Зимний рассвет. Свято-Троицкий храм города Ишимбая
Православие на юге Башкирии. От Федоровки до Ишимбая
Продолжаем хождение посолонь по храмам, расположенным вдоль старого Оренбургского тракта. Из Мелеуза проследуем на северо-запад в сторону Федоровки и Дедово с его знаменитым монастырем. Федоровка возникла как православное поселение в середине XVIII века, еще через сто лет здесь была поставлена первая церковь, а в конце 1880-х годов на средства прихожан вместо обветшавшего был построен новый деревянный храм в честь Казанской иконы Божьей Матери. В трех километрах от села находилось место пустынножительства старца Василия, который в начале XX века вел здесь отшельническую жизнь. Церковь закрыли в начале 1930-х годов. Сначала здание использовалось под зернохранилище, затем в нем устроили Дом культуры.
В 1990 году православный приход в Федоровке был восстановлен, Казанско-Богородский храм возвращен верующим. Некоторое время он являлся Богородице-Казанским подворьем Покровского Эннатского мужского монастыря, но обветшавшее здание трудно было восстановить и в 2003 году рядом с ним было начато строительство нового кирпичного храма. Пещера, где жил старец Василий, не сохранилась, но выкопанный им источник продолжает дарить людям воду.
Южнее Федоровки находится село Дедово и деревня Новомихайловка, рядом с ними – Покровский Эннатский монастырь: так осталась в веках фамилия местных помещиков Эннатских, которыми была основана обитель.
В 1893 году определением Святейшего Синода при селе Прасковьине Стерлитамакского уезда Дедовской волости учреждена была женская община в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Первый деревянный храм появился здесь через год, он был освящен епископом Уфимским и Мензелинским Дионисием (Хитровым) в память Святителя Николая Чудотворца. В 1898 году община была обращена в женский монастырь, торжественно открытый епископом Иустином (Полянским), а еще через пять лет началось строительство большого кирпичного Покровского собора, которое было окончено в 1911-1912 годах.
В годы Гражданской войны монастырь закрыли, имущество реквизировали, обитель преобразовали в трудовую коммуну, но церковь действовала до 1924 года. В последующем в монастырских зданиях размещались склад, колония, школа коммунистической молодежи, школа трактористов, а во время Великой Отечественной войны – детский дом для эвакуированных детей.
Именно тогда были разрушены до основания малые монастырские церкви, верхняя и нижняя. Позднее деревянные келейные корпуса разобрали и перевезли в Федоровку и Дедово под жилые и хозяйственные помещения. Некоторое время на монастырской земле действовал пионерский лагерь «Ашкадар».
Покровский собор Покрово-Эннатского мужского монастыря с. Дедово до и после восстановления
Из двух десятков монастырских строений сохранилось лишь здание Покровского собора. Уцелели кованые решетки на окнах и остатки фресок. В 2000 году по ходатайству архиепископа Никона перед Священным Синодом решено было восстановить Покровский монастырь как мужской. Приходы храма во имя Казанской иконы Божьей Матери города Мелеуз и Казанско-Богородской церкви села Федоровки стали монастырскими подворьями.
Во время разбора руин был найден надгробный памятник основателям монастыря Дмитрию Васильевичу и Софье Владимировне Эннатским, который установили на особый постамент. После восстановления Покровского храма в нем решено упокоить мощи монахини Зосимы Эннатской, скончавшейся в середине 1930-х годов.
Покровский собор этого монастыря, а также собор Успенского монастыря в Уфе – единственные уцелевшие из семнадцати монастырских храмов Уфимской епархии…
Из Дедово по уже знакомой дороге возвращаемся в Мелеуз. Наш путь на север, но двигаясь вдоль Оренбургского тракта, мы непременно свернем с дороги вправо, чтобы заглянуть в старинное русское село Верхотор.
Казанско-Богородская церковь старинного села Верхотор
Оно возникло в начале 1760-х годов как заводское поселение на землях, купленных у башкир Бушман-Кипчакской, Тамьянской и Юрматынской волости Ногайской дороги. Здесь стоит один из старейших на Южном Урале заводов – Верхоторский медеплавильный, использовавший руду ста сорока рудников, построенный купцами И.Б. Твердышевым и И.С. Мясниковым в 1759 году. Это уникальный архитектурный комплекс, состоящий из заводских корпусов, старинной кузницы, мельницы, плотины с дамбой, кирпичной фабрики, кирпично-обжиговой печи и госпиталя XVIII-XIX веков постройки.
На заводской территории при содействии помещицы А.И. Дурасовой в 1788 была возведена каменная Казанско-Богородская церковь, названная в честь Казанской иконы Божьей Матери. Она до сих пор является архитектурным и пространственным центром села, объединяющим строения промышленной архитектуры. В основе ее объемно-планировочного решения лежит классическая схема крестово-купольного храма.
Большой и светлый, торжественный, сверкающий золотыми куполами Князь-Димитриевский храм в г. Салават возведен в 1994-2002 гг.
…Вновь возвращаемся на Оренбургский тракт. Перед нами второй по величине, после Уфы, промышленный и экономический узел республики – расположенные почти рядом города Салават, Ишимбай и Стерлитамак.
Салават из них самый молодой. Рабочий поселок при нефтехимическом комбинате стал городом в 1954 году. Богослужение здесь проходило во временном молебном доме. В начале 1990-х годов возникло решение строить в городе храм. Незадолго до этого на Поместном Соборе Русской Православной Церкви, посвященном тысячелетию Крещения Руси, к лику святых был причислен князь Владимирский и Московский Димитрий Донской. Будущий храм Салавата решили возвести в честь новопрославленного святого.
В 1994 году владыка Никон заложил и освятил первый камень будущего храма. Проект выполнило управление архитектуры и градостроительства Салавата под руководством архитектора Н.П. Зыкина. Все крупные городские предприятия приняли участие в строительстве. Освящен храм был в 2002 году. В верхней его части установлен престол святого благоверного князя Димитрия Донского, в нижнем – престол святого преподобного Сергия игумена Радонежского. В соседних с храмом зданиях размещены библиотека и воскресная школа, трапезная и гостиница.
Немного западнее Салавата, совсем рядом находится село Золотоношка с небольшой Рождество-Богородицкой церковью. Село это было основано в конце XIX века переселенцами села Золотоноши Полтавской губернии, оно и по сей день состоит из трех частей-первопоселков – Золотоношки, Полтавки и Малодеевки, которые превратились в сельские улицы.
Деревянная церковь, рубленная из бревен в лапу и обшитая тесом, построена в селе в 1906-1912 годах. В конце 1920-х годов храм закрыли и обезглавили, разместили в нем клуб. Местный священник Тимофей Петропавловский был расстрелян большевиками летом 1918 года, в 1999 году в числе первых он был причислен к святым Новомученикам российским. Рождество-Богородицкая церковь – одна из немногих деревянных церквей, сохранившихся в Уфимской епархии.
Возвращаемся на Оренбургский тракт. Дорога ведет в Ишимбай. Он стал городом в предвоенный 1940 год вместе с развитием в этих местах нефтедобычи и нефтепереработки. Свято-Троицкий храм в городе построен совсем недавно. Неподалеку от Ишимбая, кроме уже упоминавшейся Богородице-Казанской церкви в селе Верхотор, стоят несколько храмов, из которых выделяются Михаило-Архангельская церковь в Зиргане, Космо-Дамиановская в Нордовке, Свято-Никольский молельный дом в Новоаптиково и Петро-Павловский молельный дом в селе Петровском.
По книге: Сергей Синенко УФИМСКАЯ ЕПАРХИЯ. художественно-документальное повествование. Уфа, 2009.
В качестве приложения размещаю материалы. связанные с канонизацией Зосимы Еннатской.
Зосима Еннатская (в миру Евдокия Яковлевна Суханова; 1 марта 1820 — 1 марта 1935, село Сенцовка, Шарлыкский район, Оренбургская область) — русская православная святая, преподобная. Суханова Е. Я. росла в верующей семье. Вышла замуж, но муж погиб в русско-турецкой войне, сын погиб на охоте. Спустя время, после смерти близких, пришла в Покрово-Эннатский монастырь, приняв постриг в мантию с именем Евникия. Неоднократно она ходила пешком в Иерусалим. Последний раз — в 1912 году. Большое впечатление в Иерусалиме на нее произвело схождение благодатного огня. Близ монастыря монахиня нашла источник, от воды которого люди стали получать исцеление. Позже у источника был построен скит с часовней в честь Пресвятой Троицы.
В 1919 году матушка Евникия приняла великую схиму с именем Зосима. Постриг совершил епископ Андрей (Ухтомский). После принятия великой схимы мать Евкимия постоянно спала в кипарисовом гробу, привезенном из Иерусалима. В 1923 году монастырь был закрыт и Зосима поселилась в селе Ново-Архангеловка. К матушке Зосиме постоянно приезжало множество народу из Уфимской, Челябинской, Самарской и Саратовской областей. Люди несли ей свои заботы, недуги, заболевания. Всем помогала словами утешения, исцеляла недуги. Прожила схимонахиня Зосима Эннатская 115 лет. Скончалась в селе Сенцовка Шарлыкского района Оренбургской области.
Святые мощи Зосимы Эннатской были обретены в 2003 году в селе Сенцовка Октябрьского района Оренбургской области и находились первоначально в Казанско-Богородский храме города Мелеуза Уфимской епархии, позже были перевезены в Покрово-Эннатский мужской монастырь. 11 июня 2006 года в праздник Святой Троицы в Марфо-Мариинском женском монастыре села Ира Кумертауского района Уфимской епархии Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон совершил чин канонизации в лике местночтимых святых преподобной Зосимы Еннатской.
День памяти Зосимы Эннатской — в ее день рождения и день кончины — 1/14 марта. На иконах Зосима Еннатская изображается в юбке с темным платком на плечах и на голове. Иконы находятся в Покрово-Эннатском монастыре, приходе монастыря в г. Салавате.
11 июня 2006 года в праздник Святой Троицы состоялся чин канонизации в лике местночтимых святых преподобной Зосимы Еннатской (01.03.1820 — 01.03.1935 гг.), известной своими исповедническими и молитвенными подвигами, чудотворениями при жизни и после смерти, последней игумении Покровского Еннатского женского монастыря с. Дедово Федоровского района Уфимской епархии. На торжества по случаю канонизации преподобной Зосимы Еннатской прибыли многочисленные паломники не только Уфимской епархии, но и Оренбургской, Казанской, Челябинской, Самарской, Уральской (Казахстан), Пермской и Екатеринбургской.
Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон зачитал Указ Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II о прославлении в лике местночтимых святых Уфимской епархии преподобной Зосимы Еннатской. «Прославляя исповеднический подвиг новых молитвенных заступников, Русская Православная Церковь прославляет не только их подвижническую жизнь, но и блаженную кончину, — отмечалось в Указе. — Таковой была и прославляемая ныне святая преподобная Зосима Еннатская, которая от юности своей вела подвижническую жизнь во имя Христово, свою веру во Христа засвидетельствовав подвигами, молитвами, исповедничеством, оставшись со своими верными чадами, дабы принять Богом уготованный венец и явить образ праведницы, чудотворицы и при жизни еще сподобившейся дара прозорливости». Отныне Святая Церковь будет чтить память новопрославленной святой в ее день рождения и день кончины — 1/14 марта.
По милости Божией в страшные скорбные годы недавней российской истории тьма богоотступничества не смогла поглотить наше Отечество. Во мраке сатанинской гордыни и ненависти, уничтожения и разрушения святынь воссиял немеркнущий свет христианской святости. Мученики и исповедники, духоносные старцы и старицы стали евангельской «солью земли», явились для обманутого запуганного народа ярким свидетельством Православной веры, примером верности Истине, стали молитвеннками за тех, кто потерял верные ориентиры жизни в вакнахалии богохульства, страха и лжи. И среди этих молитвенников за спасение чад Божиих стоит святая старица Зосима, совершавшая свой духовный подвиг в Уфимском крае земли Российской.
Родилась достоблаженная Зосима (в миру Евдокия Яковлевна Суханова) в крестьянской семье села Сенцовка Оренбургской губернии 1 марта 1820 года. Воспитана была своими благочестивыми родителями в страхе Божием и вере православной. Кроткая и молчаливая, молитвенно настроенная, она отличалась от сверстников младенческим незлобием, отрешенностью от мирской суеты, трудолюбием. Шли годы, ей прочили замужество, но девица отказывалась от вступления в брак. Тогда отец выпорол ее плетью, и послушная дочь вышла замуж за небогатого и богобоязненного парня. О семейной жизни ее известно немного. Мужа, говорят, убили на русско-турецкой войне, а единственный сын погиб нелепо на охоте. Ставшая вдовой жена ее сына позже стала келейницей старицы и не покинула ее до самой смерти.
Знаем еще, что, по Божиему смотрению, Авдотья (так звали ее на селе) пришла в монастырь уже в зрелом возрасте, приняв постриг в мантию с именем Евникия, что в переводе с греческого означает «благопобедная». Известно также, что она неоднократно ходила пешком через Турцию в Иерусалим. Последний раз она была там в 1912 году. Видя там схождение благодатного огня, она всей душой устремилась к Богу. Молясь непрестанно, полюбив тишину и уединение, километрах в двух от обители она ископала источник, от которого болящие стали получать исцеление. Вблизи источника позже был устроен скит с часовней в честь Пресвятой Троицы и пчельником.
Когда наступило время всеобщего гонения на веру и Церковь, приблизительно в 1919 году, матушка Евникия приняла великую схиму с именем Зосима, что в переводе с греческого означает «жизненная». Постриг совершил епископ Андрей Уфимский (князь Андрей Ухтомский). С принятием схимы она уже до конца дней своих спала в кипарисовом гробу, привезенном ею некогда из Иерусалима. В 1920 году Покрово-Еннатский монастырь преобразовали в трудовую коммуну, а в 1923 году его совсем закрыли, разогнав насельниц, и матушка поселилась в селе Ново-Архангеловка (в просторечье – Дема) в маленькой келье, построенной во дворе у одного благочестивого семейства. Там всегда толпилось много народа, приезжавшего к матушке Зосиме со всей России.
Фактическим ее «домом» становится не келья, а тот самый кипарисовый гроб, в котором она спала и в котором местные власти, недовольные ее «странным» поведением и стечением к ней большого количества страждущих, тайно вывозили матушку Зосиму из своей деревни в другую. По воспоминаниям схиархимандрита Серафима (Томина), проживающего на подворье Свято-Андреевского монастыря в Оренбурге и которому уже более 80-ти лет, «матушка Зосима спала в гробу, и когда монастырь закрыли, ГПУ прямо в гробу ее возили из села в село. Везут, начальник ГПУ ее ругает: «Такая-сякая! Возись еще с ней!..» А она ему и говорит: «Что ты на меня ругаешься, я в гробу лежу, никуда не денусь. А ты, сынок, бежи скорее домой. Сейчас твоя жена пошла за водой с коромыслом, упала и умерла!» — «Ты что городишь, я только вот пришел из дома, ничего там не случилось!» Злится, ругается, а другой ему и говорит: «Да ты все-таки сбегай, посмотри!..» Он приходит — а жена как несла воду-то, упала, половина в доме, половина в сенях, и лежит бездыханная, и ведра разлиты.
Мать Зосима в Иерусалим последний раз пришла уже из Эннатского монастыря, тогда она была монахиня Евникия. Маленькая, сухонькая, старенькая. И вдруг какой-то юродивый огромного роста, в одной только повязке на бедрах, подошел к матушке и поднял ее на руки:
— Зосимия, Зосимия, Зосимия! Тебя в схиму будет постригать Андрюша Уфимский, князь Ухтомский!
И Владыка Уфимский Андрей действительно постриг ее в схиму и назвал Зосимией.
Ни в одну больницу столько не везли больных, как к ней. Знаете, как она исцеляла? Приводят к ней бесноватого, цепями скованного. А она его перекрестит, помолится и скажет: «Снимайте цепи, ведите чаем поить!» Назад уже без цепей, здорового везут». Ночью она молилась, а днем к ней, как к «живому храму», как к святому источнику в это бездуховное время текли вереницы людей не только из Оренбургской, но и из соседних Уфимской, Челябинской, Самарской и Саратовской областей. Власти пытались противодействовать духовному влиянию подвижницы и негласно запрещали ее посещать. За посетителями наблюдали, после чего могли последовать гонения. Люди боялись, но все равно шли к старице многие километры пешком, не всегда зная точного адреса, так как ее постоянно перевозили. Они несли к немолодой уже старице свои скорби, болезни, заботы, и никого она не отпускала без слов назидания и утешения, исцеляла самые тяжкие недуги, в которых медицина была бессильна.
Обратимся еще раз к свидетельству схиархимандрита Серафима (Томина): «Я родился в 1923 году в бедной крестьянской семье в селе Бараково Шарлыкского района Оренбургской области. Был первым сыном своих родителей — Константина Леонтьевича и Александры Григорьевны Томиных. Мама заболела грудницей и не смогла кормить меня грудью. Кормили искусственно — был такой специальный рожок, через него давали молоко и каши. Не брал грудь и у других кормилиц, плакал и выплевывал. Когда прорезались зубки, стали мне давать птичье мясо, но я и его не мог принимать, с плачем выплевывал.
Когда мне было три года, – рассказывали мои родители, – у меня, как у рахитика, ножки оставались скрюченными. В райцентре Шарлык в те годы жил осужденный за веру и высланный из Москвы профессор Александр Афанасьевич Барынин. Прежде он был личным врачом многих руководителей государства. Осмотрев мои ножки, он сказал, что эта болезнь «не физическая», и, пожалев меня, посоветовал обратиться к схимонахине Зосиме из Еннатского Покровского монастыря.
Монастырь находился в 35 километрах от Бараково, он был закрыт к тому времени. В 1922 году многих монахинь и послушниц (всего их было около трехсот) арестовали, а матушку Зосиму по возрасту не тронули — ей было уже за сто лет. Верующие забрали ее в село Новоархангеловку, в народном названии — Дёму. Во дворе одного дома поставили ей келию, здесь она и жила. Матушка запрещала вступать в колхоз, ходить в обновленческую церковь. Многие Архиереи приезжали к ней за советом. А обновленческие священники за ее обличения звали матушку колдуньей, заявляли о ней в «органы» как о враге народа…
Положившись на милость Господню, мои родные — мама, бабушка Евдокия Васильевна и ее дочь Фекла, моя няня, решили везти меня к старице. Помолившись перед дорогой и дав обет в пути ничего не вкушать: «Когда возьмем у матушки благословение, тогда и будем кушать», — рано утром отправились в путь. И всего-то надо было проехать девятнадцать километров, так что можно было одним днем туда и обратно съездить. Дорога шла через небольшую гору, в народе она называется Прямица. Родные не удержались и на горе, нарушив свое обещание, наелись.
Приехали в Дему, легко нашли, где живет матушка Зосима. Когда мы подъехали, старица сама вышла нам на встречу из кельи и укоряюще произнесла:
– Я вас не приму! Бесстыдницы! Дали обещание — «Пока не возьмем благословение у матушки Зосимы, кушать не будем», — а сами на Прямице остановили жеребца и наелись. Я вас не приму!
Родные мои, заплакав, упали на колени, прося прощения. А матушка Зосима обратилась к моей маме:
– Молодушка, зайди ко мне с ребеночком.
Уже в келье у старицы мама спешно начала объяснять:
– Да вот, матушка, первый сыночек, несчастный совсем, я грудью его не кормила, у меня груди болят, ребенка кормить не могу…
– Как бы он пил твое молоко! Ты доишь коровку — корова буйная, брыкается, а ты черным словом ругаешься! Твой мальчик потому не сосал груди, что он будет монахом.
– Матушка, он и мяса не ест, выплевывает.
– Не будет монах мясо есть, разве монахи мясо едят? Он будет на Афоне, в высоком сане, и помрет на Афоне. Мясо он совсем есть не будет, как и последний твой сын, – ответила старица. – Подыми-ка его.
Мать подняла меня, а матушка Зосима зачерпнула водички из кипарисовой кадочки, что принесла из Иордана со святой Земли, и окропила мои скрюченные ножки этой водой. Встряхнула меня. И вот какое чудо! Они тут же выпрямились.
– Будет стоять! Будет стоять! Будет стоять! — трижды сказала она. Перекрестила мне макушку, поцеловала и добавила:
– Всех своих детей будешь грудью кормить. (Их у мамы было четырнадцать).
Всё же всех простила и благословила в дорогу. И что за радость была, что за веселие, когда весь обратный путь я ехал, стоя на своих исцеленных ножках!
Вот какая была матушка. Все, что она тогда предсказала, сбылось. Я – монах и мяса ни разу в жизни своей не вкушал, и мой младший брат, тринадцатый ребенок в семье, тоже никогда мяса в рот не брал. А все остальные – хоть барана съедят.
И еще я хорошо помню, как матушка спасла моего отца от тюрьмы. В 1934 году мой отец был председателем сельсовета в Бараково. У него как председателя сельсовета были тарантас и прекрасный племенной жеребец, который стоил больших денег. Как-то в начале Петрова поста его вызвали на заседание в Шарлык. После заседания он с товарищами немного выпил и, возвращаясь из райцентра, не смог управлять лошадью. У развилки дорог на Бараково и Мустафино отпряг жеребца, дал ему сенца, привязал к тарантасу, а сам лег спать под тарантас. Проезжали мимо двое татар из Мустафино, отвязали жеребца и увели его.
Проснувшись и не увидев жеребца, отец сразу протрезвел и поспешил домой. Несколько дней всем селом искали по всем оврагам — нигде жеребца не было. Отец лежал на кровати и плакал. За потерю такого ценного жеребца ему грозила тюрьма, а дома оставалась безпомощная жена с семью детьми. Мать отца жила с нами, дедушку еще в 1921 году, когда был голод и он поехал в Ташкент за хлебом, там зарезали. Бабушка решила идти к матушке.
До Сенцовки, где тогда жила матушка, было больше пятидесяти километров. Мне было одиннадцать лет, и я попросился, чтобы бабушка взяла меня с собою. Надела она лапти, и мы пошли. Всю дорогу шли и плакали, молились, вброд перешли реку Салмыш и очень устали. Когда пришли в Сенцовку, увидели, как в церкви, приспособленной под колхозные цели, женщины веют веялками пшеницу. Спросили у них, где живет матушка Зосима, — нам показали, что надо идти через мост.
Матушка Зосима жила отдельно в маленькой келье во дворе одних благочестивых хозяев. Вся улица перед кельей матушки была запружена страждущими людьми. Вели к ней и больную скотину. На улице стояло много телег, в одной из них лежала бесноватая. И двор был полон народа. Две монахини под руки вывели из келии матушку, она была в монашеской схиме. Роста она была небольшого, ей было сто четырнадцать лет, от старости веки ее не закрывались, но глаза смотрели на людей с необыкновенной любовью. Она медленно осенила людей крестным знамением и благословила. Все поклонились. Люди молились, некоторые плакали. Матушка обратилась к нам:
– Дарья, подойди ко мне!
Моя бабушка Дарья, которая видела матушку Зосиму впервые, не поняла, что это ее зовут. Матушка повторила:
– Дарья с Мишуткой из Баракова.
Народ расступился, и мы с бабушкой подошли. Она стоит на крылечке кельи и так грозно говорит:
— Дарья! Дарья! Что ж твой сукин сын Костя сделал! Беда! Тюрьма ему грозит! — Мы с бабушкой плачем, а она продолжает:
— Ну да жив жеребец, его татары откармливают на мясо в Мустафино. Придешь домой, скажи Константину, чтобы шел в Мустафино поздно вечером и в седьмом доме со стороны Шарлыка, с краю села как зайдет, ищет жеребца, но не с улицы, а со дворов, сзади, — берет жеребца и уводит.
Мы обрадовались. Заводит нас матушка Зосима в келью свою, внутри стол, на скамейке гроб стоит. Берет она перламутровый крест из Иерусалима и говорит мне: «Мишунька! Вот с этим крестом тебя будут постригать в монашество!» — и отдает мне этот крест. Подарила мне на память также очень красивый ящичек панорам для просмотра — около двухсот живописных картин по Святому граду Иерусалиму.
Шли мы всю обратную дорогу, плакали от радости и молились. Придя домой, бабушка подробно рассказала отцу про разговор с матушкой Зосимой. Взял отец уздечку и часов в одиннадцать вечера пошел в Мустафино. И как только подошел к седьмому двору, жеребец заржал, узнав хозяина. Отец отвязал его тайно и поскакал обратно. Но хоть в тюрьму отца и не посадили, из председателей сняли и в партию не приняли. Стал он работать простым механизатором на комбайне. А я с данным матушкой крестом из Иерусалима по ее пророческим словам впоследствии, в 1946 году, принял монашество с именем Мисаил и свято храню этот крест всю жизнь как Божие благословение. У всех я, недостойный, прошу прощения, в сем моем описании может быть много неточностей — и за неимением архивных письменных свидетельств, да, может быть, и по моему старческому возрасту… Все сие слышано мной от благочестивых монахинь, стариц и мирян, с которыми мне пришлось с детских лет иметь духовное родство, из них очень мало было грамотных, но они все были глубоко верующие, многие из них пролили свою кровь за Христа». Подвигами своей жизни стяжала старица Дух Святой, который явно почивал на ней и проявлялся в особых знамениях и чудесах.
Она исцеляла болезни ног, бесноватых, которых к ней привозили в цепях. Исцеляла не только людей, но и всякую животину вообще. Открыто ей было и настоящее, и прошлое. Причем ведомы были события, поступки, мысли людей, с какими шли к ней. Провидела будущее и помогала всем, кто к ней обращался. По свидетельству ныне покойного бывшего секретаря Самарского Епархиального управления Андрея Андреевича Савина, во времена гонения на Церковь, когда повсеместно закрывались храмы, и рушился весь уклад жизни, его дядя пошел к матушке Зосиме, о которой был наслышан, за советом. Увидев его, старица обратилась к нему по имени:
— Аким, зачем ты ко мне пришел?
— Как жить и спастись нам, матушка?
Она ответила:
— Разве мы спасемся? Купим акафист и положим за сундук, не прочитав.
Дала наставление, и он ушел. В скором времени верные люди посоветовали ему уехать, ибо он был в списке на раскулачивание за его веру во Христа. Распродав имущество, ночью они быстро стали загружать оставшийся скарб на подводу. Когда отодвинули сундук, нашли за ним акафист, и дядя понял, что матушка, говоря об акафисте, имела в виду не себя, а его, а Аким, уходя от старицы, в душе своей осудил ее. Незадолго до кончины старица объявила своим близким:
– Когда родилась, тогда и умру. Вы смерти моей не увидите. Через три дня после похорон придут чекисты, могилку мою раскопают, в гробу будут что-то искать. Ничего не найдут. Меня перевернут лицом вниз, а вас всех арестуют, кроме одного человека. Вы не скорбите; коли будет так, значит, я у Бога достойная, а если нет, плачьте обо мне, погибла я.
Именно так все и вышло. Умерла старица 1 марта в свой день рождения. Была ночь, и смерти ее никто не видел. Было заявлено в ГПУ, что с матушкой в могилу положили много золота. После похорон чекисты из Шарлыка раскопали могилу, открыли гроб, развили ее (монахов по смерти облачают и свивают мантией). Ничего не нашли. Всех духовных чад ее вскоре арестовали, лишь один сумел чудом скрыться. Прожила схимонахиня Зосима Еннатская 115 лет. И упокоил ее Господь в селе Сенцовка Шарлыкского района Оренбургской области.
Святая старица советовала, чтобы приходили к ней, когда им будет плохо. И по кончине ее, потянулись люди к ее убогой могилке. Несли свое горе, просили благословения, спешили сюда со своими духовными и телесными недугами. Привезенный матушкой из Иерусалима огромный кипарисовый крест на щепочки разбирали. Дома щепочки прикладывали к больным местам. Земельку с могилки приносили домой, размешивали в водичке и пили. Или натирались этой земелькой. И помогало, исцелялись немощные. Видно было, что благодать Господня, почивающая на матушке, действовала и после ее блаженной кончины.
На ее могиле и теперь стоит крест с надписью благодарения от святогорца схиархимандрита Серафима (Томина) Оренбургского за исцеление его во младенчестве и предсказание ему будущего монашества. Святые мощи преподобной старицы обретены в 2003 году в селе Сенцовка Октябрьского района Оренбургской области глубокой осенью и перевезены в Казанско-Богородский храм г. Мелеуза Уфимской епархии.
О том, как происходило обретение мощей преп. Зосимы, рассказывает настоятельница монастыря святых Царственных Страстотерпцев (пос. Приютово Уфимской епархии) монахиня Евтропия (Москалец): «Она в Оренбургской области была схоронена. Народ ее не отдавал, потому что верующие ходили к ней на могилку, брали для исцеления от недугов земельку. Разберут до ямы, потом заново навезут, восстановят холмик, — и опять народ разбирает землю. Возникла такая скользкая ситуация, что Владыка решил даже никого из священников не посылать, а отправить одну монахиню Евтропию. Пусть, мол, она постарается договориться. Вот я несколько раз туда ездила, и хоть с большими искушениями, добилась разрешения обретать мощи.
Но препоны на этом не закончились! Уже выезжать, уже машина вся в покрывалах, уже и бригада салаватских братий, которые прежде обретали мощи матушки Варвары Скворчихинской, наготове. И представляете — в последний момент завод, который выделил нам машину, отказывает. Выясняется, что месяца за два до этого они давали автобус тоже в Оренбургскую область для перевозки покойника, и автобус сгорел… И они, бедные, напуганные тем, что опять повезут покойника, пошли на попятную. Было настолько тяжело даже физически, что я думала, у меня разрыв сердца будет. Полное ощущение умирания… И только одно желание: главное — хоть бы умереть не сейчас, а потом, когда мощи обретем… И когда с Божией помощью удалось все решить и мы поехали, дорогой я продолжала умирать. Все тело болит, выкручивает, дикая боль в каждой мышце, сердце едва работает, головная боль жуткая… Ну ничего, слава Богу — доехали и обрели.
Хотя и там без искушений не обошлось. Ведь там в ее же могилу пятерых других схоронили. Раскапывали и ставили гроб сверху. Огромное кладбище, места сколько угодно, а им проще закопать в одну могилу всех, чтобы мерзлую землю зимой меньше долбить.
Нам сказали, что было к ней положено трое младенцев, а на самом деле при вскрытии могилы нашли еще и четвертый череп. И еще был в этой могиле схоронен ее свояк, а прямо над ней стоял гроб ее духовной дочери монахини Маргариты. Гроб так и остался, мы начали делать подкоп. Еще был жив внучатый племянник матушки, который, когда хоронили мать Маргариту, собрал косточки матушки Зосимы: череп, ребра, — что нашел, собрал и положил в уголочек могилы.
Обретение мощей было зимой, 14 декабря. И мы никак не могли раскопать до ее косточек. Снег метет, мороз, света нет — а уже ночь, у автобуса фары снегом забиты, и трактору не подъехать ближе, чтобы хоть немного посветить нам. Я уже говорю: «Все, закрываем до весны!..» И вдруг резко пошло обретение! Нашли в углу могилы сложенные косточки старицы, череп и другие кости. И хотя там было сложено много разных костей, но они были разновозрастные, и поэтому легко было определить, где останки матушки Зосимы. Ей ведь было 115 лет, и косточки ее потемнели от старости.
Иеромонах Лука, присутствовавший при обретении, врач по образованию, и он точно определил, какие косточки принадлежат ей. Мы когда еще только раскапывать начали, так уже стали попадаться в верхних слоях ее темные косточки и остатки гроба кипарисового. Ведь когда хоронили мать Маргариту, кости матушки Зосимы раскидали. Ее всю невозможно было собрать. Поэтому то, что сложили, что удалось собрать, то и обрели. Остальное там в земле так и лежит. Но вы знаете, это ведь была ее воля. Местные жители говорили, что она при жизни им обещала: «Навсегда останусь с вами, никогда от вас не уйду!» Ну ведь на Афоне главным считается обрести череп, а он был обретен нами вместе с некоторыми и другими косточками матушки. В общем, все получилось так, как матушка Зосима сама изволила: она и с нами, и с ними. Как и матушка Варвара Скворчихинская.
Так вот знаете, когда мы все же смогли обрести мощи матушки Зосимы? Мы ведь уже совсем решили заканчивать, невозможно было копать, ничего не видно… И вдруг все пошло! Оказывается, в это время в Мелеуз (наш монастырь тогда еще находился в Мелеузе) игумен Николай — тогда он был еще протоиерей Виталий — приехал с духовенством и сестрами из обители встречать мощи матушки. Ждут: нет и нет, чувствуют, что у нас все идет трудно. И они вместе с батюшкой начали молиться, читать Псалтирь. Когда по времени сопоставили, то выяснилось, что у нас наконец-то пошло обретение мощей в тот самый момент, когда они стали молиться…». Ныне святые мощи находятся в Покрово-Еннатском мужском монастыре с. Дедово Федоровского района Уфимской епархии, откуда и начинался ее иноческий путь.
