Полное название этой обители — Елабужский Казанско-Богородицкий женский общежительный монастырь. «Общежительный» означало характер уставной жизни, которая отличалась большей строгостью.
В общежительных монастырях монашествующие не имеют личной собственности и получают от монастыря келью, необходимую утварь, а также одежду, обувь, питание и прочее.
Доходы от рукоделия братии, например, от написания икон, росписи храмов, шитья облачений, изготовления церковной утвари, идут в общую монастырскую казну. Иное дело необщежительные, или особножительные монастыри. Здесь монахи обычно имели келью и иногда общую трапезу от монастыря, все остальное они приобретали своим трудом, располагая к тому же правом на собственные сбережения.
С конца 60-х гг. XIX в. новые монастыри в России основывались только как общежительные. На 1 января 1914 г. две трети обителей были таковыми, причем большинство из них — женскими. Последнее обстоятельство, по всей вероятности, отражало общий процесс феминизации. Характерно, что если в первой половине XIX в. лишь каждый пятый из монастырей был женским, то в конце столетия — почти каждый второй.
Особенностью многих женских монастырей являлась строгая подвижническая жизнь, сочетавшаяся с широкой социальной и благотворительной деятельностью, организацией школ, приютов, всевозможных рукодельных и иконописных мастерских, больниц, богаделен.
В целом следует сказать, что монашеские обители были важным элементом жизни русского общества. На протяжении столетий монастыри являлись средоточием книжной мудрости, грамотности, настенной живописи, икон. В случае военной опасности они могли быть оборонительными пунктами, а в мирное время многие из них были центрами высокой аграрной культуры.
Монастыри — а это и лавры, и пустыни, и киновии, и скиты, и общины, и другие обители — привлекали мирян возможностью отойти от житейских забот и повседневных треволнений, обрести душевный покой.
Сюда часто уходили люди, чем-то потрясенные, не поладившие с окружающим миром, уставшие от жизненной борьбы и невзгод, разочарованные, ищущие утешения, духовной свободы. Впрочем, монастырское население было не столь уж большим, составляя к 1917 г. свыше 100 тысяч человек.
Юридическое положение православных монастырей и монашествующих определялось Сводом законов Российской империи. Монастыри имели право на обладание отводимыми им от казны земельными наделами, но они не могли их продать, а только сдать в аренду.
Однако им запрещалось владеть насельными имениями1. Самим монашествующим была запрещена торговля, кроме продажи «собственных рукоделий», да и то лишь «через избранных престарелых братии» и с разрешения настоятеля монастыря.
Пострижение в монахи (монашество само по себе рассматривалось как «подвиг постоянного покаяния») было делом добровольным, но, как бы теперь сказали, регулируемым. В соответствии с законом оно становилось возможным для мужчин по достижении ими тридцати лет, для женщин — сорока.
Выпускники духовных академий и семинарий в 1832 г. получили право становиться монахами с двадцати пяти лет. Будущий монах не должен был связан и супружескими узами, иметь малолетних детей и неоплаченных долгов. Нахождение под судом или следствием также являлось препятствием к пострижению.
Крестьяне и мещане должны были представить увольнительный документ от своих сословных обществ и заручиться согласием казенной палаты2, а находившиеся на военной или гражданской службе — получить увольнение от начальства.
До 1832 г. постриг в монашество происходил только с разрешения Святейшего Синода. После указа Синода от 29 сентября 1865 г. разрешение на постриг давал уже епархиальный архиерей.
Желающий принять монашество обращался к нему с прошением, к которому прилагались рекомендации благочинного и свидетельства, удостоверяющие, что для пострижения нет препятствий. Поступивший в монастырь сначала в качестве послушника (или послушницы) проходил трехгодичный «искус послушания» (от трехгодичного срока послушничества освобождались окончившие класс богословия в семинарии или в духовной академии, вдовые иереи и диаконы).
Это был этап подготовки к принятию монашества. По истечении трех лет послушник мог отказаться от пострига и покинуть монастырь.
Вернемся однако к Елабужскому женскому монастырю, точнее, к его истории. Он возник в ряду многих новых обителей, основанных во второй половине XIX столетия в Казанской, Вятской, Уфимской епархиях (Лаишево, Мензелинск, Чистополь), в большинстве своем также женских.
Все началось в 1850 г. Тогда елабужский купец Григорий Стахеев обратился к Вятскому епархиальному начальству с просьбой учредить на уступаемой Елабужским градским обществом выгонной земли женский монастырь.
К тому же Гр. Стахеев брал на себя обязательство обеспечить обитель достаточным капиталом. Епископ Вятский поддержал устремление купца и направил соответствующее представление в Синод.
Последний своим определением от 31 октября 1855 г. постановил: «Предоставить исправляющему должность обер-прокурора Святейшего Синода, тайному советнику Карасевскому испросить, установленным порядком, высочайшее соизволение государя императора на учреждение в Елабуге женской обители».
В июле следующего года Александр II утвердил определение Синода на изложенных в нем основаниях.
Комплекс Елабужского монастыря (проект архитектора Г. А. Боссе) строился двенадцать лет, начиная с 1856 г. Необходимые средства предоставил купец первой гильдии, почетный гражданин Елабуги Иван Иванович Стахеев.
Благотворитель истратил на возведение монастыря и последующее содержание 250 монахинь более одного миллиона рублей. Жертвователями обители были также Дмитрий Иванович Стахеев и Петр Капитонович Ушков.
Наступило 9 сентября 1868 г. Строительство уже закончилось, и в тот день при большом стечении народа состоялось торжественное открытие монастыря. Уже через десять лет он стал самым крупным в Вятской губернии.
Что представлял собой монастырский комплекс в Елабуге?
Располагался он в живописной местности на краю города, среди зеленеющих рощ, в четырех верстах от пристани на Каме. В центре возвышался каменный монастырский храм в честь Казанской иконы Божией Матери7 (построен на средства И. И. Стахеева). В монастыре было еще две церкви и часовня. При монастырской больнице имелась также домовая церковь.
Помимо этого монастырю принадлежало шесть каменных домов. Один предназначался для настоятельницы, три дома — для монашествующих сестер, в пятом
В доме размещались просфирная и гостиница, в шестом — свечное производство. Монашествующие могли воспользоваться тремя деревянными флигелями8.
Ввиду того, что в обитель с первых месяцев ее существования поступило много послушниц, не знающих грамоту и письмо, для них игумения Анфия открыла школу. Учительствовать в ней с сентября 1869 г. начала дочь коллежского асессора и смотрителя Вятского епархиального училища А. П. Сведенцова.
Под ее руководством закону Божьему, арифметике, русскому языку и письму стали обучаться 31 послушница. Более половины из них происходили из крестьянского сословия, семеро были дочерьми мещан, остальные — дети священника, купца и чиновников. Основную массу составляли послушницы в возрасте от 16 до 20 лет.
Со временем население Елабужского монастыря прирастало. Если в 1875 г. в нем проживало 93 человека, то в 1917 г. — 295 человек9. Но если брать такой признак, как социальное происхождение, то состав монашествующих оставался прежним.
Согласно результатам проведенных нами подсчетов, в обитель продолжали приходить прежде всего лица из крестьянского сословия. Их было абсолютное большинство (до 79 % в 1914 г.). Помимо чисто религиозных мотивов, имело значение то, что, поступая в монастырь, крестьянин поднимал свой социальный статус (и, соответственно, престиж своих родственников).
Кроме того, монашество избавляло от недоедания, которое было постоянным спутником основной массы крестьянства. И потому крестьяне старались пристроить своих детей в ближайший монастырь.
Заметное место — от 11 до 43 процентов — в пополнении населения Елабужского монастыря занимали представительницы мещанского сословия. Однако в его составе практически не было представителей дворянства, купечества, офицерских дочерей, которые больше предпочитали столичные монастыри.
За всю 50-летнюю дореволюционную историю Елабужского монастыря среди послушниц было всего семь дворянок и только две из них приняли монашеский постриг. Отметим и незначительную долю в нем представительниц духовенства.
С самого начала монастырь формировался, как правило, из числа прихожан православных общин Елабужского уезда. Но были и те, кто приходил в обитель из Перми, Рыбинска, Орловской, Смоленской, Оренбургской и Тобольской губерний. В 1914 г. основная часть монашествующих (76%) прибыла из Вятской губернии. Небольшое пополнение «дали» Казанская, Уфимская, Самарская губернии, Пермь и Рыбинск.
В начале XX в. Елабужский Казанско-Богородицкий женский монастырь считался одним из самых благоустроенных в Вятской епархии.
К 1917 г. он имел налаженное свечное производство, живописную и золотошвейную мастерские, пасеку, плодоносящий сад, дойное стадо. Но после октябрьских событий этому благополучию пришел конец. Открылась новая, драматическая страница истории обители, как и сотен других монастырей, разбросанных по всей России, православной церкви в целом.
По декрету СНК РСФСР от 23 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» Русская православная церковь теряла права юридического лица, лишалась всего имущества, движимого и недвижимого, и права владеть им.
Отныне церкви и монастыри могли лишь пользоваться «бесплатно» своим имуществом с разрешения местной или центральной власти. При этом полученное «в бесплатное пользование» имущество подлежало налогообложению как объект «частного предпринимательства».
Во исполнение этого декрета у церкви сразу же было отобрано шесть тысяч храмов и монастырей как «особо ценных памятников» истории или архитектуры, подлежащих переходу под охрану государства. Были закрыты и банковские счета религиозных организаций.
Наступление на монастыри началось в 1918 г., когда еще не было издано об этом специального закона, по инициативе местных властных структур, одобренной центральной властью.
Протесты против закрытия монастырей и насильственного выселения из них монахов пресекались в судебном порядке как акты сопротивления представителям власти. Массовый характер закрытие монастырей приняло в 1919-1921 гг. в ходе национализации их имущества.
Вскоре после революции, в 1918 г., также закрывается и Елабужский монастырь. Последняя настоятельница обители монахиня Ангелина (А. П. Багаева) была арестована. По прошествии нескольких лет часть помещений монастыря заняли под детский городок Наркомпроса, в котором проживало до 400 детей.
С 1921 г. при монастырской Казанско-Богородицкой церкви стала функционировать религиозная община, вскоре реорганизованная в Казанско-Богородицкое православно-христианское религиозное общество. По уставу общество стояло на платформе полного подчинения Советской власти. В 1923 г. в нем состояло 243 человека, в том числе 173 бывших монашествующих, включая бывшую игуменью монастыря Ангелину10.
Со второй половины 1920-х гг. происходит перелом в государственно-религиозных отношениях. «Церковная политика» сосредоточивается в руках НКВД и ОПТУ, что вело к массовому использованию в этих отношениях административно-командных методов.
Утверждается в качестве преобладающего «воинствующий» подход к религии, стимулируемый и задачами форсированной коллективизации. В 1929 г. председатель ОГПУ Г. Ягода издает секретный циркуляр, согласно которому все религиозные активисты в сельской местности приравнивались к кулакам и подлежали высылке. Началось массовое закрытие церквей и монастырей.
Рассмотрение вопросов о закрытии храмов с конца 1920-х гг. перешло в ведение комиссий по вопросам культов при президиумах исполкомов различных уровней (подобная культкомиссия при президиуме ТатЦИКа была образована в 1931 г.).
Регламентирующими документами в этом направлении были постановление ВЦИК «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. и Инструкция постоянной комиссии по вопросам культов при президиуме ВЦИК от 16 января 1931 г. В соответствии со ст. 65 Инструкции ликвидация молитвенного здания значительно упрощалась.
Достаточно было признать церковь либо мечеть ветхой (при условии невыполнения ремонта общиной) или получить ходатайство населения (разумеется, большинства) об использовании здания под общественные нужды». Второй пункт был наиболее прост в реализации: закрытие утверждалось на общем собрании граждан, протокол которого направлялся в райисполком и на окончательное утверждение в ЦИК.
8 ноября 1928 г. Челнинский кантонный исполнительный комитет (председатель Габитов) постановляет ликвидировать Елабужский монастырь и доводит свое решение до Елабужского горсовета (председатель Матвеев) и спешно созданной комиссии по ликвидации обители. Через двадцать дней президиум Елабужского горсовета принимает постановление о закрытии этого комплекса.
17 декабря 1928 г. в Елабужский горсовет обратилась община Казанско-Богородицкой церкви с просьбой о возвращении им этого храма.
У властей были иные намерения, а за «отказными» аргументами дело не стало. Елабужский горсовет ссылался на недопустимость с точки зрения воспитания детей нахождения на одной территории детского городка и церкви с монашками, на то, что монастырь якобы являлся средоточием антисоветских сил города и кулачества, на нарушение общиной договора с горсоветом об аренде зданий и имущества.
Наконец, говорилось о существовании в Елабуге еще четырех церквей, которые «могли с успехом обслужить все религиозные потребности населения»13. И самое главное: ввиду острого недостатка в кирпиче было решено передать Новострою Северохимтреста для сноса бывшую монастырскую церковь, колокольню, Троицкую церковь и Спасский собор14.
Что ж, ломать — не строить, дело нехитрое и быстрое. Пятиглавая Казанско-Богородицкая церковь монастыря была разрушена, и от градостроительной доминанты при въезде в город со стороны Вятки и Уфы остались лишь глухие высокие стены с башенками при входе по углам, два двухэтажных корпуса для монахинь, одноэтажный флигель и основание колокольни с трапезной. Подвергся разрушительным процессам и некрополь обители: были снесены кресты, ограды, могильные камни.
Прошли десятилетия. С рубежа 80-90-х гг. XX столетия, по мере утверждения в России цивилизованных государственно-церковных отношений, начался процесс возрождения ранее закрытых церквей, соборов, монастырей. Стала возвращаться жизнь и в Елабужский женский монастырь, который был возрожден 16 июля 1995 г. Управляет обителью монахиня Вера (Шевченко), в обители около 20 насельниц.
В настоящее время действует храм в честь святой великомученицы Варвары. Монастырь занимается просветительской деятельностью, имеет свое хозяйство. В настоящее время в обители сформировалась православная община.
Но начинать приходится практически заново. Главный храм лежит в развалинах, кельи — в запустении. В бывших живописной и златошвейной мастерских — авторемонтная база одного из предприятий города. Приходящие из мира в монастырь насельницы не имеют полного представления о монашеской жизни. На территории обители живут семьи мирян, что порождает дополнительные проблемы. И все же ее история, которой теперь без малого полтора столетия, продолжается.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Разъяснение Челнинского кантисполкома, направленное председателю Елабужского горсовета Матвееву, копия: комиссии по ликвидации монастыря
8 ноября 1928 г.
Настоящим Челнинский кантонный исполнительный комитет разъясняет, что, согласно вынесенных постановлений КИКа и Горсовета, в первую очередь должен быть ликвидирован монастырь, т. е. опечатан храм, проверено имущество, согласно имеющихся описей, и после этого оно должно быть изъято по акту.
Одновременно нужно расторгнуть договор на право существования общины и на право пользования храмом и имеющимся в нем имуществом, и уже по завершению этого можно будет производить окончание работы по освобождению корпусов от монахинь и служителей культа.
Председатель КИКа Габитов
Секретарь Шакиров
НА РТ, ф.4555, оп.1, д. 104, л.1.
Акт Президиума Елабужского горсовета 7 декабря 1928 г.
6 декабря 1928 года мы, нижеподписавшиеся: Зубков Л. И., Костицын И. И., Гуркин С. Г., Машковцев А. В., Парамонов К. К., составили настоящий акт в следующем:
Ввиду отсутствия средств на выплату [зарплаты] рабочим по ликвидации монастыря, постановили продать воск, в количестве 3-х пудов, найденного в Казанско-Богородицкой церкви при монастыре. Воск продан по цене 45 руб. за пуд, на сумму 135 руб.
В чем и подписуемся.
НА РТ, ф.4555, оп.1, д. 104, л.2.
Заявление общины церкви Казанско-Богородичной в Елабужский горсовет
17 декабря 1928 г.
Мы, нижеподписавшиеся, просим на основании существующего договора с Елабужским горсоветом о возврате нам церкви.
О последующем просим нас поставить в известность в непродолжительном времени. Подписи 45 человек
НА РТ, ф.4555, оп.1, д. 104, л.4.
Уведомление председателя Елабужского городского совета, направленное в организационный отдел ТатЦИКа
1928 г.I
На Ваше предложение от 5 сентября с. г. Елабужский городской совет РК и КД доводит до сведения орготдел ТатЦИКа, что закрытие Елабужского женского монастыря произошло по постановлению Горсовета от 20 ноября 1928 г. и с согласия Наб[ережно]-Челнинского кантисполкома от 28 ноября с. г. вследствие того, что:
1. В стенах этого монастыря находился детгородок Наркомпроса с числом детей до 400 чел[овек] и одновременное существование там же церкви с монашками в числе 150 человек с точки зрения воспитания детей было совершенно недопустимо;
2. монастырь являлся средоточием антисоветских сил города и кулачества, о чем имелись достаточные материалы у уполномоченного ОГПУ ТР по Челнинскому кантону;
3. община нарушила договор с Горсоветом об аренде зданий и имущества, растратив последнее, о чем уже имеется решение нарсуда, и за что игумения монастыря была приговорена к тюремному заключению;
4. в Елабуге к тому времени оставалось еще четыре церкви, которые могли с успехом обслужить все религиозные потребности населения, и тем самым декрет о свободе вероисповедания ни в какой мере нарушен не был.
[…] Горсовет сообщает, что обсудив предложение Правительства о предоставлении Новострою Северохимтреста на слом пустующих зданий, как ощущаемому острый недостаток в кирпиче, горсовет совместно с местными партийными и общественными организациями решил передать Новострою Северохимтреста для сноса бывшую монастырскую церковь, колокольню, Троицкую церковь, Спасский собор.
[…] Доводя о вышесказанном до сведения орготдел ТатЦИКа, Елабужский горсовет ходатайствует утвердить решение горсовета о ликвидации в Елабуге Троицкой и монастырской церквей, бывшего Спасского собора.
Председатель горсовета Паньков
НА РТ, ф.4555, оп.1, д.133, л.10-12.
I Датируется по содержанию документа
Выписка из протокола № 50
заседания Президиума ЦИК советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов ТССР от 23 сентября 1930 г.
14 октября 1930 г.
Слушали:
Доклад тов. Панькова о закрытии в Елабуге трех церквей.
Постановили:
Принимая во внимание:
а) что в Елабуге имеется пять церквей, из коих три церкви (Монастырская, Соборная и Троицкая) закрыты Горсоветом без санкции ТЦИКа;
б) что в настоящее время церкви Монастырская, Троицкая и колокольня собора уже разобраны;
в) что в отношении собора общиной верующих возбуждено ходатайство о возврате его в их пользование, вопрос о чем еще не разрешен ТатЦИКом за отсутствием ответа из Горсовета, — Президиум ЦИК, считаясь с фактом сноса церквей, постановляет:
Закрытие монастырской и Троицкой церквей санкционировать.
Предложить Елабужскому горсовету воздержаться от сноса собора, представив в ТатЦИК исчерпывающие материалы по ходатайству верующих.
Секретарь ЦИК ТССР
НА РТ, ф.Р-4530, оп.4, д.1, л.З.
Обвинительное заключение по делу № 143 по обвинению духовенства и монашества Елабуги в числе 69 человек в преступлении, предусмотренном:
65 человек — по ст. 58-11 УК и 4 человека — по ст. 58-11 и 59-12 УК
30 июля 1931 г.
Дореволюционная Елабуга была сильно заражена религиозным дурманом. Сравнительно с небольшой численностью населения в районном центре 8 тыс[яч] чел[овек] в последнем были выстроены: известный Спасский собор, две большие церкви — Никольская и Покровская и, наконец, Елабужский женский монастырь. Учитывая при этом, что Елабуга представляла исключительно купеческо-торгашское местечко с явно выраженной идеологией, мещанско-обывательской, что и способствовало в конечном счете развитию религиозного движения.
В результате всего этого и после Пролетарской революции в Елабужском районном центре еще заметно сильное влияние духовенства на население, и в силу этого же до сего времени функционируют две большие церкви и в каждой из них служителей церковного культа до семи человек. Последнее обстоятельство не отрицается даже самим духовенством, как, например, в показаниях дьякон Никольский отметил: «По прибытии в Елабугу в прошлом году на меня произвело впечатление совсем другая обстановка, чем в гор. Чистополе. Здесь я встретил много монашествующего элемента и совершенно другую обстановку, обстановку, напоминающую старые времена и старый мир».
Другой церковный служитель, поп Васильев, в своем показании в части реакционности духовенства Елабуги отмечает: «Челнинское церковное управление всегда стремилось проводить обновленческие идеи, в частности и в Елабужском кантоне, и в своих стремлениях прежде всего наталкивалось на противодействие елабужского епископа Иеренея, возглавлявшего тогда Тихоновскую церковь». Далее в своем показании поп Васильев характеризует как Елабужское духовенство, в частности обвиняемый по настоящему делу поп Кошурников, реагировали на обновленческое движение, а именно: на заданный вопрос Васильевым Кошурникову: «Нельзя же вечно, признавая Патриарха, быть без Патриарха». В ответ на это Кошурников высказался: «Конец этому будет тогда, когда наступит конец советской власти, а этого конца можно и стоит подождать».
В революцию и гражданскую войну елабужское духовенство и монашество не оставалось пассивным, в контрреволюционной деятельности последнее принимало активнейшее участие.
В феврале 1918 года реакционной частью населения Елабуги устраивались специальные митинги, на которых предлагалось распустить красногвардейские отряды, оставив в городе только регулярные части бывшей царской армии и специальные дружины, организованные из мелкобуржуазной прослойки населения, в том числе реалистов и др.
Этим самым преследовалась цель, с одной стороны, ослабить силу большевиков, и с другой — иметь для себя нужный кулак для борьбы с большевиками.
В 1918 году карательными органами пролетариата была вскрыта контрреволюционная организация, куда входило все духовенство в Елабуге, организаторами и вдохновителями контрреволюционной организации являлись протоиереи Елабуги Дернов Павел и Танаевский Сергий, первый с тремя его сыновьями приговором Ревкома были расстреляны.
Тогда же постановлением Ревтрибунала был приговорен к расстрелу занимавший в то время пост дьякона Елабужского женского монастыря Зыков Дмитрий Михайлович, который вовремя, до момента его ареста, скрылся из Елабуги, а впоследствии эвакуировался с белыми, откуда вернулся в Елабугу в 1922 году.
Когда в марте месяце 1918 года начальником красногвардейского отряда совместно с заместителем начальника штаба проводилась операция в бывшем Елабужском женском монастыре, аресту подлежала бывшая игуменья монастыря, то все монашество открыто выступило на защиту своей игуменьи, преграждали путь лицам, проводившим операцию, бросали в них стульями и другими предметами, и оставшуюся в монастыре красногвардейку Шуру монашество имело намерение убить, и только благодаря тому, что последняя не растерялась и вовремя обнажила против монашества оружие, — спасла себе жизнь.
Помимо всего этого монашество под руководством дьякона Зыкова Дмитрия Михайловича, с целью также оказать сопротивление аресту игуменьи монастыря и вызвать волнение среди массы, начало бить в набат.
Когда Елабуга занималась белобандами, то со стороны духовенства и монашества последним устраивались торжественные встречи — служились молебны, монашество встречало их с цветами в руках.
Обратное явление имело [место быть] по отношению красногвардейцев, когда из Елабуги красногвардейский отряд отступал, и вслед за ним выезжал из Елабуги заместитель начальника красногвардейского штаба Камский Василий Дмитриевич (путь отступления проходил по дороге, проходящей возле стен Елабужского монастыря), то в него с колокольни монастыря было произведено несколько выстрелов.
Из числа членов контрреволюционной организации священники Зыков Дмитрий Михайлович, Луппов Илья Петрович и приближенная монашка к бывшей игуменье Елабужского женского монастыря Ермакова Елена при отступлении белобанд эвакуировались в тыл последних.
Зыков Д. М. скрывался с 1918 по 1922 год, Луппов И. П. — с 1918 по октябрь месяц 1920 года, а Ермакова эвакуировалась совместно с игуменьей монастыря Багаевой (не известно, где находится), захватили с собой много ценностей монастыря.
Контрреволюционная организация, возглавляемая духовенством районного Елабужского центра Кошурниковым, Зыковым, Лупповым и др., ставила перед собой задачу на проведение массовой агитационно-пропагандистской работы, используя для этой цели как проводника-распространителя антисоветской агитации проживающее в Елабуге монашество.
С этой целью устраивались сборища под видом чаепития всего духовенства с приглашением отдельных лиц из монашествующего элемента. На этих сборищах помимо обмена мнений на темы антисоветского характера, как-то: о предстоящей быть в скором времени войне, неизбежности падения советской власти, что своей политикой советская власть привела народ к обнищанию, нет ни промтоваров, нет и продуктов питания; касались также и того, что дальнейшему существованию духовенства приходит конец, самое большее — духовенство просуществует год, закроют все церкви, да и все равно, если и не закроют, так заставят закрыть и отказаться от сана своим налоговым прессом.
Обсуждались вопросы и о методах борьбы с советской властью и укрепления религии среди крестьянства. В разговоре монахини Клюкиной Елизаветы с гражданкой Зяблицкой отмечалось: «Было вынесено решение всеми мерами противодействовать мероприятиям советской власти, путем призыва крестьянства к отказу от выполнения государственных повинностей и от вступления в колхоз и вообще не признавать советскую власть, как власть антихриста».
В части укрепления религии среди крестьянства одним из методов работы намечалось распускать среди крестьянства следующего рода слухи: «По священному писанию установлено, что тринадцать лет тому назад появился на земле антихрист, это достоверно подтверждает библейское учение, где сказано о царствовании зверя, имя которому 666, что в расшифровке означает — антихристом является Ленин».
Цифру 666 расшифровывают путем комбинированных сложений из 15 спичек, т. е. складывается цифра 666, затем фамилия Ленин и последняя фигура — пятиконечная звезда.
Организаторами и вдохновителями контрреволюционной организации являлось духовенство — попы Зыков Дмитрий Михайлович, Кошурников Леонид Иванович, Луппов Илья Петрович, дьякон Бабушкин Николай Андревич и псаломщица Мозохина Елена.
Эти лица имели тесную связь с авторитетными монахинями, как-то: Лисиной Анной Андреевной, Петровой Евдокией Петровной, Клюкиной Марией Егоровной, Докукиной Матреной Степановной (схимница), Карачевой Парасковьей Петровной, Елькиной Матреной Михайловной, Мозохиной Марией Степановной, Вагиной Екатериной Никифоровной, Клюкиной Елизаветой Васильевной, Самсоновой Еленой, Поспеловой Феодосией.
Эта группа лиц — постриженные монахини — пользовалась в монастыре привилегированным положением, имела при себе послушниц среди рядового монашества, пользовалась большим авторитетом, что и способствовало им, уже после закрытия монастыря, сгруппировать вокруг себя монашество и вести через последних антисоветскую деятельность, направленную против мероприятий Советской власти.
Перечисленные выше монахини после закрытия монастыря, с 1928 года, проживали на квартирах в Елабуге совместно с рядовым монашеством по 5-6 человек, все без исключения вели келейный образ жизни, таким образом, последние все время находились под их влиянием.
С теми же монашками, которые проживали на квартирах отдельно от монахинь, поддерживали связь путем посещения последних и наоборот. О связи монахинь с монашеством монахиня Вагина Екатерина Никифоровна в разговоре с приближенными монашками Ермаковой и Никоновой говорила: «Хотя мы, монашество, и не живем вместе, но у нас, монахинь-сестер, с ними тесная связь».
«Инструктаж и наставления» со стороны организаторов контрреволюционной организации — попов Зыкова, Луппова, Кошурникова и других, как уже указывалось выше, главным образом проводились через монахинь, в этих случаях прибегали как к одному из методов — методу собеседования в церквях во время церковного богослужения. По этому вопросу монахиня Докукина в разговоре с монашкой Жуковой говорила: «Наши духовные отцы — Леонид и Илья через меня благословляют всех Вас на тяжелую работу — борьбу и свержение власти сатаны, они за нас молятся и испрашивают нам царство небесное».
С этой же целью попом Кошурниковым делались «визиты» на квартиры монашествующего элемента, другие члены организации, попы Зыков и Луппов, имели тесное общение с монашествующим элементом путем их исповедания, числились их духовными отцами, а некоторая часть монашества, в частности Поспелова Феодосия, Елькина Матрена и другие, систематически посещали дом Зыкова.
Останавливаясь подробно на моментах антисоветской деятельности членов контрреволюционной организации из числа духовенства, констатируется:
На пасхе в 1931 году в квартире дьякона Бабушкина собралось духовенство Покровской церкви — священники Луппов, Зыков, дьякон Акишев, псаломщик Балабанов, монашки Мозохина Мария, Рожина Ефимия, Бурундукова Мария и епископ Палладий. В разговоре между собой первым политической темы коснулся поп Луппов, говоря: «Я слышал от жены, что скоро будет война».
После этого вмешался в разговор дьякон Акишев, говоря: «В одно время действительно назревала война, ожидать нужно было изо дня в день, об этом даже писали в газете «Известия», но в данное время совершено ничего не пишут, очевидно это делают умышленно».
В дальнейшем разговоре Луппов, Зыков и Бабушкин высказывались: «Скорей бы уже была война и положила предел терпению народа, советская власть со своей пятилеткой привела народ к полному обнищанию, нет ни промтоваров, нет и продуктов питания».
Впоследствии они же коснулись вопроса о дальнейшем существовании духовенства, говоря: «Самое большее духовенство просуществует год, закроют все церкви, да и все равно если не закроют, так заставят закрыть и отказаться от сана своим налоговым прессом».
Вторично сборище происходило всего Елабужского духовенства в доме монашки (умерла), где в разговорах снова отмечали: «Скоро их советская власть лишит всего, закроют церкви».
Весной 1931 года попы Кошурников, Луппов в разговоре между собой первый из них отметил:
«Приходится только удивляться умелой изворотливости советского правительства, ведь они со своей пятилеткой голодом держат народ и в то же время во всех газетах и журналах кричат о достижениях, в общем умело затуманивают мозги народу». На это Луппов ему ответил: «Этот обман не может долго продолжаться, с первых же дней военных действий советская власть и правители получат по заслугам».
Осенью 1930 года на квартире священника Зыкова, где присутствовали священники Кошурников и Курочкин Аркадий (репрессирован по 1-й категории) в разговоре между собой высказывали резкое недовольство советской властью, в частности Кошурников говорил: «Советская власть душит духовенство, при царском правительстве нам жилось лучше». Впоследствии вмешался в разговор Зыков, говоря: «Скорее бы советская власть была свергнута, тогда бы снова вздохнуло свободно духовенство».
Когда была опубликована в прессе статья архиепископа Сергия, то члены контрреволюционной организации — Кошурников, Луппов, Зыков, Бабушкин Мозохина Елена и другие, как ярые приверженцы Тихоновской ориентации на статью Сергия реагировали следующим образом: «Архиепископ Сергий предался советской власти, в противном случае никогда бы он не предал все духовенство и не стал бы писать о том, что духовенство не преследуется Советской властью» […].
Архив УФСБ РФ по РТ, д.2-14918, л.575-611.
Анатолий Елдашев, историк-краевед
Фото: Терентий, Сергей и Маша Поповы, Гранковский Владимир
