялась его происхождением, довоенным социальным опытом, восприятием войны и реакцией на нее. В годы войны и особенно после того, как к осени 1915 г. русская армия потеряла 3.4 млн. человек своего кадрового состава, абсолютное преобладание необученных солдат-крестьян, приносивших на фронт сугубо деревенский образ мышления и поведения, стало еще более очевидным.
Для такого солдата главное несчастье заключалось в отрыве от семьи. Об этом ярко свидетельствуют материалы фольклора и письма с фронта. Отрыв от родины-семьи-хозяйства порождал ощущение полной заброшенности. Только в родном доме солдат-крестьянин видел источник бодрости и поэтому очень ценил отпуска («только бы взглянуть, а там бы снова в бой»). Многие специально шли в разведку, чтобы получить в награду отпуск, или просили отпуск вместо «Георгия».
В этой связи обратимся к 800-страничному научному сборнику «Русское крестьянство и Первая мировая война» (Академия труда и социальных отношений, 2016).
В одном из докладов рассказывается, как проходила мобилизация в Среднем Поволжье.
Как всегда в России, войну на себе вынесла в основном деревня. Горожане ходили с молебнами за царя и войну, но на сами на фронт не спешили: «Бугульминский уездный исправник Ф.В. Любенецкий в рапорте Самарскому губернатору Н.В. Протасьеву о беспорядках во время мобилизации в городе Бугульме 24 июля 1914 г. отмечал, что среди мобилизованных раздавались крики: «почему стражники не идут на службу, они получают большое содержание, а мы единственные работники в семье, принуждены бросить баб и детей!».
Ситуация до предела обострилась в г. Царицыне (ныне Волгоград), где 21 июля 1914 года погибло 20 и было ранено 24 участника выступления, причем основную роль в беспорядках, вылившихся в разгром сборного пункта, сыграли женщины – жёны призывников. События первоначально развивались по патриотическому сценарию. Ещё вечером 18 июля около 300 местных жителей и запасные нижние чины в поселке при заводе «Урал-Волга» устроили патриотическую манифестацию. Такая же манифестация общей численностью до 5 тыс. чел. состоялась и в городе. По просьбе участников духовенство отслужило молебен. Но 21 июля толпа в несколько тысяч женщин при участии запасных потребовала немедленной выдачи пособий за мужей».
Далее тоже горожане и особенно высшие классы городов голосили за патриотизм, за царя, за войну до победного конца, но сами всячески избегали попадания на фронт. В общем, как всегда, за войну орут те, кто туда не собирается идти.
Нижние чины 114-го пехотного Новоторжского полка на привале
До 80% рабочих имели бронь от отправки на войну, и в городах придумали за взятку поступать на завод и числиться там рабочим:
«Самарский губернатор Л.Л. Голицын 17 января 1917 г. в распоряжении земским начальникам и уездным исправникам подчёркивал распространённость явления уклонения от призыва состоятельных людей, которые с этой целью «поступают простыми рабочими на заводы, работающие на оборону, или мелкими служащими на железную дорогу».
Далее в городах придумали разные скороспелые вузы, чтобы за взятку числиться там студентами и тоже не идти на фронт:
«Некоторые обыватели пытались избежать призыва в действующую армию путём получения образования. Например, в сентябре 1915 г. в г. Самаре в музыкальное училище Карклина Самарского отделения Императорского русского музыкального общества «поступило много лиц не с целью дальнейшего музыкального образования, а имея лишь намерение уклониться от отбывания действительной военной службы». С 1916 г. в Самаре работали курсы, организованные инженером Овчинниковым и начальником Самарской телеграфной конторы Ю.М. Пиотровским, дававшие льготу от призыва в армию, которые посетили 185 слушателей».
Ну и мусульмане Средней Волги не хотели идти на фронт. Из донесения Симбирского ГЖУМ: «Мусульмане недовольны воинскими призывами, а чтобы избавиться от военной службы они умышленно портят себя истощением голодом, прободением в ушах барабанной перепонки, порчею глаз и проч. за что их много привлекалось к ответственности».
Почему так быстро рухнула империя в Первую мировую войну?
Один из ответов – сверхмобилизация деревни. На фронт было взято 47,4% всех трудоспособных мужчин-крестьян. Землю просто некому было обрабатывать без мужской силы.
Ситуация осложнилась ещё двумя факторами. На селе почти не осталось кузнецов – т.е. кто делал подковы, ремонтировал сельхозинвентарь. Кроме того, российское С/Х тотально зависело от импорта сельхозтехники (особенно из Германии) – от сеялок и разных уборочных машин в хозяйствах помещиков до топоров(!) и кос(!) у крестьян. С началом ПМВ этот импорт прекратился.
В сборнике приводится статистика по динамике посевов в типичном уезде Великороссии в Пензенской губернии. Хорошо видно, как сильно упали посевы по всем культурам (кроме овса, который требовался для лошадей на фронте). Кстати, ещё один фактор – реквизиция лошадей у крестьян для фронта.
Страна просто не выдержала такого разорении деревни.
К этому привела, кроме изъятия мужчин из деревни, реквизиция лошадей. В этом же сборнике – на примере Мордовии:
«В общей массе рабочего скота наибольшее значение имели лошади. Мобилизация лошадей для нужд армии способствовала дальнейшему разорению основных масс крестьянства, она подорвала и без того слабую экономику крестьянской семьи.
Во время войны из крестьянских хозяйств систематически забирали лучших рабочих лошадей, которым было от 4 до 6 лет. На 10 июня 1915 г. только по трём уездам – Ардатовскому, Инсарскому и Саранскому – было реквизировано 3723 лошади. С продолжением военных действий потребность в лошадях для обозов, кавалерии и артиллерии растёт, поэтому мы видим рост числа реквизированных лошадей. С 10 июня 1915 г. по 11 июля 1916 г., то есть во втором году войны, из этих же уездов было взято ещё 1725 лошадей, а всего за 2 года – 5448 голов.
В целом по Мордовии количество безлошадных в 1917 г. составляло 72.134 двора, или 35,1% всех наличных хозяйств. Частые реквизиции скота для нужд армии, сокращение посевов сельскохозяйственных культур, уменьшение урожайности вследствие недостаточной обработки почвы приводили к уменьшению кормов в крестьянском хозяйстве, что пагубно отражалось на состоянии крестьянского животноводства. У крестьян шло сокращение поголовья скота – коров, свиней, овец.
Например, в Спасском уезде в 1917 г. по сравнению с 1912 г. поголовье коров сократилось на 8,9%, поголовье свиней – на 35,3%, поголовье овец уменьшилось на 36,2%. По Темниковскому уезду поголовье коров сократилось на 8,3%, свиней – на 41,8%, овец – на 20,7%.
Таким образом, Первая мировая война расстроила сельское хозяйство страны в целом и Мордовии – в частности. Самая лучшая рабочая сила была призвана в армию и брошена на поля сражений. Деревня испытывала острый дефицит рабочих рук. Реквизиции на нужды армии лошадей лишили сельское хозяйство Мордовии тягла.
Милитаризация народного хозяйства лишила страну сельскохозяйственного машиностроения. Нехватка металлов привела к остановке работы деревенских кузниц. Поэтому парк сельхозмашин уменьшается. Недостаток рабочей силы, изъятие из крестьянских хозяйств рабочего тягла, отсутствие машин и улучшенного инвентаря повлекли за собой сокращение посевных площадей. Война усилила процесс разорения и обнищания крестьянства».
А потому уже с начала 1915 года у деревни (напомню, что крестьяне составляли 85% населения России) росла только одна мысль – чёрного передела. Грабить помещиков, монастыри и в целом – господ и Город. Всё это не могло не вылиться в 1917 год.
В Первую мировую войну в России тоже, как сейчас, возник огромный дефицит рабочей силы. Это и не удивительно: из деревни на фронт было изъято в среднем 48% всех трудоспособных мужчин (в великорусских губерниях эта цифра возрастала до 54-56%). Уже в конце 1914 года стоимость батраческого труда у помещиков выросла на 60-70%, а на предприятиях сельхозобработки, где требовался более квалифицированный труд (сахарные заводы, мукомольная промышленность, элеваторы, бойни скота, обработка льна и шерсти и т.п.) – труд подорожал менее чем за год на 80-90%.
Как и сегодня, помещики и собственники предприятий стали голосить, требовать от власти, чтобы та предоставила им менее дорогую рабсилу – гастарбайтеров из Китая или беженцев из прифронтовой полосы (украинцев, белорусов, прибалтов, евреев), или вовсе бесплатную – военнопленных. Ещё одной бесплатной рабсилой стали солдаты из запасных частей (которые вместо военной подготовки работали на помещиков). Всё делалось для того, чтобы только не платить деньги местным трудящимся.
«Саратовское губернское дворянское собрание 14 сентября 1915 г. постановило ходатайствовать перед Министрами военным, внутренних дел, торговли и промышленности и главным управлением землеустройства и земледелия об оставлении военнопленных до окончания сельскохозяйственных работ, а, по возможности, и до конца войны в губернии.
Подобные требования раздавались и из других губерний. Особенно активно этот вопрос обсуждался на одиннадцатом съезде уполномоченных дворянских обществ (10-13 марта 1915 г.). В выступлениях дворянских делегатов звучали требования безвозмездности работы военнопленных и удешевлении их содержания в имениях.
Для восполнения убыли рабочей силы на заседании Совета министров 15 января 1916 г. А.Н.Наумов предложил две меры: разрешить в России использовать труд китайских рабочих и предоставить землевладельцам на время сбора урожая воинские части. В результате к весне 1916 г. в распоряжении министерства имелось свыше 350 тыс. военнопленных, которые распределялись затем по хлебородным районам Европейской России.
Спрос на военнопленных был огромный. Чрезвычайные губернские дворянские собрания, земские управы обращались с просьбами о содействии в присылке рабочих – китайцев на сельскохозяйственные работы, оставлении на зимние работы военнопленных.
Эти просьбы были услышаны правительством. Например, к середине 1916 г. в частновладельческих хозяйствах Симбирской губернии использовался труд более 4 тыс. военнопленных и 653 беженцев. Летом 1915 г. на сельскохозяйственных работах в Самарской губернии было занято 24.134 беженца и 31.627 военнопленных. В январе 1916 г. председатель Самарской губернской земской управы оценивал потребность в военнопленных для сельскохозяйственных работ в 66.500 чел.
Спрос на рабочие руки был настолько велик, что помещики обращались к коронной администрации с просьбами о привлечении на сельхозработы солдат. В этой связи штаб Казанского военного округа определил перечень войсковых частей, к которым должны были обращаться губернаторы для получения солдат, отпускаемых в деревню на сельскохозяйственные работы.
В 1916 г. в имения Казанской губернии было направлено 1582 солдат, в Симбирскую – 511, Саратовскую – 1905, Самарскую – 1170, Пензенскую – 1045. Всего округ направил в губернии Поволжья 6517 солдат. В годы Первой мировой войны в помещичьи экономии (Среднего Поволжья) было направлено более 155 тыс. военнопленных, беженцев и солдат русской армии (это не считая ещё и китайских работников)».
