Троицкая церковь. Фото 1916 г.
История Троицкой церкви в Уфе в изложении уфимского краеведа Р.Г. Игнатьева
Публикую обширную статью уфимского краеведа, действительного члена Уфимского Статистического Комитета и члена-корреспондента Московского Археологического общества Р.Г. Игнатьева «Церковь свят. Троицы или старый (Смоленский) Собор в г. Уфе», опубликованную в «Уфимских губернских ведомостях» (1866. 5, 19 марта, 7, 14 мая).
Церковь свят. Троицы или старый (Смоленский) Собор в г. Уфе
(Статья Действительного члена Уфимского Статистического Комитета и члена-Корреспондента Московского Археологического общества Р.Г. Игнатьева).
Единственный памятник древней Уфе это – церковь свят. Троицы или бывший собор во имя Смоленской Божией матери. Церковь свят. Троицы находится на горе близ р. Белой, при самом въезде в город с Казанского тракта.
На этой же горе и близ неё расположен был деревянный кремль или детинец, сгоревший по указанию Рычкова в 1759 году1. Но не один этот пожар видела Уфа, пожаров было много, много погибло памятников старины, но не смотря на пожары, каким-то чудом уцелел Смоленский собор.
История основания Уфы известна. Это была мера правительства насадить и сделать господствующим русский элемент среди башкирского народа, покорившегося нам тотчас же после падения царства Казанского. С основателем города Уфы, воеводою Иваном Нагим, пришли сюда русские люди, в качестве людей служилых и вместе с тем первых колонизаторов нового края – холодного, пустынного и дикого, но богатого дарами природы.
Из разных мест России, не известно откуда именно, из каких её областей, переселены сюда дворяне, стрельцы, пушкари, люди приказные, холопи и крестьяне; но с появлением их внесена в мусульманско-языческую башкирию русская жизнь, где на первом плане стояло православие.
Историею г. Уфы мы обязаны исключительно тому же Рычкову, единственному историографу и описателю здешнего края в XVIII веке, можно сказать здешнему Нестору, потому, что ни одно сказание о здешнем крае не обходится без указания и ссылки на того же Рычкова.
По словам этого Оренбургского Нестора, город Уфа строился с 1574 по 1586 год; официально же известно, что Уфа даже в конце XVII века считалась пригородом Казанским и состояла как-то видно из полного собрания законов в ведении Приказа Казанского Дворца3; по делам же духовным, даже до конца XVIII века – ведению Казанских архиереев; только недолгое время.
В XVIII веке г. Уфа, распоряжением свят. Синода поручен был Вятской Епархии, и на этом основании в 1784 г. Вятский Епископ Сильвестр был в Уфе при открытии наместничества и священнодействовал по этому случаю в Смоленском соборе.
Смоленский собор, а впоследствии Троицкая церковь Уфы. Строительство велось зодчими новгородско-псковской школы, собор освятили в 1616 г.
История Смоленского собора состоит к сожалению из одних, ни чем не доказанных, преданий, собираемых и записываемых людьми любознательными горячо любящими свой родной город, свой родной и древний храм, на кладбище которого погребены отцы, деды и прадеды.
Таковы например записки Рембелинского, к сожалению ещё вполне и во всей целости не напечатанные, а только лишь в извлечениях, появившихся не раз в бывших Оренбургских, ныне Уфимских Губернских ведомостях.
Ещё в тех же ведомостях за 1852 год в № 20 напечатана статья под заглавием «Уфимский летописец».
Это, неизвестно на чём основанная, краткая хронография города с основания его и до 1826 года.
И так все письменные факты о смоленском соборе, основанные без всякого анализа на одних преданиях, представляют крайнюю скудость. – Но постараемся анализировать эту скудость, на сколько это будет возможно, более логично и более фактически; кроме того постараемся уничтожить даже эту скудость новыми материалами, не обращавшими на себя до этих пор ничьего внимания. Надо сказать, и должно сказать, правду.
Смоленским собором, единственным памятником древней православной Уфы, интересовались лишь одни местные патриоты – конечно люди глубоко религиозные, но отнюдь не археологи.
По сказанию, далеко и далеко не безспорного, Уфимского хронографа или летописца, так покрайней мере названного Оренбургскими ведомостями, с самого начала города – с 1574 года, на месте Смоленского собора, или иначе церкви св. Троицы, стояла деревянная церковь во имя Казанской Божией матери; но явление иконы Божией матери Казанской было в 1579 г. при Казанском Архиепископе Иеремии, шестом после учреждения Казанской епархии Иоаном IV, и только с 1579 года установлено повсеместное празднование явления иконы Божией Матери Казанской; следственно церковь в это имя в Уфе основана ни как не ранее 1579 г., а не 1574 года.
Нельзя также и утверждать, что это была первая и единственная церковь в г. Уфе, куда появились русские люди пятью годами ранее 1579, именно в 1574 году; не легко верится что-то о тогдашних русских людях, переселившихся в чужую, неверную, бусурманскую сторону, чтобы эти, хотя бы-то только и на букве, религиозные люди, обходились без храма молитвенного, без священников?
В XVII веке г. Уфа уже в религиозности не уступает прочим городам; здесь уже 2 монастыря и много церквей; духовные дела судят благочинные или закащики – Игумен Успенский, да соборный протопоп, а Московский собор 1681 г. уже помышлял об учреждении в Уфе викариата Казанской Митрополии, назначая местом пребывания Епископа Уфимского Успенский мужеский монастырь, за которым считалось 132 крестьянских двора2.
Отнюдь не называя церковь Казанской Божией матери первым храмом по основании города, нет однакоже никакого повода к сомнению, чтобы церковь Казанская не была соборною и первопрестольною в городе. Есть предание, что царь Феодор Иоанович дал этой церкви грамоту на окологородную землю; грамота эта утеряна, но земля и теперь слывёт под именем «протопоповских лугов» во всех межевых актах; но протопоповскими лугами издавна владело не духовенство, а казна.
Теперь эти луга из казённых оброчных статей зачислены за одним из землевладельцев в замен и в вознаграждение, отошедших от него в казну, земель. В существовании когда-то царской грамоты на протопоповские луга мы не сомневаемся, потому что Уфа и её церкви не раз удостоились милости царской, а Уфа, основанная при грозном как раз окончательно достроилась и населилась в царствование Феодора Иоановича сына Грозного, в 1586 году, по сказанию Рычкова.
К сожалению в архиве консистории и нынешней церкви св. Троицы или бывшего собора нет никаких фактов касательно первоначальной Уфы и её Собора. Всё это может быть находится в архивах Казанских, так как г. Уфа принадлежала к Казанской епархии.
По словам Уфимского летописца, в 1600 году деревянная церковь Казанской Божией матери была сломана и на место её построена каменная во имя Одигитрии Смоленской Божией матери; построителями новой церкви или собора были Смоленские дворяне, переведённые в г. Уфу на государеву службу.
По указанию Уфимского летописца, значит, событие это случилось в царствование Бориса Годунова; но мы незнаем, были ли в это время выводы служилых людей или вообще жителей Польских областей вовнутрь России и тем более в окрайные или пограничные города, к каковым принадлежала и Уфа? Выводы эти начались позднее, и были в особенности постоянными в царствование Алексея Михайловича.
Появление Смоленских дворян или Смоленской шляхты в окрайнем городе Уфе, как бы-то ни было – событие немаловажное в истории края, а тем ещё более имеют историческое значение административные распоряжения о высылке в окрайные города или во внутренние наши области жителей Польских провинций, особенно если эти выселения были даже в начале XVII века, а может быть и ранее?
Смоленск, издревле область русская и православная, где княжили Владимир Мономах и его потомство, с 1171 года стал спорным пунктом, и – то русские, то Поляки, – тоже считая Смоленск своим, оспаривали оружием право на обладание Смоленскою областию.
Какой-то воевода Юрга (Юрий, Георгий) громил в XV веке Смоленск и даже взял пленом и привёз в Москву чудотворный образ Смоленской Божией матери, которую возвратил Смоленску в 1525 году В. К. Василий Иоанович, и то по просьбе тамошнего Епископа Михаила и православных жителей1. – Василий Иоанович уже с 1511 года взял Смоленск, но, как говорят, не вывел оттуда ни одного из жителей2. Но и прежде покорения Смоленска, В. К. Василием, отец его Иоан III отобрал уже себе Смоленские города Вязьму, Рославль и Дорогобуж.
Как только царь Алексей Михайлович, в 1654 году, лично предводительствуя войском, взял Смоленск, а вслед за тем покорил: Полоцк, Витебск, Лютин, Режец и Мариенгауз, – началось уже переселение оттуда жителей в разные места, в глубь России, и эта политическая и административная мера исключительно падала на дворян и горожан, покорённых областей, по вере русских, по душе Поляков.
Царь Алексей Михайлович вот что писал 20 Января 1655 года к, оставленному воеводствовать в покорённом Смоленске, боярину Пушкину: «ведомо нам учинилося, что во многих шляхтичах шатость, начали изменять, отъезжать в Литву и вы бы тех воров от кого измены часте велели бы в тюрму сажать и высылать к нам из города, а если почаете ото всей шляхты и мещан измены, то всех к нам присылайте поскольку человек возможно, а если посылать их нельзя и ехать они не захотят, то посылайте в Москву связанных»3.
Из этого ясно видно настроение жителей покорённых областей и необходимость, при стремлении упрочить на веки за Россиею эти области, меры к выселению людей, опасных на родине, но полезных для службы, в окрайные города, где выселенцы мешались с русским большинством, стушёвывались в массе русских людей и сами или уже потомство их делались совершенно русскими. Нигде невидно, чтобы и царь Алексей Михайлович, заключив мир с Польшей в 1667 г. и уступив Смоленск, возвратил туда выселенцев.
Можно предполагать – но только предполагать – что выселение жителей Польских областей бывало и ранее даже, когда Иоан III взял Вязьму, Рославль и Дорогобуж. Может быть и Годунов обращался к этой мере, в особенности же не в 1600 а 1605 или начале 1606 года, когда появился в Польше называемый царевич Димитрий. Но история требует фактов, поверенных историческою критикою.
В царствование Алексея Михайловича появляются выселенцы польских областей в Уфе и пригороде Мензелинске; в Мензелинском уезде Уфимской губернии и теперь живут потомки польской шляхты1.
В Уфе приписывают построение собора во имя Одигитрии Смоленской Божией Матери Смоленской шляхте или дворянам; предание говорит, что здешняя храмовая икона Смоленской Божией Матери принесена из Смоленской области, что это копия с находящегося в г. Смоленске чудотворного образа. Последнее совершенно справедливо; Уфимская икона Смоленской Божией Матери именно точная копия с таковой же копии, находящейся в Москве в Новодевичьем Монастыре, списанной с подлинника в 1525 году, когда В.К. Василий, отец грозного, возвратил Смоленску пленённую его Святыню, а у себя в Москве оставил с неё копию и потом основан был девичий монастырь, на так называемом в Москве, девичьем поле.
В этот монастырь, т. е. настоящую его соборную церковь во имя Смоленской Божией матери, в день празднества этой иконы 28 Июля, в память возвращения в Смоленск, в 1525 году, подлинного чудотворного образа, бывает крестный ход из большого Успенского собора. Но вот вопрос: были ли в г. Уфе Смоленские дворяне; чем, каким безспорным анализированным фактом докажем мы всё это?
В архиве Уфимской Палаты Гражданского Суда, в числе 1549 столбцёв и 30 книг, хранятся уцелевшие среди многих пожаров, дела бывших в Уфе расправы, приказной и съезжей изб и воеводской канцелярии, XVII века. При разсмотрении мною этих столбцёв, и книг, ни где не встречалось мне имени Смоленских дворян, в смысле не одного г. Смоленска, а вообще городов Смоленской области.
Вот акты архива Уфимской Гражданской Палаты, из которых можно видеть о здешних служилых людях, а эти акты прямо указывают на выселенцев из бывших польских областей, но преимущественно Полоцких и Витебских; таковы например списки Уфимским дворянам, полоцкой шляхты стрельцам иноземцам т. е. иногородным, не природным Уфимцам, а выселенцам из разных мест, подъячим, новокрещённым и служилым татарам и мещерякам, с показанием их поместных и денежных окладов с 1628 г. по 1701, по описи архива, составленной в 1785 г. значущиеся под №№ 296, 297, 298, 299, 300, 301, 302, 303, 854, 1521, 1522, 1523, 1533 и 1534.
Списки дворян, стрельцов, подъячих и прочих Уфимских служилых людей, начинаются с 1628 года, а шляхты или дворян Полоцких – только 1656 года; значит после того вскоре, как царь Алексей Михайлович взял Смоленск и Полоцк, который, как известно, сдала воеводе Шереметеву русская партия, представителями которой были просто мещане или посадские люди: Фёдор Сатковский, Василий Ульский, Козма Фёдоров и Исаак Иванов, как это значит даже из полного собрания законов1.
Полоцк совершенно закреплён за Россиею вместе с Смоленском по тому же вечному миру между Россиею и Польшею 1686 года. Но прежде того, когда Смоленск и Полоцк, покорённые в 1654 году, как нами выше было сказано, отошли в 1667 году к Польше, вместе с прочими завоёванными городами Литовской Руси, то высылка из завоёванных городов жителей продолжалась; так в архиве Уфимской Гражданской Палаты есть два указа о присылке в Уфу из Москвы на вечное житьё иноземцев и шляхты, без означения, из каких областей выведена эта шляхта или польские дворяне (№ по описи 634).
Значит – это та самая шляхта, которая из всех польских завоёванных областей, вследствие тех причин, которые видны из вышеприведённого нами письма царя Алексея Михайловича к Смоленскому воеводе Пушкину, была первоначально выслана в Москву, и не возвращена, а во время мира, напротив удалена на окраину.
До нас дошло одно это письмо царя к Пушкину, но ясно, что мера выдворения была общая для всех завоёванных у Польши городов.
Но всячески разыскивая чего нибудь в этих столбцах в архиве Уфимской Гражданской Палаты о Смоленской шляхте, всё таки я находил сведения о Полоцкой; таковы напримерсписок служилым людям, присланным на службу в Уфу, Полоцкой шляхты иноземного строя с полковником 1689 года – значит, уже после вечного мира с Польшею; потом книга о фамилиях дворянских, глаголемая десятня, где также вписаны Полоцкие дворяне и просто без означения родины, польская шляхта, эта книга, глаголемая десятня относится к 1687 году (по описи №№ 310 и 232).
Во ещё акты в архиве Гражданской Палаты о дворянах Полоцких и вообще о шляхтах: 1, о пожаловании Уфимских служилых людей деньгами и поместьями за вечный мир 1686 г.; 2, о производстве жалованья полоцкой шляхте янчевскому, Касабутскому и Залесскому, да о бытии шляхтичу Выслальскому на Уфе в сотниках 1691 года; 3, Челобитье Полоцкого шляхтича Антона Козловского о поверстании на службу в оклад отца (по описи №№ 1112, 1223 и 1230).
В списках Уфимских служилых людей, при пересчислении шляхты, некоторые означены так: Мстиславец, Витебец, Оршанин – значит урожденцы Гг. Мстиславля, Витебска, Орши; но под большинство имён и фамилий не сделано этих подразделений. В ризнице Уфимского кафедрального Воскресенского собора хранится даже, неизвестно по какому случаю попавший в окрайный город Уфу, антиминс церкви Успения Богородицы Свято-духова Буйницкого мужеского монастыря, ныне Могилёвской губернии, освящённый в 1637 году Сильвестром Косовым, епископом Могилёвским, Витебским, Мстиславским и Оршанским, что в последствии был Митрополит Киевский и современник Богдана Хмельницкого.
Описание этого антиминса напечатано в № 33 Уфимских ведомостей за 1865 год; антиминс бросает тень на занесение его сюда в Уфу, на близость соотношений, в силу выселения окрайного города с Литовскою Русью…
И так ничего – и ничего прямого нет о Смоленских выселенцах, во всей этой коллекции свитков и книг в архиве Уфимской Гражданской Палаты. Кто именно поручится, что если в Уфе и существовал храм Смоленской Божией Матери, содержащий в себе хотя и безспорную копию с чудотворного образа, то он непременно построен Смольянами.
Разве, не будучи жителем Киева, Москвы, Воронежа, нельзя основать храма в честь Киевских и Московских святых или свят. Митрофана Воронежского чудотворца? Кажется тут сила в вере, а не в родине; в силу веры кто же мешает, если есть возможность, иметь копии с чтимой Святыни; Икона же Божией Матери Смоленской равно чествуется православным народом, в Великой, Малой России, в Литоской Руси.
Имена созидателей в Уфе Смоленского собора не известны, а что это были Смоленские дворяне, то это одно предание, внесённое в так называемый Уфимский хронограф или летописец, напечатанный в № 20 Оренбургских ведомостей за 1852 год, а верить этому хронографу нужно с крайнею осторожностию.
Нельзя отрицать однако древности построения Смоленского собора, и что, как говорит хронограф, в XVIII веке при какой-то переделке алтарной стены найдены два антиминса начала XVI века, которые и отосланы в Казанскую Духовную Консисторию.
Любопытно бы знать – кому они принадлежат: Смоленскому собору, или прежней церкви Казанской Божией матери? На антиминсах, по уставу православной церкви пишутся всегда год и число, имя царствующего Государя и, освящавшего антиминс архиерея, вместе с тем: для какой именно церкви выдан антиминс, в какое имя эта церковь сооружена, следовательно антиминс в истории церкви факт не маловажный.
Правда антиминсы часто меняются, меняются по повреждению их сыростью, от надорвания и т. д., но всё таки из обозначения года можно видеть в каких годах существовала церковь, а и этого часто достаточно, потому и любопытно бы видеть антиминсы, найденные в стене Смоленского собора, о времени основания которого имеем только предания, а не положительные факты.
Но, не имея сведений о времени и построителях Уфимского Смоленского собора, мы не сомневаемся в его безспорной древности.
Смоленский Богородицкий собор в г. Уфе, был храмом почётным и кладбищем людей почётных, воевод и проч. Усердный к благолепию храмов, царь Алексей Михайлович пожертвовал Уфимскому Смоленскому собору серебряный вызолоченный крест, хранящийся теперь уже в новом Уфимском Воскресенском соборе, куда перенесена более замечательная и ценная утварь, из Смоленского собора.
Крест этот – деревянный, обложенный серебрянным позолоченным окладом с 15 разноцветными камнями в гнёздах; на верхней части задней стороны креста вычеканена надпись: «лета 7170/1666 году Марта в день 30 построен сей животворящей крест на Уфу всоборную и апостольскую церковь казною великаго Государя на просвящение и утверждение христианскому народу». Монограммы на кресте: 1. Н. Ц. I. Црь слав. Ис. Хрт.; пред распятым спасителем; сделанным рельефно, таковые же рельефные изображения Божией Матери и св. Иоанна Богослова и двух парящих херувимов.
Другой крест напрестольный и воздвизальный, длиною ½ аршина серебрянный вызолоченный, тоже принадлежавший Смоленскому, теперь принадлежит Воскресенскому Уфимскому собору; это дар Казанского митрополита Маркела, управлявшего Казанскою митрополиею с 1691 по 1698 год1, обновлённый потом преосвященным Амвросием по фамилии Келембет, первым Епархиальным Епископом в Уфе, по открытии здесь особой епархии, в 1799 году.
В этом кресте, как видно из подписей, хранятся частицы св. мощей: свят. первомученика Архидиакона Стефана, свят. Иоанна Предтечи, св. Иоанна Милостивого, патриарха константинопольского, свят. мученика Евстафия, Плакиды, Прокопия, Ипатия, Пантелеймона-целителя, (врача) и Меркурия, свят. Никиты Епископа медиоланского, свят. Гурия Архиепископа Казанского, свят. Варионофия Епископа Тверского, свят. Иоанна Архиепископа Новгородского, преподобного Сергия Радонежского и свят. Великомученицы Варвары.
На подножии этого креста вычеканено: «лета 7202/1696 месяца Декабря 2 построися сей животворящей крест господень счудотворными мощами и посла во град Уфу, всоборную церковь Богородицы Смоленския на общее просвещение всех православных христиан, живущих тамо Смиренный Маркел Митрополит Казанский и Свияжский и рода поминовения души своея родителей своих поновлен 7334/1802 года Амвросием епископом Оренбургским и Уфимским».
Эти дары Царя и Митрополита лучше всего доказывают их уважение и благоговение к Святыне Уфимской, её первопрестольному храму.
В Уфимской церкви свят. Пророка Илии хранится Евангелие Московской печати 1687 года, по листам которого сделана скорописью XVII века надпись: «влето 7199/1693 сию книгу двал на Уфе вцерковь святаго пророка Илии, а подписи Евстафии протопоп Уфимский».
Так? настоятели Смоленского собора назывались протопопами Уфимскими, протопопами всего города Уфы. Мы не можем не привести здесь всех этих надписей; они теже летописи, теже акты, как и вообще все надписи, имеющие характер исторический; часто в этих надписях, на каких бы предметах они не были, открывается то, чего нет ни в каких письменных актах.
В Уфимском летописце или хронографе находим известия, то к каменному собору Смоленской Божией матери в XVII веке сделаны были пристройки, в которых помещались два небольших придела: один, во имя свят. Апосто. Петра и Павла, основанный в 1679 году дворянами Артемьевыми и другой – свят.
Николая чудотворца, построенный в 1685 году посадским Курятниковым. До этих пристроек, сделанных с западной стороны собора, Смоленский собор был очень небольшой, крестообразно построенный храм с троечастным алтарём, как во всех древних церквах; окна были высокие и узкие в виде амбразур; крыша и все пять глав (что помнят и старожилы) были черепичные, вообще архитектура собора – тип древний Византийской, каковых не мало в России; стены Смоленского собора из кирпича, дикого и белого камня.
К сожалению неизвестно имя мастера, строившего собор; он конечно был пришлец сюда из внутренней России, может быть Москвич, потому что бывший Смоленский собор напоминает собою многие Московские храмы до-Петровских времён.
Колокольня Смоленского собора была особо, там – где и теперь; под колокольней был застенок, куда сажали важных колодников; бывали в застенке по словам старожилов и пытки, даже во времена пугачёвщины «чинимы были жестокие пытки», говорит Уфимский летописец; но о застенке – после.
Смоленский собор находился среди бывшего кремля или детинца; близ собора жили воеводы, помещалась воеводская канцелярия, тюрьма; жили многие люди почётные; близ кремля был рынок, в кремле же близ Смоленского собора под горою была древняя деревянная церковь свят. Троицы и приделами свят. Николая чудотворца и Псковской Божией Матери и другая деревянная церковь Воздвижения креста.
Троицкая церковь сгорела от молнии в 1797 г., как говорит в своих записках собиратель Уфимских преданий, Г. Ребеллинский, а Казанская церковь, существовавшая на месте Смоленского собора, сгорела тоже от молнии в 1579 году вместе с одной из деревянных башен Уфимского кремля, частью полисада и воеводской канцелярии и вот уже тогда то, по словам Г. Ребеллинского, Смоленская шляхта т. е. дворяне основали Смоленский собор.
Церковь свят. Троицы, во имя которой после переименован Смоленский сбор, сделавшись приходскою, пользовалась тоже царскою милостынею, которою не была оставляема древняя Уфа. В архиве Уфимской Гражданской Палаты есть на столбце (по описи № 866) челобитная троицкого попа Иванища 1684 года, о даче ему из Государевых хлебных запасов государём жалованной руги по 6 четвертей жита, как получал и отец его из великого Государя хлебной казны, поп Степанище.
Приводя этот документ, полагаем, если милость царская была оказана Троицкой церкви, то вероятно ещё более было таких милостей Смоленскому собору, куда царь Алексей Михайлович, как мы видели, пожаловал крест, устроенный собственною его казною; но факты потеряны, как потерян даже весь архив Смоленского собора, в частые пожары деревянного города Уфы.
Жаль: с историею Смоленского собора связана история Уфы, древнего города на Руси, возникшего ещё в XVI веке. Но за истреблением архивов и теперь ещё на долю нашу осталось что сказать о древнем соборе, о связи истории его с историею древнего русского города Уфы, основанного среди башкирии, отторгнутой русскою силою от царства Казанского.
На кладбище его покоится знаменитый дипломат, думный дьяк царей Феодора Иоановича и Бориса Годунова, потом Великий Секретарь и подскарбий (государственный казначей) во времена Лжедмитрия, Афонасий Иванович Власьев, посланный тотчас же по воцарении Шуйского, в опалу, на воеводство в Уфу.
В то время т. е. в 1606 году, как объясняет Никоновская Летопись, (вот её подлинные слова) «царь же Василий (Шуйский) вскоре по воцарении своём, не помня своего обещания, начал мстить людям, которые ему грубиша, бояр и думных дьяков и стольников и дворян многих разосла по городам по службам, а у иных у многих поместья поотнима».
Афонасий1 Иванович Власьев, дьяк царя Феодора, думный дьяк Царя Бориса и великий секретарь и подскарбий (казначей) преемника Царя Бориса, принадлежит истории: дипломатические сношения с Австриею, Германиею, Швециею, Даниею и Польшею ведены Власьевым всегда и везде к славе России и её Царя, Власьев стал любимцем так называемого лжедимитрия, даже представлял его в своём лице в Кракове, где в присутствии Сигизмунда III вместо Царя Димитрия обручался с Мариною Мнишек.
За всё это при Шуйском обвиняли Власьева, что он служит усердно самозванцу. Власьев, вероятно, был «из числа грубивших» боярину Шуйскому, в котором не мог предполагать будущего самодержца, и бывший боярин, забывший своё обещания – не мстить, тотчас же послал Власьева воеводствовать в Уфу, в первые же дни своего царствования, когда он Шуйский, или Царь Василий Иоаннович, клялся не мстить за старое, бывшим сослуживцам.
В первые дни царствования Шуйского, ещё Власьев не доехал до Уфы, а имя его уже было укоризненно, «вы верили злодею Власьеву» говорили в Москве бояре послам Сигизмунда III, «а что вам говорил Власьев, была воля лжецаря». С удалением Власьева в Уфу – имя его без следа теряется для истории.
След Власьева отыскивается – он умер в Уфе, древний Смоленский собор приютил прах великого русского дипломата.
Помянник или диптик собора, списан в XVIII веке с древнего синодика, диптика или помянника, ныне принадлежащего Оренбургскому жителю, мещанину Ивану Казанцеву, дед которого был родом уфимец, по профессии же художник, писавший иконы и политипажи для помянников и самые помянники, как человек сильный в церковной грамоте, умеющий писать уставом и полууставом и т. д.
Помянник Г. Казанцева писан в полулист на синей бумаге; в нём много разных приличных священных изображений, имён царей, цариц, Великих Княгинь и Казанских архиереев, читаем: «раб Божиих зде лежащих, род Уфимского воеводы Афонасия Ивановича Власьева зде лежащего, иноков Варсонофия, Иоанна, Афонасия, Павла, Иоанна, Захария, Анны, Вассы, Елисаветы и Евфимии».
Далее уже о роде Власьева ничего нет, но между тем потомство Афонасия Ивановича сделались Уфимскими помещиками и служащими людьми, имена потомков великого секретаря и подскарбия можно видеть в тех, о которых мы прежде того говорили, списках дворян и в книге называемой десятня, что хранятся в архиве Уфимской Гражданской Палаты2.
Последний из Власьевых был старый подъячий Уфимской приказной Палаты Семён Степанович Власов и в архиве Гражданской Палаты есть следственное дело на столбцах, произведённое им по челобитью дворян Аничковых 1687 года о чинимых обидах и взятках (по описи № 114). Но и сам Власьев кажется за взятки и злоупотребления в том же году сменён из старых подъячих, поместье от него отобрано по распоряжению приказа Казанского Дворца, из Казани же на место Власьева в Уфу в старые подъячие прислан какой-то Абрам Протопопов (по описи №№ 1100, 1101).
После этого в списках служилых людей последних лет XVII века не встречается более фамилия Власьевых. В актах Исторических издания Археографической Комиссии т. V под № 253 напечатана память Уфимского воеводы Леонтьева от 20 Майя 1696 года духовным закащикам или благочинным – Успенского Монастыря Игумену Вениамину и соборному (смоленскому) протопопу Евстафию о содержании под началом подъячего Петрушки Власова, а потом далее в самом акте везде называемого – Власьевым, за заклад на кружечном дворе шейного креста.
Этот с кругу спившийся подъячий, которого впредь до указа, велено держать на покаянии и на цепи, – уж не был ли тоже потомок дипломата? Фамилия Власов, а потом Власьев в самом акте, изданном Археографическою Коммисиею, не происходит ли от ошибки писца Уфимской приказной Палаты и от недосмотра дьяка?
В том самом диптике или помяннике Смоленского собора записаны в вечный помин Цари от Иоанна Грозного до Императрицы Анны, царицы же и Великие княжны от 1 супруги Царя Алексея Михайловича Марьи Ильинишны до дочерей царя Иоанна Алексеевича и царицы Парасковьи Феодоровны, Цесаревны Парасковии Иоановны и Екатерины Иоановны, Герцогини Мекленбургской.
После царственных имён следуют Патриархи российские, Архиепископы и Митрополиты Казанские от первого Архиепископа Св. Гурия, скончавшегося в 1564 году до Митрополита Тихона, скончавшегося в 1724 году.
Преемник Тихона – Сильвестр сослан при Императрице Анне в 1731 году1 и по этому не попал в синодик; но невписаны сюда и следующие после сильвестра – Иларион, Гавриил и Лука – уже не Митрополиты, а Архиепископы Казанские; последний умер в 1755 году в царствование Елизаветы, во времена которой кажется и писан помянник Смоленского собора, так как нигде не упоминается имя Елисаветы.
В том же помяннике записаны роды Митрополита Казанского Маркела; князей Нераковых; дворян: Артемьевых, Ахмаметевых, Пекарских, Приклонских, Табаевых, Леонтьевых, Лопатиных, Кашкиных, Аничковых, Вязмитиновых и Тарбеевых; роды купцёв Котовых, Курятниковых, Саржиных; роды протоиереев, священников и чтецов Смоленского собора, с отметкою «зде лежащих» перед некоторыми именами; но нигде нет нислова о храмоздателях.
Смоленский собор, как выражались наши предки, весь стоит на костях почивших. В пугачёвщину 1774 года, во время осады Уфы известным Чикою, кладбище собора было, как говорят, единственным тогда в осаждённом городе1; кладбища при городских церквах уже были 3 года тому назад воспрещены по именному повелению Екатерины II от 24 Декабря 1771 года.
После Пугачёвщины, когда окончательно не стали хоронить покойников в черте города уже в 1797 году вся Уфа заговорила, что по ночам в тёплом соборе т. е. пристройке, где были приделы во имя Апостол Петра и Павла и свят. Николая, видится огонь, но не похожий на обыкновенный, происходящий от свечей, а как будто бы от постоянной молнии.
Было много свидетелей: местное начальство вынуждено было донести кому следует, между тем – самое обстоятельство предварительно поручено было изследовать людям благоразумным и опытным. Оказалось, что изстари здесь погребено много знатных лиц, и что сверх того тёплая пристройка к настоящему собору сделана чрез сто лет после его построения и на месте, где было кладбище, а по этому свет был ничто иное, как фосфорическое испарение, происходящее от мёртвых тел. Таковым выводом удовольствовался весь город; шум и толки, а вместе с ними и молниеподобный свет прекратились.
Остатки кладбища и теперь заметны по сохранившимся остаткам могильных памятников около бывшего собора или нынешней церкви св. Троицы; но говорят внутри церкви было много плит в стенах и на полу с надписями, а как все признаки кладбищ при городских церквах старались уничтожить, то уничтожены и те могильные памятники, которые были внутри и снаружи Смоленского собора, старых же диптиков или помянников в церковном архиве нет; нет никаких письменных сведений и мы напрасно бы искали имён здесь погребённых и самую замечательную из всех могил древнего Уфимского собора – могилу Афонасия Ивановича Власьева.
В церковном архиве есть диптик, но он принадлежит сгоревшей церкви свят. Троицы, а не Смоленскому собору; на нём даже выставлен год, когда он писан – именно 1796 год. Здесь имена царственных особ идут от Грозного до Анны Иоановны, потом следуют Архиепископы и Митрополиты Казанские и епископы Вятские.
Эти все имена писаны славянскими с киноварью буквами, но к царственным именам сделана приписка скорописью: «бывшаго Императора Петра Феодоровича».
Любопытно бы знать: когда эта приписка сделана – в Пугачёвщину ли, как мера благоразумная для уверения народа в истинной смерти Императора Петра III и в самозванстве Пугачёва, или же сделана она именно в 1796 году или позднее в царствование Павла I, когда последовало перенесение праха Петра III из Невской Лавры в Петропавловский собор, когда царствовавший Император везде отыскивал щедро награждал усердных слуг Петра III?
Далее в диптике Троицкой церкви 1796 года ничего нет, а между тем история её по присоединению самой церкви теперь к бывшему собору, тесно связана с последним; но диптик Троицкой церкви решительно ничего не говорит ни о храмосоздателях, ни о вкладчиках, а при Троицкой церкви, как вообще при всех городских церквах, было своё кладбище, и, как говорят, оно находилось у самого берега р. Белой, несколько пониже моста, где ещё старожилы помнят деревянную часовню, теперь давно несуществующую и неизвестно когда и кем построенную; но как ещё недавно открываемы были могилы и попадались человеческие кости, то и предполагают, что часовня была на кладбище бывшей Троицкой церкви.
Смоленский собор находился внутри деревянного детинца; любопытно бы знать в подробности о всех постройках, находившихся в детинце; но к полному сожалению ничего об этом нет в архивах Уфимских; пожары, может быть, истребили много интересного для местной старины.
Удивительно ещё, как сохранилось столько древних столбцёв, хранящихся теперь в архиве Гражданской Палаты? Детинец сгорел в 1759 году от грозы, в Смоленском соборе сгорели крыши (вероятно деревянные, потом заменённые черепицею) и иконостасы, уцелели или спасены копия с чудотворного образа Смоленской Божией матери и старинные царские двери, вырезанные из цельной дубовой доски.
Мы говорили уже, что история Смоленского собора есть история самого города Уфы, так как везде в истории всякой русской области, в силу вековых религиозных начал, принимает первое участие первопрестольный храм города и его области. С крестом и молитвою начинает Русь свои перевороты, дни событий, торжеств и воспоминаний.
История первоначальной Уфы – остаётся неизвестною, знаем только что она отражала набеги хищных соседей, помогала окончательному покорению царства Сибирского, и что Уфимские служилые люди ходили далеко в сибирь сражаться с детьми последнего её Царя Кучума1.
Неизвестно – какое принимала участие Уфа во дни смутного времени, когда здесь воеводствовал, во всяком случае враг Шуйского, Афонасий Власьев; осталось ли верна царю Василию, а потом временному правительству, или, как многие города, сделалась федеративною? Это временное как бы воспоминание удельной Руси, немедленно у нас везде исчезло с избранием всею русскою землёю Царя Михаила Феодоровича из боярского рода Романовых.
Во времена Царя Алексея Михайловича закипел известный в здешнем крае Сеитовский бунт, возстал в 1677 году поголовно башкирский народ против злоупотреблений и притеснений воевод и чиновников, предводимый старшиною Сеитом. Всё русское население было в страхе, ждали помощи из Казани и Москвы, из Москвы шло уже войско с воеводою Зелениным.
Башкиры жгли русские селения, грабили и вырезывали жителей и уже подходили к селу Богородскому в 18 верстах от г. Уфы. В этом селении хранилась икона Казанской Божией Матери, по одному преданию явленная в лесу близ села, где теперь колодезь, по другому точная копия с находящейся в г. Казани, и жители села Богородского положили обет: если селение и они сами избегнут опасности, то отнесть икону в г. Уфу в Смоленский собор, с тем однакоже, чтобы каждый год в день праздника явления иконы Казанской Божией Матери 8 Июля, приносить её к себе в село, что и исполняется поныне каждогодно.
История Оренбургского края и его Уфимской провинции в XVII и XVIII веке самая кровавая. Эти безпрестанные возстания извечных обитателей – башкир, набеги киргиз, – всё это представляется на каждом шагу.
В 1772 году возстали яицкие или уральские казаки и возстали калмыки, кочующие по берегам урала, начинали волноваться башкиры, соседи Уфы.
Возстание угрожало временами Сеита и временем построения г. Оренбурга 1739–1740 г., когда возстала вся башкирия.
Причины этих возстаний – тотже недостаток: злоупотребления тогдашней администрации, деспотизм и корыстолюбие тогдашних воевод и их помощников; чисто Бироновское правление казаками и калмыками военной коллегии, управляемой Графом Захаром Чернышёвым.
Уфа трепетала – в это время опять является древний её Смоленский собор.
В марте 1771 г. в сводах тёплого собора стал слышаться колокольный звон или гул подобный звону; гул начинался от сводов настоящего Смоленского собора и, проходя по своду, оканчивался в приделе св. Николая чудотворца; но потом сново начинался.
Гул слышался более во время заутрени, во время чтения шестопсалмия (слава в вышних Богу) и так громко, что заглушал чтеца. Чем ближе приходило время к лету, тем чаще звон возобновлялся и громче слышался. – Как уверяют нас Уфимский летописец и неизданные ещё записки Г. Ребеллинского, свидетелем этого явления был (будтобы) целый город. Немедленно донесли Вятскому Епископу Лаврентию и Губернатору Рейнсдорфу; последний прислал из Оренбурга архитектора.
Архитектор нашёл, что звон происходил от креста, слабо утверждённого в главе, выходящей из свода, и что крест, будучи колеблем ветром, производит звук, подобный звону. По указанию архитектора сняли крест, разобрали главу и донесли архиерею и Губернатору, что именно крест, упираясь на связи нижним своим концём, производил этот звон.
Глава сложена была после этого по прежнему и тот же крест утверждён в главе, с предосторожностию, чтобы он никак не касался связей. Не смотря на всё это, звон продолжился до Октября 1774 г., когда Чика осадил г. Уфу; звон был как бы предзнаменованием Пугачёвщины1.
Замечательно здесь настроение тогдашнего города, стоявшего, что называется, лицём к лицу перед гибелью; это настроение умов – самое суеверно-религиозное – повторилось в пугачёвщину.
Осаждённые с Октября по 25 Марта, Уфимцы видели много сверхъестественного: то ангел на флюгере церкви Благовещения (ныне сломанной или перенесённой куда-то), как разсказывают, стоял неподвижно лицом к селу Чесноковке, откуда шла на город грозная пугачёвская сила, то на главе старинной деревянной церкви св. Пророка Илии виден был стоящим сам св. Илия, в виде мужа весьма старого, сединами убелённого.
В эту осаду г. Уфы сообщником Пугачёва Чикою-Зарубиным, принявшим себе прозвище, для тогдашнего казака непопулярное – граф Чернышёв, весь город соединился как бы в одну добрую семью в старом детинце, вокруг Смоленского собора. Была ли то вновь возведённая крепостца, состоявшая из вала и деревянного тына, или возобновлены были старые укрепления города после пожара 1759 года – остаётся неизвестным?
Гарнизон города состоял из 1 роты, называемой штатскою, роты инвалидов, 20 артиллеристов и 200 казаков. Начальствовали: воевода Борисов, комендант Мясоедов, Майор Пекарский, набравший особую роту из дворян, явившихся из окрестностей Уфы, капитан Пастухов и молодой купец Иван Игнатьевич Дюков. – В городе было 40 пушек разного калибра, у неприятеля же было только 14 и этим всё выиграл город против неприятеля, у которого было мало даже ружьёв.
Нестройные толпы сволочи Чики-Зарубина и другого предводителя пугачёвцев – бывшего Уфимского казака Губанова, за неимением оружия огнестрельного, вооружены были только копьями, саблями, топорами и кольями; но вся эта плоховооружённая толпа превышала 20 т. ч.
Осада началась с 1 Октября; Чика и Губанов, окружив город с 2 сторон, ждали, когда встанет р. Белая, а сами вели переговоры с Борисовым и Мясоедовым, обещавшими сдать город, между тем, выигрывая время, воевода и комендант энергически готовились к обороне.
В разных пунктах города устроены батареи, в том числе одна подвижная из 4 орудий перед Смоленским собором, где денно и нощно не прерывалось моление осаждённых пред иконою Смоленской Божией матери.
Р. Белая встала 18 Октября, а 22-го в праздник Казанской Божией матери Чика и Губанов сделали первый приступ и были отбиты. Весь тот день с раннего утра до вечера соборный протоиерей Иаков Неверов с городским духовенством при колокольном звоне обходил крестным ходом, с преднесением икон Смоленской и Казанской Божией Матери все городские улицы, заходил в церкви и везде совершал молебствие. Вечером, заметив утомление неприятеля, сами сделали вылазку, обратили в бегство толпы Чики-Зарубина, убили 24 чел., взяли в плен 13 человек и захватили 4 пушки.
Победители встречены воеводою и комендантом и при радостных криках народа вступили в Смоленский собор, где отправлено было благодарственное молебствие. При соборе же тогда и во всё время осады с честию похоронены убитые на приступах и вылазках.
Чика и Губанов решились на 2 приступ 21 Ноября, в праздник Введения во Храм Богородицы; утро было холодное, Чика начал обстреливать город из единорогов с берега р. Белой, а Губанов появился со стороны села Богородского, стал на Северовосточном возвышении перед городом, но ничего однакож далее не предпринимал.
Воевода и комендант велели ему сказать, что если город будет взят, то они сейчас повесят его жену и детей, арестованных тогда в Уфе в их собственном доме. Чика вероятно ждал Губанова и до сумерек только стрелял по городу, не сделав ему никакого вреда; сгорел только от его выстрелов один дом какого-то отставного солдата.
Вечером как стало темно защитники Уфы перешли р. Белую, напали на Чику, прогнали и взяли в плен 40 ч., потом обратились против Губанова и взяли в плен 15 ч. Ночью уже за вторичную удачу отслужен благодарственный молебен в Смоленском соборе.
Тюрьма была наполнена захваченными мятежниками: для важнейших или более важных был застенок в соборной колокольне, помещающейся, и тогда, и теперь отдельно от собора, и, как говорит Уфимский летописец, – производимы были жестокие пытки1.
Защитники Уфы уже терпели голод, дороговизна была страшная, даже и сено добывалось не иначе как с опасностию жизни; сено лежало в стогах за р. Белою, а это место было занято Чикою. – За сеном отправлялись вооружёнными и под прикрытием.
Так однажды отправились за Белую несколько горожан, в том числе священник Троицкой церкви Илья Унявицкий и были захвачены в плен и приведены к Чике; Чика отпустил их домой, с тем, чтобы они, особенно священник, склонили начальство и народ к сдаче города, в противном же случае Чика угрожал казнью священнику и прочим, если он возьмёт город силою.
Когда возвратились пленные в Уфу – их арестовали, допрашивали и едва отпустили под надзор Майора Пекарского. Воевода и Комендант не знали, что делать с колодниками при наступившем голоде, решили наконец оставить некоторых для осадных работ, а прочих утопить в р. Белой в тайной тюрьме, т. е. избе, поставленной на льду над прорубью, так что кто входил в двери, тот прямо упадал в воду2.
Чика-Зарубин и Губанов, на этот раз забывший угрозы Уфимского Начальства и гибель семьи, 25 Января 1774 г. повели свои толпы на приступ – Чика уже вломился в город, в Смоленском соборе ударили в набат и вместе с тем началось молебствие о спасении города. Но и этот третий приступ был отбит.
Губанов и Чика бежали, потеряв много убитых, в плен взято при этом 45 чел. – Защитники Уфы потеряли только 18 человек.
Сражение кончилось ночью; ночью же в Смоленском соборе отправлен третий благодарственный молебен, за благополучный исход третьего уже приступа. На другой день убитые в бою торжественно преданы земле на соборном кладбище.
Было со стороны Чики и Губанова сделано ещё несколько неудачных нападений на город. в конце Февраля наступила распутица; Чика и Губанов бездействовали; толпы их уже терпели голод и болезни; в Уфе истощались съестные припасы.
Солдаты получали только половину пайка, лошадей кормили пополам с древесными листьями, а помощи ниоткуда не было.
Оренбургский Губернатор сам сидел в осаде, хотели было Уфимцы прибегнуть к отчаянному средству идти против Чики и Губанова, отнять запасённый будтобы ими хлеб – или уж погибнуть.
Наконец для долготерпевшей, и как бы всеми забытой, Уфы настал день спасения – это было 25 Марта, день праздника Благовещения Богородицы: Чика и Губанов бежали разбитые отрядом Полковника Михельсона.
Теперь спасённая Уфа снова молебствовала в своём древнем соборе; и как кстати для неё была тогда торжественная песнь Благовещения: «благовествуй земля радость велию!»
Но избавление Уфы ещё не конец пугачёвщины; ещё несколько месяцев, как известно, продолжалось это страшное время; не могла совершенно быть спокойна Уфа. Пугачёв, отражённый от Оренбурга, соединился с Чикою и Губановым, возмутил уральские горные заводы и башкир; слышно было, что и киргизы сочувствуют пугачёвщине.
Наконец Пугачёв пойман, скопища его разсеяны; сам донской казак Емельян Иванов Пугачёв, возмутивший народ именем Петра III, и главные из его сообщников казнены в Москве 5 Января 1775 года. При казни находились Чика и Губанов, которых тотчас же после совершения казни над пугачёвым отправили на ямских подводах за сильным конвоем в Уфу, для совершения над ними таковой же смертной казни – четвертованием2, а тела Чики и Губанова велено сжечь вместе с эшафотом. – В Уфу их везли с поспешностию день и ночь.
В Уфе Чику и Губанова заключили в застенок в колокольне Смоленского собора; были ли здесь новые допросы и пытки – неизвестно; но из этого застенка 16 Февраля 1775 года, окружённые солдатами и драгунами, одетые в саванах, с горящими свечьми в руках, в сопровождении одного из соборных священников, выведены были на казнь, когда-то страшные Уфе, Чика-Зарубин и Губанов3.
На берегу р. Белой, в виду Смоленского собора устроен был эшафот, обложенный смолой, разными горючими веществами и хворостом. – Палачи разнесли по кольям разрозненные члены преступников – руки, ноги и головы; трупы сожгли вместе с эшафотом, а пепел развеяли по ветру. Долго ещё, как говорит предание, на берегу р. Белой, в виду Смоленского собора, стояли колья с остатками Чики и Губанова.
В Уфе осталось ещё предание о многих казнях, совершённых после того над многими из участников пугачёвского бунта. – В Уфе по распоряжению местных властей повешено несколько десятков казаков, крестьян, мещан, дворовых людей и башкир.
По преданию же (не знаем как оно достоверно, но не можем и умолчать о нём) преступники умирали с полным равнодушным отуплением.
Миновалась кровавая пугачёвщина, теперь уже в здешних местах год от году становится она сказкой народною. Степан Разин и Емельян Пугач сделались как бы мифами народными – не более того.
Екатерина II давала России новые порядки, новый суд и администрацию. – Она видела благо народное в учреждении Наместничества. Бывшая тогда Оренбургская губерния была в 1784 году переименована в Уфимское наместничество; город Уфа сначало пригород Казанский, а потом в конце царствования Императрицы Анны с учреждения Оренбургской губернии – провинциальный город этой губернии, теперь стал главным городом, центром Управления. В состав Уфимского наместничества взошли города нынешних Оренбургской, Самарской и Уфимской губерний: Бирск, Мензелинск, Стерлитамак, Белебей, Бугуруслан, Бугульма, Бузулук, Сергиевск, Оренбург, Челяба, Троицк и Верхнеуральск; все они, кроме Оренбурга и Бирска, были до того времени или крепости или просто сёла. Первым Уфимским наместником и вместе с тем Генерал Губернатором Уфимским и Самарским был назначен Генерал-Поручик Иван Варфоломеевич Якоби.
Торжество открытия наместничества происходило в Смоленском соборе, где по этому случаю священнодействовал Преосвященный Лаврентий Епископ Вятский. После божественной литургии, сказано было этим архипастырем приличное торжеству слово, за тем читан Высочайший указ об открытии наместничества, отправлено молебствие и в заключение приведены все чиновники к присяге. День открытия наместничества окончился воинским парадом, для чего вызваны были войска из Оренбурга.
В царствование Павла I наместничества уничтожены, и Уфимское в 1797 году вновь названо Оренбургскою Губерниею, а г. Оренбург Губернским, куда из Уфы, уже ставшей только уездным городом, переведены были присутственные места; но взамен того в 1799 г., когда учреждена была Епархия под именем Оренбургской и Уфимской, местопребыванием епархиального архиерея назначен город Уфа, а не Оренбург; Смоленский собор стал архиерейскою кафедрой.
В начале 1800 года прибыл в Уфу первый Епископ Амвросий Келембет, а чрез 2 года Император Александр I возвёл Уфу на степень Губернского города; сюда снова перевезены были из Оренбурга Губернские Присутственные места.
Преемником Амвросия был Епископ Августин Виноградский, архимандрит Новгородского Антоньева Монастыря, и Уфимский летописец разсказывает о приезде этого архиерея в Уфу, в 1809 году, следующее. Весь город знал о времени приезда Августина и все ждали его в Смоленском соборе; но Преосвященный прямо с дороги, ни куда не заезжая, приехал в церковь св. Спаса на Казанской улице, где облачившись, совершил крестный ход в Смоленский собор и там уже служил и приветствовал паству. Преосвященный Августин оставил по себе память в Уфе, как юрист и как аскет в высшей степени; он ходил в ветхих крашенинных рясах, ездил в простой кибитке с рогоженным верхом, вёл жизнь суровую, постническую.
В это время, Смоленский собор, сохранял весь свой первобытный вид. – Это была не большая пятиглавая церковь, с троечастным алтарём, тёмная внутри, так как свет проникал в узкие просветы в виде амбразур, заменявшие окна; иконостас главного храма Смоленской Божией матери напоминает и теперь во многом иконостас Московского Архангельского собора; кто знает, может быть построителем или мастером Уфимского храма был и Москвич, выселенец на окрайну?
Наружность настоящего Смоленского собора, кто видал старинные церкви в Москве, начиная с самих его кремлёвских соборов, совершенно сходствует с церквами старинной Московской постройки; взглянешь на Уфимский храм – и что-то как будтобы говорит об участии в создании его прирождённого Москвича.
Москвич-выселенец вольный или невольный – перенёс свой родной архитектурный стиль на чужбину.
Взглянешь на кресты всех пяти верхов, маковиц или глав настоящей церкви – и они Московские, с полумесяцами, чего нет ни в западных, ни Южных, ни Северных наших областях, а исключительно существуют в Москве и в местах околомосковных.
Видно рука Москвича водрузила на черепичных маковицах Уфимского собора эти кресты Московского образца, теперь уже вышедшего из употребления.
Кто знает – может быть не Литовско-русские люди, Смольяне или вернее Полоцкая шляхта, а прямо Москвичи-выселенцы, основали и строили Уфимский собор.
В 1816 году Уфа погорела, в Смоленском соборе сгорела деревянная крыша и повреждён иконостас; но собор снова каким-то чудом остался цел, тогда как кругом собора всё выгорело, дома, лавки. – Всё повреждённое пожаром было тотчас исправлено. Но сам собор уже казался мал, не поместителен для увеличивавшегося города, тёмен и беден. Уфа была главным городом обширнейшей богатой губернии, а всякий губернский город непременно имеет красивый и многопоместительный собор, украшается, гордится своим собором; одна Уфа не имела ничего подобного, а до древности, до исторических воспоминаний – кому какое дело… Кружок почитателей отечественной старины у нас ещё везде так незначителен.
Первоначальная Уфа времён царя Феодора, по словам Рычкова, состояла из 100 дворов1, не знаем каков был город в XVII и даже в 1-й половине XVIII века и во времена Пугачёва, как велико было его население? Знаем одно, что в 1818 году, как видно из донесения Губернатора, уже было в Уфе более 10 т. д. обоего пола2. Старый город занимал очень небольшое пространство, которое и теперь называется этим именем.
С увеличением числа жителей, город выдвинулся далее: проведено несколько новых улиц; город из мест гористых и обрывистых, какова так называемая старая Уфа, выдвинулся на равнину; украсился новыми казёнными и частными постройками; присутственные места, торговые ряды, всё это перенесено в так называемую новую Уфу там же находился и архиерейский дом, обращённый из наместнического; значит – со времён Уфимского наместничества уже город стал распространяться. В новом городе не доставало церквей, все они были в старом городе. Поэтому естественно должна была возникать мысль об устройстве нового собора в новом городе.
Но мы говорили уже о бывшей вблизи Смоленского сбора, сгоревшей от грозы, церкви св. Троицы, церкви древней, но о которой так у нас ещё мало фактов, особенно письменных, заключающихся в одной челобитной XVII века попа Ивана Стефанова, хранящейся в архиве Уфимской Гражданской Палаты3.
Для постройки вновь каменной церкви св. Троицы с приделом Псковской Божией матери была собрана сумма и изготовлены материалы – кирпич и проч.; но материалы лежали и наконец в пожар 1816 года стали негодными к употреблению.
Между прочим с проведением новых улиц или расширением города на новых местах, жители старого города переселялись в так называемый новый город, представляющий собой местность более удобную, – так и запустел бывший приход Троицкой церкви, прихожане, готовые к возобновлению церкви, после пожара 1816 года и Высочайше утверждённого в 18191 г. плана, стали строиться на новых местах.
Преосвященный Августин, Епископ Оренбургский и Уфимский, который осматривал место бывшей Троицкой церкви и пожаром повреждённые приготовленные материалы, нашёл невозможным построение новой каменной церкви св. Троицы; собранные же деньги полагал употребить на поправление Смоленского собора или даже перестройку его.
Но это предположение выполнил уже позднее этого, именно в 1823 г., Преосвященный Амвросий II, Епископ Оренбургский и Уфимский, который об исправлении или перестройке древнего собора советовался с Уфимскими жителями всех сословий, относительно того, чтобы на это употребить деньги, собранные для, предполагавшейся к постройке вновь, каменной церкви святой Троицы. Решено было – перестроить древний собор.
(Уфимские губернские ведомости. 1866. 5, 19 марта, 7, 14 мая)
Смотрите о современной истории собора, а также предания о Смоленском соборе из «ОПИСАНИЯ УФЫ» Михаила Сомова, опубликованного в «Оренбургских губернских ведомостях» в 1864 г.