Вступительные экзамены в хореографическое училище
Получил вчера от sisenbaeva76 письмо неожиданного содержания: «здравствуйте, моя дочь заканчиает в 2013 учебном году 9кл. и очень сильно хочет поступить на хореографа.какие экзманены и когда нужно сдавать. она закончила школу искусств».
Отвечаю:
Вы мне сильно льстите, принимая за специалиста по хореографии, тем более работающего на приеме. Что могу? Только опубликовать отрывок из своей книги «Рудольф Нуреев: истоки творчества, превратности судьбы», посвященный поступлению Рудольфа Нуреева в Ленинградское хореографическое училище. Может быть, немного вдохновит?
Сергей Синенко
Часть II
Глава первая
УЛИЦА ЗОДЧЕГО РОССИ
1.
Бывает так: прыгая через канаву, с разбегу перелетишь на другой ее край, зацепишься за него ногами и так и остановишься – тело сзади, зацепился только носками, еле удерживаешься на краю, а чем кончится – неизвестно. Точно в таком положении оказался наш герой, совершив перескок из Уфы в Ленинград.
Едва успев приехать, не представляя даже, где будет ночевать, он мчится в дом на улице Зодчего Росси, 2. Улица, на которой находится училище, соединяет площадь Островского и площадь Ломоносова. Для того, чтобы попасть сюда с Невского проспекта, нужно пройти мимо сквера с памятником Екатерине II на площади Островского и обойти здание театра драмы имени Пушкина, бывшего Александринского театра.
И вот Руди открывает тяжелые двери.
Здесь начиналась карьера почти всех звезд русского балета – Павловой, Карсавиной, Кшесинской, Гердт, Нижинского, Ермолаева, Чабукиани, Баланчина. Спеша на занятия, пробегали по этой мостовой творцы хореографического Возрождения. Явственно слышит он эхо их легких шагов.
В училище разгар ремонта – белят, красят, что-то приколачивают. До начала экзаменов остается неделя. Наивный провинциал поспешил. Вот девушка летит по воздуху ему навстречу – явная выворотность стопы.
Руди обращается вежливо: «Будьте любезны… Я хотел бы поговорить с директором училища товарищем Шелковым…»
Мужчина, спускающийся по лестнице, притормаживает.
Проницательные голубые глаза, узкие губы улыбаются не без иронии, щурится глаз: «Здравствуйте, юноша. Шелков – это я. Что вам надобно?» – удивление наиграно, повышение голоса взято на терцию выше, чем следовало бы.
От неловкости наш герой отвечает с некоторым вызовом: «Я – артист уфимского балета. Хочу здесь учиться!»
Рудольф Нуреев — студент Ленинградского хореографического училища
Шелков щурится, мысли считывает через движения глаз, мимику и вибрацию голоса. Еще один кадр из провинции, причем презабавный. Вслух: «Уфа? Как же, как же… Но, уважаемый артист, вы несколько поторопились. Занятия – в конце августа, экзамены – через неделю…»
Мягкое рукопожатие напоследок, запястье – к запястью. Директорская теплая рука, кожа пальцев сухая, с полузаметными прожилками и щербинками.
Наш герой растроган. Какой город, какое училище, какой директор! Впереди – целая неделя свободы, приволья. А пожить пока можно у родственников Удальцовой – вот письмо, написанное Анной Ивановной.
По ленинградским улицам он бродит, как по чужой планете, известной только по описанию астрономов-литераторов и астрономов-историков. Здесь каждый дом помнит Пушкина, Гоголя и Достоевского! По пустынной площади бежал от Медного всадника, задыхаясь и оглядываясь, юный Евгений… По узкому переулку на Васильевском острове ковылял домой в новой шинели Акакий Акакиевич… Пряча топор за пазухой окровавленными руками, выскальзывал из ободранного подъезда Родион Раскольников… От Инженерного замка отъезжал на тонконогом коне Петр Великий…
Ему показалось, что он слышит звук натачиваемой косы. По Михайловской площади, металлически повизгивая, разбрасывая искры из-под колес, раскачиваясь из стороны в сторону, летел трамвай. Он спешил неведомо куда, сам по себе, и даже когда он скрылся за поворотом, металлический визг еще долго стоял в ушах.
Он вышел на Невский.
Дворцы, громадные каменные дома в этот утренний час показались ему невозможными для обычной жизни – покинутыми, брошенными людьми. Сумрачное небо без просвета, жижа под ногами, каменные колодцы дворов среди памятников и музеев, дома-гробы, погружающиеся в трясину, – для пришельца из вольной России этот город требовал отречения от земли, от солнца. Если бы эти дома могли рассказать о своем прошлом хотя бы казенной чугунной доской, уфимский паренек был бы подавлен этим костром сердец, этой фабрикой мысли… – над каждым жильем поднимался дым человеческих всесожжений.
Чтобы родиться для творчества, город требовал жизни аскета или смерти мученика.
С восхода и до глубокой ночи он исследовал город, который в течение суток менял очертания и характер: утром он казался суровым, аскетичным, бесстрастным, его каналы и дворцы давали ему вид холодный и сдержанный, а вечерами, когда на улицы высыпала толпа, он становился людным, оживленным. С утра обращенный в прошлое, в лучах заходящего солнца он вдруг становился молодым и бодрым, его старинные фасады теплели, оживали проспекты, парки и городские набережные.
Улица Зодчего Росси. Жилых домов здесь нет. Вдоль всей улицы тянется длинный фасад хореографического училища – строгие здания белого цвета в стиле ампир, украшенные барельефами. Этот уголок один из самых красивых в городе.
2.
На экзамене Руди оказался в группе рыжих литовских мальчишек. Хотя он слышал о сдержанности и воспитанности прибалтов, эти вели себя как настоящие цыганята – кричали, спорили, толкали друг друга без остановки. Полтора часа он ждал, пока они не оттанцуют.
Его экзаменуют последним. Перед знаменитой Верой Костровицкой (сколько о ее строгом таланте он слышал в свое время от Удальцовой!) – неожиданно оробел. Лицо в мелких морщинках, собранных в островки, маленькие миндалевидные глаза, спокойный холодный взгляд, ничего не ждущий, цепкое внимание. Все чувства обращены на тебя – твои руки, посадку головы, жесты.
Стандартный набор упражнений и прыжков, требуемых на экзамене, он выполнил очень индивидуально, однако из-за того, что академической подготовки не хватало, сделал несколько грубых ошибок. Он сам это понял и теперь, стоя перед Костровицкой, в досаде покусывал губу.
Одаренных много, талант проскальзывает нередко – молодость талантлива сама по себе своей весенней душой, но Костровицкая ищет истинно блестящие дарования. Глаза ее чуть щурятся – идет поиск верного слова и мысли.
Суммирует с математической точностью, ничего лишнего: «Юноша, из вас получится одно из двух: или блестящий танцовщик, или полнейший нуль. Вы должны работать как сумасшедший. Манера, весь танцевальный стиль неустойчивы, текучи. Ничто из того, что вы нам показали, не является результатом уверенной и осознанной техники. Либо эту естественную спонтанность вам удастся направить в нужное русло, либо же все, наработанное вами, рухнет, превратится в труху».
Фразу заканчивает, уже выходя из зала: «Скорее всего, из вас ничего не получится. Но попробовать можно…»
Как корочка хлеба страждущему гармонии.
Дополнительно о Рудольфе Нурееве >>
