
Исследователя сибирского края П.А. Ровинского спросил однажды забайкальский старожил: «Чево это такое. Вы не знаете самых обыкновенных русских слов, адали иностранец?».
«Чалдон» поразился, что «человек из России» не знает «самых обыкновенных русских слов»:
зонтугло – отупевший, старый человек,
дымбей – напротив,
курягашка – весенний барашек,
ханазаный – лысый,
кантурга – кисет с табаком.
Итогом исследований П.А. Ровинского стали «Замечания и словарь сибирского наречия», опубликованные в «Известиях» Сибирского отделения ИРГО в 1873 г.
О сибирском говоре сказано следующее: «Сибирское наречие произошло от северо-русского, но двухсотлетняя разъединённость, совершенно иные условия исторические… дали направление оригинальное. Говор Восточной Сибири имеет особую фонетику, много своеобразных грамматических форм. Словарь насчитывает более 3000 местных слов, не известных в общем русском языке».
Но ещё в первой половине XIX в. А.П. Степанов, первый Енисейский губернатор, писал о старожилах, что «выговор их нежнее, и в разговорах более учтивости… Крестьянка говорит своей подруге «Вы». Обращаются: «Здравствуй, часом братан!»

Единого говора для всей Сибири не существовало, в каждой местности бытовали свои особенности, однако сибиряк сибиряка понимал легко, ведь многие слова и целые выражения служили для общения «своих»
На вежливость в обращении и особенность говора сибиряков обращали внимание и другие исследователи, например, после чихания в сторону сибиряки-забайкальцы говорят: «Салфет вашей милости!». Чихавший благодарит: «Красота вашей милости!»
В Енисейской губернии местными словами выражали даже счёт:
един – один,
пара – два,
ерахты – три,
барахты – четыре,
чивильды – пять,
евольды – шесть,
по-пусту – семь,
по-насту – восемь,
дакинь – девять,
вчкинь – десять.
Слова местного происхождения обозначали большинство орудий труда и предметов быта, пород скота и объектов крестьянского подворья, дней прошедших и предстоящих. Многие изначально «великорусские» слова видоизменялись.
Приенисейские сибиряки часто заменяли одни буквы другими, «выбрасывали» отдельные звуки при произношении. Например: восподин – господин, гумага – бумага, знат – знает, играм – играем, гулям – гуляем; или «щ» на «шш» — чашша, шшавель, шшиколда.
Многие слова употреблялись с окончанием -чи: помогчи, легчи, волокчи, пекчи, секчи, берегчи; и с добавлением -ка: на-ка, возми-ка, нету-ка, выйди-ка, найди-ка и др.
Отбрасывались окончания: проста, высоко дерево, ровна дорожка, бела шуба и др. Многие слова появились в прошлом вследствие «грубого», сурового образа жизни: реветь – кричать, зобать, хлебать – есть, зубатить – грубить, чубурыхнуть – упасть и пр.
В условиях выраженного индивидуализма и высмеивания пороков были естественны слова: хайлать — бестолково кричать, хаять — оговаривать, хнюкать — плакать, чмутить – сплетничать и пр.
Особую роль в словообразовании старожильческого говора сыграли слова, словосочетания и произношение жителей северных губерний Европейской России.
Заметим, слово «чалдон» встречается и в говорах Центральной России, например, в новгородском говоре. Сравните:
Чалдо́н, -а. м. 1. Голова. О, чалдон-то пустой, не видишь, что делаешь. Новг. Во чалдон-то неразумительный. Вол. Чалдон не соображает у его. Бат. + Оп., Праф., Чуд. 2. Ленивый человек. Чалдон — это ленной, недолукий человек. О какой чалдон! Лычк. 3. Упрямый, непослушный человек. Вы хоть чалдона воспитывайте, он чалдоном и будет. Молв.
Чалдо́нчик, -а, м. Внебрачный ребенок. Чалдончик — выблядок. Барканчик что чалдончик. Оп.
Источники: Сибирская история & этнография, Новгородский областной словарь.

