Этнографические очерки русского населения Уфимской губернии

0_9a Этнографические очерки русского населения Уфимской губернии БАШКИРИЯ Народознание

Размещаем малоизвестные этнографические очерки М.В. Колесникова, опубликованные в «Уфимских губернских ведомостях» в 1888-1890 гг. 

М.В. Колесников

Этнографические очерки русского населения Уфимской Губернии, в его народном быту, обрядах, обычаях и пр.

 

1. Вступление

Черты русской народной жизни резко отличаются от жизни других народов. Основы этой жизни теряются во мраке давно исчезнувших веков и наша история мало знает или вовсе не знает начала её; но не смотря на всю давность, основы её очень живучи; крайне упорно они борются против новых начал, крайне трудно и медленно уступают им поле битвы и ни в чём их живучесть так не высказывается, как в сфере народных верований, предразсудков, суеверий, примет и проч.

Кто знаком сколько нибудь с народною жизнию и с народной поэзией, тот, конечно, заметил, что в жизни крестьян есть много поэтичного; многие древние верования сохранились в ней почти неповреждёнными; в их обычаях есть правда много языческого и тёмных сторон, но они уже парализуются светом прогресса, который не остался чуждым и народной жизни, – она хотя незаметно, но, несомненно, движется вперёд.

Нельзя не заметить, что всякий новый элемент входящий в жизнь народа, находит своё отражения в ней и не далеко уже то будущее, когда она окончательно забудет своё прошлое. А как народная поэзия имеет самую тесную связь с первобытною жизнью народа, в среде которого она создана и в этой поэзии выражается его первобытная жизнь, дух и характер, то важно для этнографии спешить заняться изучением народного быта, а так как поэзия народа сложилась в разные эпохи жизни, и в разных местах, почему и характер её не везде одинаков, то и исследование народной жизни не следует ограничивать одною какою либо местностью, а должно заимствовать её в разных местностях и особенно в глухих местах России и затем объединять всё однородное, все существующие у нас в кругу простонародия, обычаи, суеверия, легенды, заговоры и т. п., из числа которых уже много утрачено того, что составляет поэзию народа и миросозерцание его первобытной жизни, отголоском которой и теперь ещё дышат народные песни.

В древние времена, когда слагалась русская народная поэзия, обитателями Уфимского края, как известно, были разноплеменные народы. У каждого из них, несомненно, имелась своя первобытная поэзия, чуждая русскому народу и следовательно, этот край никогда не служил колыбелью поэзии русского народа и до колонизации края славянскими племенами, он вовсе не знал русской поэзии, которая внесена была сюда колонизаторами в период более близкого к нам времени.

Процесс колонизации Уфимского края, начавшийся в одно время с покорением Казани, не мог, конечно, так быстро закончиться; он продолжался не одно столетие и поэтому нельзя предполагать, чтобы население какой бы то ни было деревни составляло сплошную однородную массу переселенцев из одной какой либо губернии или уезда, а наоборот к первым поселенцам, положим Орловской губернии, постепенно присоединялись выходцы и с других губерний, или например из двух соседних деревень, одна заселена выходцами одной губернии, а другая другой. При таких условиях, русская народность занесённая в эту местность ни в каком случае не могла сохраниться неприкосновенно; она невольно должна была измениться и перепутаться, чему не мало также способствовало сближение поселенцев с туземцами.

Вот почему и в настоящее время здесь уже народом много забыто обрядов, обычаев и песен, которые и в настоящее время ещё помнятся в центральных губерниях нашего отечества. Даже в наречие крестьян вошло и сроднилось много нерусских слов наприм. «айда», «шабер» и пр.

2. ЖИЛИЩЕ КРЕСТЬЯН.

Крестьяне живут сёлами, деревнями и выселками или хуторами. Сёлами как всем известно, называются селения, в которых есть церковь; селения без церкви носят название деревень, а селения из нескольких домов, обыкновенно, называются выселками или хуторами1. Все селения расположены около рек, речек и ручьёв, т. е. у воды. План селений везде однохарактерный: небольшие сёла тянутся в одну улицу, а большие в несколько улиц; на площади, внутри селения, часто на горке, красуется деревянная или каменная церковь. Селения обнесены огорожею, которая называется околицею.

Околица строится для лета, чтобы скот не мог уходить из деревни на поля, почему, при въезде в селения устраиваются ворота, к которым приставляют сторожа, малоспособного к труду, своего однодеревенца, часто старика калеку или мальчика; на обязанности такого сторожа лежит: каждому проезжающему отворять и по проезде его затворять ворота и следить, чтобы в охраняемые им ворота не выходила из деревни скотина. Такой труд сторожа оплачивается из имеющихся в обществе мирских сумм, и, конечно, в самых малых размерах.

У каждого крестьянина имеется своя усадьба, на которой стоят изба и другие надворные строения. Устройство крестьянских изб остаётся неизменным чуть ли не со времён преподобного Нестора и состоят из толстых, преимущественно липовых, брёвен в 11–12 звеньев или венцов; при каждой кладке избы, пазы стен конопатятся мхом и хлопками, остающимися от пряжи кудели из льна. Избы кроются соломой, редко у кого тёсом; они имеют два – три окна на улицу и не больше двух во двор; пазы стен избы редко у кого промазываются алебастром, извёсткой или глиной, но самые стены, как снаружи, так и внутри ни у кого никогда, не только не штукатурятся, но даже и ничем не обмазываются. У зажиточных крестьян наружные подоконники и карнизы над окнами резные, а рамы и ставни крашены, преимущественно синей краской.

Внутри избы, при входе, в правом углу ставится большая, на половину битая из глины, печь, а по другую сторону кровать или «конник» (нары); над дверью, на расстоянии аршина от потолка, пристраиваются «палати» (подмостки), вдоль стен идут лавки, а в переднем углу, около лавок, ставится большой стол; передний угол украшается «Божницею», т. е. прибивается к углу большой резной, выкрашенный краской, киот, в который ставятнесколько икон суздальской работы. На стенах, по обеим сторонам божницы, красуются дешёвые лубочные картины с изображениями лика Спасителя, Пресвятой Богородицы; «Николы» Чудотворца, целителя Пантелеймона, Варвары Великомученицы и «Егория» Победоносца, на белом коне поражающим змия, и тут же по другую сторону божницы – «смерть богатого и бедного», картина страшного суда, с изображением всех ужасов ада и по другую сторону киота, часто в рамках и за стеклом, – хромолитографические портреты Государя, Государыни и Цесаревича.

Эти портреты имеются в каждой избе на почётном месте и, к чести крестьян, они к изображениям своих «Батюшки Царя», «Матушки Царицы» и «Наследничка», относятся с любовию и благоговением, они даже не дозволяют себе оставаться в избе в шапках, там где есть портреты Царствующей семьи.

Зажиточные крестьяне передний угол обивают обоями самых ярких цветов, а бедняки стены и потолок избы, к праздникам Рождества Христова и Пасхи, скоблят косырями (большие ножи) заново. Многие крестьяне стали перегораживать свои избы тонкими досками «шелевкою» на две половины – на «горенку» и «чулан» (кухню), у некоторых же зажиточных крестьян имеются и по две избы, разделённые сенями, из них одна фасом на улицу и другая во двор. Одна из них поменьше, потемнее, пониже, – для зимы. – другая «светлица» посветлее, повыше, почище – д[л]я лета и заезших гостей.

Надворные строения состоят из амбара или клетьи (для хранения муки, хлеба и др. провизии) погреба и завозни. Для коров, лошадей и другого скота отгораживается задняя часть двора, которая на половину закрывается навесом для защиты скота от дождя, холода, снега и ветра. Это отделение двора называется «скотным двором» или «кардою». Дворы эти всегда хранят в себе достаточное количество навоза, который весною смешивается с водою, от чего на дворах, даже летом всегда бывает сыро и вязко; они, как закрытые со всех сторон, не достаточно проветриваются и вследствие этого всегда имеют скверный, гнилой запах, поэтому можно думать, что дворы эти, вообще, вредно влияют на гегиеническую обстановку населения.

Читайте также:  Первый день войны (воспоминания очевидцев)

Каждый домохозяин имеет баню. Бани строятся на берегу рек и речек, т. е. у воды. Они очень плохи устройством: единственное маленькое окно не достаточно даёт света, и они почти тёмные, прибанников нет и моющиеся раздеваются и одеваются на открытом воздухе. Печь в бане устраевается «по чёрному», т.е. без трубы, так что при топке такой печи дым наполняет баню и затем медленно выходит в отворённую дверь и «отдушку» (маленкое в одну четверть аршина отверстие сверху стены бани).

По окончании топки печи, двери затворяются и отдушка затыкается тряпкой. Баня быстро нагревается и чрез полчаса готова принять к себе массу моющихся. Такая баня, в сравнении с белой баней (с обыкновенной трубою) жарче, меньше требует дров, скорее нагревается, дольше сберегает в себе тепло, зимой не потеет, но за то в ней во время мытья дым не выносимо режет глаза и неприятно щекотит в горле острою горечью.

3. КРЕСТЬЯНЕ И ИХ ЖИТЬЁ-БЫТЬЁ.

Наружный вид крестьян Уфимской губернии хоть например Мензелинского уезда, довольно обыкновенный: они более или менее среднего роста, плотны, цвет лица свежий, волосы русые, глаза чаще серые, черты не крупные. Весёлая беззаботная наружность проглядывает в здешнем крестьянине; он сметлив, остроумен, а русская простота, добросердечие гостеприимство и сострадание – отменное его достоинство.

Одежда крестьян довольно незатейливая и приготовляется из материи, частью приготовленной дома и частью купленной на рынке. Костюм мужчины в будничные дни составляет: рубаха из мелко клетчатого сине красного полульняного холста, штаны, или «порты» синеполосатые «полосушки», приготовленные из особого домашнего холста. Эта полосатая материя тчётся в четыре цепка из белых и синих ниток и поэтому бывает необыкновенно толста и плотна, и следовательно прочна.

Обувь составляют онучи и лапти. Праздничный костюм заменяется ситцевой рубахой, казенетовыми шароварами и большими, на низеньких коблукак с подковками, сапогами.

Нарядный костюм парня состоит из пунцовой рубахи, подпоясанной вязанным, из разноцветных шерстей, с большими на концах кистями, поясом, плисовых широких «шаровар», суконной на вате поддёвке, подпояссанной широким, ярких цветов, кушаком, на голове картуз. Зимою костюм мужчины дополняется овчиным полушубком или тулупом и такой же шапкой, летние холщёвые онучи заменяются онучами из белого толстого сукна, домашнего приготовления. Сапоги заменяются валенками.

Костюм женщины, ещё неприхотливее, ещё проще: он состоит из ситцевого сарафана, ситцевых рукавов, под сарафаном скрываются сорочка (верхняя половина которой ситцевая, а нижняя – пёстрая холщёвая) и несколько юбок, придающих фигуре женщины полноту; на ногах онучи и лапти, а зажиточные крестьянки носят башмаки или ботинки.

Праздничный девичий костюм, состоит из розового «французского» сарафана, белых рукавов, «гарусного» пояса, из шерстей, как и у парней с кистями на концах, на шее борки в несколько ниток, на ногах полосатые из красных, синих и белых ниток «(пряжи)», чулок и ботинки с медными подковками.

Женщины, в силу существующего обычая, волосы на голове заплетают в две косы, плетя их непременно прядями вниз, и за тем прячут их в ситцевый на голове «чехлик» (род чепца), а сверх чехла голову покрывают платком, так как женщина, как мы увидим ниже, не показывается ни кому с открытой головой.

Девушки носят волосы в одну косу, заплетённую прядями вверх и в конец косы вплетают розовую «алую» или голубую ленту. 

Обстановка крестьянской избы очень, очень невзрачна; летом она ещё сносна, так как лишняя, одежда и другой хлам выносятся в амбар, да и семейство во всё лето более находится на дворе, где они обедают, ужинают и спят под открытым небом, но зимою, вся сем[ь]я, как бы она велика не был[а], помещается в одной избе. Вставленные двойные рамы увеличивают мрачность и без того мрачной избы; стены избы закопчены, воздух удушливый, тяжёлый, затхлый. Духота к вечеру усиливается спёртостью воздуха и копотью горящей лучины или лампы без стекла. Вентиляции нет. На палатях и коннике навалена разная
одежда, как то, полушобки, тулупы, поддёвки, а также кошмы, перины и подушки. Большая печь служит нетолько для отопления и приготовления пищи, но и для сушки хлеба, мокрого платья и обуви, – она же составляет главное помещение и для стариков. В углу у порога стоит лахань с помоями, над ним привешен рукомойник и тут же держатся на привязи телята и ягнята.

В избе же в зимнее холодное время иногда овцы ягнятся и коровы телятся, а курицы и гуси всегда в избе сидят на яйцах и выводят своё потомство цыплят. Кроме того, во время топки печи в избу же вводят коров, приготовляют им месиво, т. е. мякину, или колосья, пересыпанные отрубями или ржаной мукой «посыпкою» и облитые тёплою водою и пока корова ест месиво, её доят.

Пища крестьян довольно незатейливая и неприхотливая.

На завтрак подаётся одно горячее блюдо – суп, лапша, варёная картошка.

В будничные скоромные дни обед и ужин состоят из чёрного ржаного хлеба или ситного (из ржаной муки, просеянной сквозь частое сито, щей с свежей говядиной или солониной, кашу на молоке, а в праздники к столу подаются пироги с яйцами, курник, жареная в сметане картошка, яичница, а ржаной хлеб заменяется пшеничным. В постные же дни пищу крестьян в обед и ужин составляют: капуста с квасом, кислые постные щи с коноплянным маслом, редька, солёные огурцы брюква, «парёнка» (пареная репа), картошка, горох и солёные грузди, – в праздник рыба.

Крестьяне, занимаясь постоянно физическим трудом, едят сравнительно много, поэтому, не смотря на неизысканный обед, они сидят за столом долго; перед тем как садится за стол и по выходе из за стола, они молятся Богу; за столом сидят чинно и ведут степенный разговор, недопуская смеху, шуток и споров и если кто не хочет больше есть, тот, не сожидая остальных, выходит из за стола.

При еде употребляются круглые деревянные ложки, большого размера, на стол подаётся один общий нож (вилки у крестьян не употребляются). Все кушанья едят из одной общей посуды: – Жидкие ложками, а мясо и проч. «своей пятернёй», т. е. руками, для чего мясо, одним из обедующих нарезывается мелкими кусочками и складывается на не глубокую деревянную чашку, из которой и едят.

После обеда и ужина пьют квас или просто воду. Самовар считается роскошью, он доступен не каждому и поэтому имеется только у самых зажиточных крестьян, которые впрочем чай пьют не каждый день, а изредка – по воскресным дням, да в праздники.

Взрослые дети едят туже пищу что и большие, а маленьких грудных детей кормят молоком, часто скисшимся, из нечистого рожка; также дают им соску, то есть жёванный кислый хлеб или кашу иногда в грязной тряпице. От такой пищи дети часто страдают запорами и грыжею.

Читайте также:  Дема река - Уфа от А до Я

4. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ КРЕСТЬЯН.

Семейная жизнь крестьян своеобразна, монотонна и трудовая. Старшим в семье является отец семейства, как глава семьи; он неограниченно управляет домом и ведёт хозяйство, но как только он дряхлеет и теряет способность к работе, то обязанность эта возлагается на старшего в семье неотделённого сына, который впрочем в этом случае действует с согласия своего родителя и до самой смерти последнего не выходит из его повиновения.

Крестьянская семья часто встречается многочисленная и численность её доходит до 10 человек и более. В состав такой семьи входят снохи женатых сыновей и их дети. Но в таком составе семья остаётся не долго; начинаются семейные раздоры: снохи жалуются мужьям на деверей, свёкра; свекровь на невесток, невестки и свекровь жалуются на снох. У них являются споры из за труда, одни упрекают других, что те меньше их работают, снохи упрекают, что работа их идёт невпрок, так как они батрачут работают не исключительно для себя, а на «всю араву», т. е. общую семью.

Глава семьи, видя все эти раздоры, решается наконец отделить из общей семьи старшего своего сына. Он обращается к сельскому старосте с просьбою собрать сельский сход, который тем и созывается в один из ближайших праздников. Крестьянин «ставит сходу» угощение «четвертушку» водки и, попотчевав ею «старичков» (в таких случаях мне никогда не приходилось видеть, чтобы сход был собран в полном составе, а всегда состоит из десятков двух мироедов, как их называют крестьяне или каштанов, ищущих случая выпить; выражает сходу своё желание отделить «своего Ванюху» и просит мир или старичков, дать ему для Ванюхи «местечко», указывая сходу на намеченное уже им общественное пустопорожнее место. «Миру», конечно, земли не жалко и он даёт своё устное согласие на отдачу просителю той земли без всякого приговора.

У крестьянина на задах двора давно уже на случай и сруб готов, он перевозит его на отведённую обществом усадьбу и ставит (строит) избу и другие надворные строения. Если же у крестьянина сруб не готов и чтобы не возиться с постройкою избы, он покупает у кого нибудь лишнюю жилую избу на слом и в ближайший праздник, собрав «помочь», то есть желающих помочь его работе, разбирает с ними купленную избу и перевозит её на новое место. За это он бывших на помоче угощает вином.

Устроив жильё, крестьянин выделяет старшего своего сына, снабдив его всем хозяйством, которое состоит обыкновенно из скота, платья, домашней утвари и хозяйственных орудий; всё это конечно в известных, очень умеренных, размерах.

Отделив старшего сына, крестьянин таким же порядком постепенно выделяет и других своих сыновей, за исключением младшего своего сына, который сидит на корню, т. е. навсегда остаётся жить с отцём, по смерти которого, переходит к нему отцовское имущество.

Замужние дочери, получив при выходе замуж приданое, считаются вполне отделёнными, и по смерти своего отца, не пользуются правом на получение части оставшегося имущества покойного их родителя, а незамужние дочери, по смерти своего отца, остаются жить с меньшим братом, на котором и лежит обязанность, пока они малолетние, заботиться о их воспитании, а по совершеннолетии выдать их в замужество и в этом случае выделенные братья, отчасти помогают им в свадьбе.

Если в семье крестьянина нет сыновей, то он одну из своих дочерей выдаёт замуж за бездомного бедного сироту парня и принимает его к себе в дом, который по смерти тестя, наследует его имущество на правах сына.

Вовсе же бездетные крестьяне берут к себе в приёмыши мальчика сироту, усыновляют его и, выростив, женят, а по смерти приёмного отца, имущество его, переходит к приёмышу, как к сыну.

Воспитание детей у крестьян незавидное, так как в деревнях мало известны те гуманные идеи, на основании которых установлено теперь воспитание детей. Шалости их останавливаются грубыми словами, а за более важные шалости родители угощают детей «подзатыльниками» «потасовками» за волосы и побоями, иногда чем ни попало.

Лет до 7–8 дети бегают без всякого надзора по улицам и там, где им вздумается; – лет 9–10 мальчиков посылают караулить и пасти скот, а с 12 лет их приучают уже к полевым работам: пахать, косить, жать, молотить и проч. Когда мальчик взойдёт в юношеский возраст (18 лет) его спешат женить, чтобы иметь в семье лишнюю работницу. Его женят даже и тогда, если он не имеет ни малейшего к тому желания. Выбор невесты также зависит от его родителей; впрочем, последние часто выбор невесты предоставляют и сыну, если достоинство выбранной им девушки, её трудолюбие, поведение, а также почтенность и зажиточность её родителей удовлетворяют требованиям его родителей.

Дочерей же, наоборот, выдают в замужество как можно позже, из нежелания терять в ней работницы. Часто девушку держат в семье лет до 25, а за тем выдают её за восемнадцати летнего парня. Такие случаи неравных браков очень не редки, и в деревнях, в среде крестьян, сплошь и рядом можно встретить у молодых мужьёв старух жён, но не смотря на такое неравенство возраста супругов, браки их, в большинстве случаев, отличаются прочностью и постоянством.

Выходя замуж, женщина вносит в дом мужа известное приданое, стоимость которого зависит от состояния родителей невесты и уговора. Если муж выданной в чужую семью женщины умрёт, то она может возвратиться в прежнюю свою семью или остаться в семье своего мужа. Другое дело если муж её был выделен из общей семьи, тогда имущество покойного переходит к ней и тогда она по своему усмотрению или выходит вновь замуж, приняв в дом свой избранного ею мужа, или же остаётся жить в доме вдовою.

Точно так и солдатки пользуются правом выбора себе местожительства, но только до прихода со службы мужа и с согласия последнего. Впрочем солдатки редко уходят в прежнюю семью, а остаются до прихода мужей жить в доме свёкра.

Говоря о семейном быте крестьян нельзя обойти молчанием положение женщины в крестьянской семье. Уже в детстве девушка приучается к домашним работам.

Труд и удовольствие идёт у неё перемежаясь и с ранних лет она уже приучена к хозяйству и рукоделью. Когда же становится взрослою, она постоянно работает по хозяйству и на поле. Кроме того она тчёт холст, заготовляя его себе в приданное. У неё является дума и забота: она знает, что рано ли, поздно ли её отдадут в замужество, а идти с пустыми руками в чужой дом ей нельзя, надо побольше наткать и напрясть, чтобы видели будущие её родители, что она умеет выполнять свои обязанности, что она рукодельница, умеет работать и в виду этого, она как можно больше старается наткать холстья, полотенцев и напрясть ниток.

С выходом замуж на неё падает вся тяжесть домашних работ и кроме того она должна помогать мужу в работах, считающихся специально мужским[и], например полевых. К тому же у неё чуть ли не с каждым годом пойдут дети, нужен уход за ними, поэтому ей приходится неусыпно работать и работать чуть ли не до могилы. И на самом деле, трудно представить себе сколько разнообразных обязанностей лежит на ней: она всю свою жизнь няньчится с детьми, она одевает их и мужа чуть ли ни с ног до головы, она приготовляет лён, конопель, прядёт нитки, тчёт холст, сучит пряжу, вяжет чулки, варежки, приготовляет сукно для онуч и других домашних потребностей. Она ежедневно работает по хозяйству, топит печь, готовит пищу, наблюдает за скотом, кормит, поит и доит его, делает масло, сметану, творог, носит воду, дрова, всё это её дело и мужчина ни в чём не заменит женщину, если бы она даже была больна, потому что он считает женскую работу для себя унизительною, тогда как женщина наравне с ним жнёт, косит, молотит, возит снопы, мечет сено в стога.

Читайте также:  Украинцы в Башкирии

Женщина не сменяет образа жизни даже и тогда, когда бывает беременна. Случается не редко, что где нибудь на дороге, в поле, на жнитве, в лесу, собирая ягоды или грибы, она, почувствовав муки, тут же рожает без всякой посторонней помощи и относит ребёнка домой.

Впрочем, сравнивая труд крестьянской женщины с трудом мужчины, нельзя не заметить, что и на его долю выпадает не меньше работы, труд его хотя и перемежающийся, но далеко нелёгкий, на плечах своих он выносит самую тяжёлую физическую работу, начиная с ранней весны и кончая глубокой осенью. Тут вся работа у него спешная, кипучая, безостановочная, он боится проспать лишний час, лишнюю минуту. Ему нужно во время спахать землю, во время посеять яровые хлеба, во время пар спарить, во время скосить траву, убрать её в стога, во время убраться с жнитвом и посевом озимого хлеба, с уборкою яровых хлебов, свозкою хлеба с поля на гумно и уборкою его в клади и кроме того надо поспешить обмолотить необходимую для продажи, на уплату повинностей и потребных домашних расходов часть хлеба, так как в ненастную очень молотьба хлеба не возможна; кроме того ему нужно до осенней распутицы заготовить дров на зиму, всё это его работа, работа срочная, она не ждёт его и он спешит, каждую из этих работы выполнить во время, не упустить дорогого горячего для него времени так как эта его работа обезпечивает и кормит его с семейством круглый год.

Окончив эти работы, крестьянин буквально, отдыхает, ему остаётся работа лишь «по домашеству», т. е. нарубить дров, привезти сена скоту, исправить какую нибудь неисправность в надворном строении, да иметь уход за лошадьми.

С наступлением осени и женщинам чувст[в]уется свободнее: короткого дня для них вполне достаточно убраться по хозяйству и убрать скот и они, в долгие зимние вечера, сучат шерсть, вяжут чулки, варешки для семейства, ткут сукно для обуви и другого домашнего обихода, эти работы считаются весёлыми. Тут к бабам приходят с работой же в посиденки соседки «сваханьки или кумушки», у них подымется смех, шумный говор, остроты, сплетни, песни и это продолжается до полуночи.

Вообще несколько баб, собравшись вместе не могут сидеть тихо, а подымут гам на всю избу, почему и сложилась на счёт их в народе основательная пословица, что где две бабы соберутся – базар, а четыре – ярмарка. Старухи тоже принимают участие в шумном разговоре и часто выказывают себя находчивее и веселее молодёжи. Мужчины же, забравшись на полати, в полудремоте слушают всю эту «бабью болтовню», пока наконец она их не убаюкивает – и дружный храп со свистом не присоединится к общему шуму. Молодые же парни вечера проводят по вечёркам.

Девушки также собираются на посиденки в одну какую-нибудь избу, арендуемую ими у какой нибудь бездетной старухи вдовы. К ним приходят парни и веселят их остротами, прибаутками и пр. Девушки прядут, весело смотрят как они, весёлые беззаботные, усевшись на скамьях на донце (в которое вставляется гребень) за гребень весело пощипывают левою рукою мочку, т. е. лён на гребне, вытягивая из него нитку, а правою вертят веретено, наматывая на него выпряденную нитку. Как искусно вертится у них веретено под звуки заунылой песни и треск горящей лучины.

Любил я эту родную картину; любил я слушать эти песни, этот заунылый певучий русский народный мотив, в котором слышно русское сердце, русский дух в понятиях о стране родной, о семейной радости, о злой беде-лиходейке, о печали ретивого сердца и о жаркой любви добра молодца к красной девице; в нём выражается то широкий разгул русского человека, то звучит сетование русской женщины простолюдинки, жалующейся на свою неволюшку, на ревнивого мужа, на лихую свекровь; в нём слышится отчаянный плач невесты, тоскующей о разлуке с любимым добрым молодцом, об утрате своей вольной волюшки, о разлуке с отцом с матерью, об увозе её в чужую, дальнюю сторонушку. Это давно минувшие стоны русского народа, слившиеся в его песни. Далеко к полночи смолкают смех, говор и песни, догорает последняя лучина и девушки расходятся по домам.

Упомянув о лучине, считаю нелишним несколько подробнее описать столь интересный способ первобытного освещения изб лучиною.

И на самом деле лучина должна ярко гореть и вспыхивать; она должна обязательно быть берёзовой, побывать в печи и быть хорошо высушеной. Вот её приготовление и способ освещения ею. Для лучины припасают берёзовые паленья «плахи», щепают их на тонкие палочки и высушивают в печи, как можно суше.

Эти щепи и называются лучиною. В сумерки в избу вносят «святец» (подсвечник), т. е. деревянную подставку аршина в 2 вышины, нижний конец её утверждается в двух перекрещённых между собою деревянных брусьях, а в верхний конец вбивается железный с тремя или четырьмя рожками (развилинами) гвоздь, в который и вставляется один конец лучины, а под лучину, на пол, ставят лохань с водою, в которую падают нагоревшие угли; как только лучина догорает, от неё зажигают новую и ставят на место сгоревшей, а остаток сгоревшей сбрасывают в лохань. Лучина издаёт неровный-то яркий в[с]пыхивающий, то потухающий свет.

Ясно, что такое освещение крайне неудобно и кроме того оно производит сильный чад и копоть. В настоящее время хотя лучину стало заметно вытеснять керосиновое освещение, но видеть лучину в деревне ещё нередкость, особенно у чуваш и мордвов. Впрочем керосиновое освещение также производит копоть, так как лампы крестьянами употребляются без стекла. Прядение у женщин оканчивается великим постом, а с фоминой недели начинают сновать основы для тканья холста. Затем вносят в избу «красноткацкий станок», устанавливают его в углу, налаживают его и ткут на нём холст, торопясь окончить тканье до начала страды.

Автор: М.В. Колесников

Источник: Уфимские губернские ведомости. 1888. 14, 21 мая, 18, 25 июня, 2 июля, 3 сентября, 1, 15 октября; 1889. 7, 14, 21 января, 11, 18 февраля, 11 марта, 8 апреля, 27 мая, 3, 24 июня, 22 июля, 5, 12, 26 августа, 9 сентября; 1890. 10, 17, 24 февраля, 10 марта, 13, 20, 27 октября, 24 ноября.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

пять × пять =