Колонна автомашин с солдатами направляется на фронт. Июль 1941
Первый месяц Великой Отечественной. Как это происходило…
Двадцать шестого — двадцать седьмого июня войну Советскому Союзу объявили Финляндия и Венгрия.
Двадцать восьмого июня германские войска заняли Минск и замкнули кольцо окружения вокруг Западного фронта. Тридцатого июня Юго-Западный фронт потерял Львов. Германские войска продвигались на отдельных направлениях по сорок-пятьдесят километров в сутки.
Первого июля газеты сообщили о создании Государственного Комитета Обороны во главе со Сталиным, сосредоточившим всю власть в стране. Тогда же, первого июля, немцы взяли Ригу. К началу июля из сорока четырех дивизий Западного фронта двадцать четыре были разбиты. Потеряв три тысячи танков и две тысячи орудий, Западный фронт фактически перестал существовать…
Третьего июля Сталин выступил по радио с обращением к народу, начинавшемуся словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Слово «трагедия» не было произнесено, да и трудно было представить само это слово в устах Сталина. Но произносились не менее тревожащие душу слова — «ополчение», «оккупированные территории», «партизанская война». Они означали конец иллюзиям. Горькая правда была сказана — наши войска отходят почти по всем направлениям.
Сегодня мы знаем, что в эти дни происходило беспорядочное отступление советских войск. Трагическая эта картина подробно описана Константином Симоновым. Люди гибли под бомбежками на дорогах и попадали в плен, не добравшись до своих призывных пунктов. Шли постоянные артиллерийские обстрелы, шоссе перерезались немецкими танками, тихоходные бомбардировщики гибли без прикрытия истребителей, летчиков расстреливали в воздухе во время прыжка, а леса кишели отступающими и дезорганизованными воинскими частями — людьми, которые шли откуда-то и неизвестно куда. Все сдвинулось со своих мест и все перемешалось.
Общее настроение тех дней передают воспоминания. …В темноте идет поезд. В вагоне разговоры — во что обойдется восстановление разрушенных заводов и фабрик? Пятилетка? Две? Три? Вопросы, думы у всех одни — как все это могло произойти? где же правда о войне? почему не все у Красной Армии есть, что еще должно быть? что же будет дальше? Стремительно происходят знакомства военных с девушками, мужчины ведут задушевные беседы. Вечные черты русского характера — доброта, открытость, переживание за других, как за себя, неужели за все это нас ждет расплата?! Остается лишь вера в нашу невероятную выносливость, напористость, силу духа, стойкость — все это тоже черты нашего характера.
«Сталин, — убежденно говорят старики, — уже собрал великую армию и ведет ее на главное сражение. Сеять в Западной Украине и Белоруссии будут уже при Советской власти».
В июне на линию фронта были выдвинуты две боевые стрелковые дивизии из Башкирии, 186-я и 170-я. Первая из них была сформирована на территории республики за два года до начала войны из числа местных жителей. Ее штаб и основные части находились в Уфе, один из полков — в Белорецке, другой — в Бирске. Из-за обострения обстановки на западной границе еще двадцатого июня дивизия была переброшена на Калининский фронт.
Основной состав 170-ой дивизии также состоял в основном из жителей республики. Штаб и большинство ее частей были расположены в Стерлитамаке, два полка — в Белебее, один — в Давлеканово, а легкий артиллерийский полк — в городе Миассе соседней с Башкирией Челябинской области. Двадцать третьего июня боевые части дивизии были отправлены на фронт.
В те дни с мгновенной быстротой мальчишки, бывшие школяры, курившие по уборным в рукав, становились солдатами. Добровольно, не дожидаясь повесток, в военкоматы и призывные пункты потянулись молодые парни с фанерными сундучками. Их вела любовь к Отечеству, вера в нашу правоту, чувство долга.
Газета «Красная Башкирия» в те дни помещает корреспонденции из военкоматов, с митингов и собраний, которые проходят по всей республике: «В райвоенкоматы города Уфы ежедневно приходят десятки рабочих, инженеров, врачей, педагогов, артистов и студентов. Все они обращаются с просьбой послать их добровольцами на фронт…» «Товарищ военком, — пишет группа рабочих фабрики «Башкондитер», — мы просим зачислить нас добровольцами в ряды Красной Армии и послать в действующую армию. Почетного звания красного воина не посрамим…» Бухгалтер торговой организации А.С. Молдаванцев в заявлении пишет: «Прошу добровольно принять меня в Красную Армию для защиты великой Родины от врагов, напавших на отечество трудящихся всего мира, пытающихся отнять нашу свободу и счастье». «Считаю невозможным быть вне рядов доблестных воинов. Прошу немедленно зачислить меня в Красную Армию. Сумею честно постоять за свою Родину», — это из заявления рабочего-энергетика Г.И. Лысенко.
Газета «Красная Башкирия» в эти дни рассказывает про женщин-работниц уфимской макаронной фабрики «Пролетарка», начавших изучать санитарное дело, готовых работать и учиться по шестнадцать часов в сутки. На курсы санитарок и медсестер при клубе имени Андреева записываются девушки-железнодорожницы. Коллективы промышленных предприятий, строек и транспорта республики развернули борьбу за повышение производительности труда, выполнение и перевыполнение производственных планов. Лозунг времени — «В труде как в бою. Раз фронт требует, будет сделано». Рабочие борются за увеличение выпуска продукции для фронта. Многие из них ежедневно стали выполнять по две-три и более норм за смену…
В годы войны было много случаев бегства мальчишек на фронт. Но в Белорецке в те летние дни началась настоящая эпидемия — сбившись в кучки, мальчишки двенадцати-четырнадцати лет садились на товарные поезда и отправлялись «воевать с немцем». Патрули отлавливали их на станции Вязовая и под присмотром доставляли домой.
Повсюду военные комиссариаты открывают призывные и сборные пункты. Сельские военкоматы (раньше мало кому известные учреждения), сразу стали своего рода центрами районной жизни. «И сейчас у меня перед глазами бурлящее море людей, — вспоминает Тагир Ахунзянов Бижбуляк лета сорок первого. — Сотни подвод на площади возле церкви, превращенной тогда в районный военный комиссариат, слышатся пламенные речи на стихийно рождающихся у телег митингах, там и сям душераздирающий плач, песни, ругань на разных языках, звуки гармошек, балалаек, ржание лошадей. Отчаявшиеся женщины потчуют мужей самогоном и кислушкой, аксакалы дают последние наставления сыновьям. Тут же снуют, выкрикивая команды, ошалелые от усталости военные…»
Бывший фронтовик, профессор Башгосуниверситета Суфиян Поварисов вспоминает, как радовался он вместе со своими сверстниками, что отправляется на фронт. В его родной деревне Тупеево Илишевского района в один год родилось сразу тридцать мальчишек, их детство пришлось на тридцатые годы, а когда наступила война, всех их одновременно призвали в армию. Все вместе они отправились на призывную комиссию, орлами глядели на односельчан, а накануне отъезда в районный центр Верхне-Яркеево до рассвета бродили по аулу, распевая песни. Если подумать, чему радовались? Ведь ехали не на прогулку — на фронт, где смерть кругами ходит. А тогда верно думали: «Вот мы какие, сам черт нам не брат!» И еще одно запомнилось — ни один из них не курил, никто из тридцати не взял в рот ни капли водки, не привычны были к этому. Но война из этих тридцати здоровых и сильных парней пощадила только пятерых: Суфияна, Раиса, Малиха, Мирзанура и Мидхата, — остальные погибли на фронте, на который так спешили.
«Вскоре проводы мужчин в армию стали обыденностью, — вспоминает Тагир Ахунзянов. — Помню, как уходил на фронт наш односельчанин Нигматбай Якупов. Высокий, широкоплечий красавец, он вдруг поднялся на тарантас, пятерней вытер пот со лба и, окинув взглядом провожающих, низко им поклонился. Затем заговорил густым баритоном: «Прощайте, дорогие земляки! Только не плачьте, прошу. Убивают на войне не всех — мы вернемся. Только помогайте нам бить фашистов — трудитесь по-фронтовому!» Не вернулся Нигматбай.
Ездил я в военкомат провожать брата мамы Зайнуллу Абдулова, признанного мастера на все руки. При нем в бригаде вся техника была в порядке. Ехала к нам его беременная жена, Оркия-апа, на коленях держала трехлетнего сына Закарию. И все плакала. Муж ее успокаивал: «Не плачь, вот увидишь, к зиме мы разобьем эту немчуру и вернемся. Ничего со мной не случится. Вернусь». Не вернулся Зайнулла…»
Белыми голубями летели домой солдатские письма. Вот отрывки из некоторых.
«…Скоро будем на фронте. Думаю, война продолжится недолго».
«…У нас должен родиться ребенок. Мальчик или девочка? Хотелось бы, чтобы дали имя поприличней. Не по-старинному, а по-современному, что-нибудь революционное».
«…Пишешь, что ребенка назвала Альфредом. Мы тут этих Альфредов и Гансов каждый день уничтожаем, а вы там их умножаете».
«…Тут курить нечего. Положите в конверт хоть щепотку табаку».
Беженцы врайоне Пскова. Июль 1941 г.
Шестое июля, четырнадцатый день войны. По замыслу Гитлера в этот день немцы должны были взять Москву. Бои идут на Березине в восьмистах километрах от столицы. Москва продолжает эвакуироваться, никто уверенно не может сказать, что она не будет взята немцами. Единственное, что ободряет — началась уже третья неделя войны, а немцы не движутся лавиной, как думали. Появляется надежда.
Седьмое-девятое июля. Захват фашистами Бердичева, Житомира, наступление румынских войск на юге.
Шестнадцатого июля немцы взяли левобережную часть Смоленска. Еще десять дней в северной части города сражались 16-я и 20-я армии, которым при поддержке группы Рокоссовского в начале августа удалось выйти из окружения. Сталин запретил сообщать о сдаче города и требовал отбить его любой ценой. Тысячи солдат погибли, но сделать это не удалось. Только в середине августа страна узнала, что Смоленск пал.
Двадцать второе июля, месяц войны. С вечера до самого утра самолеты бомбили Москву зажигательными бомбами.
