Архаические черты террористического сознания

arhaicheskie-cherty-terroristicheskogo-soznanija Архаические черты террористического сознания Антитеррор Люди, факты, мнения

(попытка анализа)

Есть несколько позиций, объединяющих совершенно различные формы терроризма и имеющих архаические признаки. Это господство коллективных представлений; жесткое дихотомическое разделение мира на «своих» и «чужих», «врагов» и «друзей»; одержимость милитарным смыслом жизни и соответствующим образом существования; доминирующая мотивация мести как регулятора социальных отношений; табуированность действиймифологическая, мистическая и магикоподобная рефлексивность сознаниязооморфные следы отрицательной тотемности в наименовании врагов; синкретизм картины мира.

Террористическое сознание, как индивидуальное, так и групповое, опрокинуто в идеализированное прошлое.

В одних случаях, например, у исламистских террористов, это выражено более откровенно и рельефно, в других – у российских террористов-эсеров начала ХХ века или представителей баскской террористической организации ЭТА – закамуфлировано социально-революционными или националистическими мотивами.

В большинстве террористических проектов будущего мироустройства, просматривается отражение архаических коллективных представлений. Данная тенденция, безусловно, не означает происхождение терроризма из глубины первобытной древности, она лишь подчеркивает склонность террористического сознания к архаизации действительности.

В.Г. Федотова определяла терроризм как следствие архаической политизации. Для аргументации этого тезиса она опиралась на концепцию К. Шмита, который сужал сферу политического до пределов формулы «друг – враг», архетипически восходящей к черно-белой милитарной оппозиции периода архаики. Обращаясь к анализу современной ситуации, В.Г. Федотова сформулировала сегодняшнюю коллизию следующим образом: «получилось так, что, желая избежать конфликтов локковского мира, конфликтов и войн между государствами и желая перейти к кантовскому вечному миру, мы оказались в гоббсовском мире войны всех против всех, при котором политический фактор обрел форму терроризма».

С этой точкой зрения солидаризировался В.В. Витюк, считавший современный религиозно-этнический терроризм исламистского толка, несмотря на его обращение к технике и оружию сегодняшнего дня, глубоко архаичным, с присущим ему сходным со средневековым уровнем политической культуры и, прежде всего, с культом возмездия.

mifologicheskoe-soznanie Архаические черты террористического сознания Антитеррор Люди, факты, мнения

Сверхзадача террористов – насильственное сокрушение всего устоявшегося социокультурного порядка. Архаическая направленность террористического менталитета парадоксальным образом сочетается с модернистскими методами изменения стратегии и тактики исламистской политики, активизируя агрессивно-воинственный потенциал социально-политического действия.

Соединение модернистского с архаическим, уже само по себе, представляет источник конфликтности высокого напряжения.

Подобный альянс, уничтожая традиционную культуру, ее срединные стабилизирующие слои, может подавить и первоначальный модернистский импульс, придав процессу неуправляемый деструктивный характер. В терроризме архаика превращается в самодовлеющий универсальный тезаурус, создающий модернистскую модель на основе древних архетипов и потенциальные механизмы ее будущего самоуничтожения.

Вместе с тем, вывод о принципиальной архаичности террористического сознания, дает основания говорить о мировоззренческой отсталости, ограниченности и конечной обреченности терроризма в его радикальных планах деструктивного переустройства мировой системы, так как его футурологические потенции сводятся на нет.

Э. Фромм сделал попытку найти истоки человеческой деструктивности вне идеи биологической детерминированности, предложенной З. Фрейдом, К. Лоренцом и другими представителями натуралистической школы. Он исходил из того, что «деструктивность и жестокость не являются сущностными чертами человеческой натуры. Человеку нет нужды перерастать дочеловеческую историю, он ни в коей мере не является разрушителем по своей природе. Присущая ему деструктивность – благоприобретенное свойство.

Именно история совратила человека, породив в нем погромные и погибельные страсти». Кризис веры в общий порядок, разрушение нормальных человеческих условий бытия ведут к серьезным психологическим сдвигам, расширению бессмысленной деструктивности, возникновению ненависти ко всему, гоббсовской войне всех против всех.

Читайте также:  Анализ стратегии развития Башкирии до 2020 года

arhaicheskie-predstavlenija Архаические черты террористического сознания Антитеррор Люди, факты, мнения

Э. Фромм выделил фактор, побуждающий к тому, чтобы разрушать ради разрушения. Это некрофилия, то есть любовь к смерти. Когда человек утрачивает стремление к жизни, в нем торжествует желание смерти и начинают преобладать некрофильские тенденции, выражающиеся нередко в садизме.

Садизм, согласно Э. Фромму, «есть превращение немощи в иллюзию всемогущества», что дает ощущение абсолютной власти над людьми и служит одним из способов самоутверждения. Иллюзия всемогущества, порождаемая некрофилией, становится характеристикой больного воображения носителей террористического сознания. Как отмечал Л.В. Скворцов: «Индивид, следующий зову всемогущества, вызывает у людей страх и трепет. Страх обусловлен возможностью быть подвергнутым самому гнусному унижению; трепет порождается изумлением перед абсолютной свободой. Она кажется реальной именно потому, что ее суть выходит за пределы всякого смысла. Это свобода духовных уродов».

Без мобилизации некрофильских тенденций немыслим ни один террористический акт.

Фромм разъясняет: некрофила влекут к себе тьма и бездна. Глубокие интимные побуждения некрофила – вернуться к ночи мироздания или к праисторическому состоянию. Он, в сущности, ориентирован на прошлое, а не на будущее, которое ненавистно ему и пугает его. Именно на почве некрофилии получают развитие так называемые «злокачественные формы деструктивности».

В условиях глобализации терроризма, когда безопасность жизни становится фундаментальной проблемой, эти формы устрашения, выделенные Э. Фроммом, оказывают очень широкое воздействие на общественное развитие.

Введенное нами понятие мортилатрия и некрофилия Э. Фромма, не смотря на некоторое сходство, имеют принципиальные отличия. У некрофила любая смерть выступает объектом почитания как таковая, как обобщенное выражение внутренних устремлений индивида. В мортилатрии внимание фиксируется лишь на героической смерти, которая романтизируется и идеализируется. Мортилатрию отличает также идея личного самопожертвования и парадоксальность оптимистической настроенности. Но главная особенность заключается в ксеноразличительном механизме проявления упомянутых феноменов.

Некрофилия по Э. Фромму обусловлена человеческими страстями: «Человек сам взращивает в себе комплексы некрофила. Немотивированная жестокость, безветрие души, дистрофия интуиции и чувств, технизированный мир, мертвящая рутина бюрократии – вот приметы той среды, в которой обитает некрофил».

Мортилатрия взращивается, в отличие от некрофилии, на героических идеалах и выглядит внешне убедительной и законной. Она апеллирует к благородным порывам справедливости, находясь под неосознанным ее носителями влиянием деструктивности «культуры смерти», порождающей хаос и террор. Генезис мортилатрии базируется на катастрофической (апокалипсической) разорванности человеческого сознания между полярными полюсами желаемого и действительного, между благородными помыслами и жесточайшими насильственными способами их осуществления. Мортилатрия есть результат фрагментарности разума, зараженного девиантностью и аномией, сужения социальных мировоззренческих ориентаций, что, в конечном итоге, приводит к кумулятивному росту агрессии и деструктивной конфликтности.

arhaicheskie-cherty-soznanija Архаические черты террористического сознания Антитеррор Люди, факты, мнения

Процессы развития и воспроизводства мортилатрических тенденций можно проследить на примере влияния ницшеанства на мировоззрение эсеровских террористов в начале ХХ в. Спустя столетие в конце ХХ – начале ХХI вв. мортилатрические тенденции вновь актуализировались в условиях усиленного терророфонического давления в период российско-чеченских войн.

Попробуем проследить эту тенденцию на примере самого известного в Чечне начала ХХI в. певца – Тимура Муцараева, вдохновителя и идеолога шахидизма. Этот боевик из отряда Доку Умарова – обладатель весьма незаурядного, с жесткой хрипотцой голоса, поет на русском языке под гитару в стиле самодеятельной авторской песни.

Читайте также:  Ополчение имени К. Минина и Д. Пожарского

Благодаря настойчивым стараниям сепаратистской элиты, он стал одним из самых популярных неангажированных властью певцов-исполнителей в Чеченской республике. Абсолютное большинство его песен – о джихаде, об ушедших навсегда друзьях, о том, что они не погибли, а только ушли в райские просторы, о том, как трудно и тяжело бороться, как горько хоронить братьев и сестер, о том, как «орел войны кружиться над нами».

С художественной точки зрения эти тексты не представляют интереса. Их поэтический язык беден, в них нет ярких сравнений, метафор, сложных внутренних символических образов, они просты и непритязательны, но жестки в своей натуралистичности и психологической напряженности. Вместе с тем, парадокс популярности и востребованности его музыкально-поэтического творчества у определенной части чеченского общества объясняется не столько религиозно-догматической пропагандой ваххабизма, сколько определенными социально-психологическими особенностями фокусированного манипулирования общественным мнением.

Неверье владычит на земле,

Для праведных существованье – плаха,

И свыше зов вменяется тебе:

Сражаться гордо на пути Аллаха!

Навечно будут райские сады,

Ты в этом бренном мире будь как странник

И жизнь свою джихаду посвяти,

Восстань судьбы воинственный избранник!

Ближайшая грядущей жизни рознь

И тленный мир неуподоблен раю,

И смутно, очутившись в мире грез,

Мы бренность этой жизни понимаем…

В этих строках – запрограммированная обреченность земной жизни. Жизнь есть ничто. Неизбежный временной промежуток перед вечной благодатью рая, в который можно попасть только через джихад. При такой постановке вопроса не остается ничего, чем можно дорожить в этой жизни – ни семьи, ни дружбы, ни любви, ни богатства, ни славы.

Счастье для живущих на земле недостижимо: «Для праведных существованье – плаха». Значит, в этом мире нечего и некого жалеть, кроме своих сподвижников по мировоззрению. Отсюда неизбежно вытекает протеррористическая философия шахидизма, при которой гибель мирного гражданского населения – всего лишь эпизод краха ненавистного мира.

Апология «странничества» в этом бренном мире освобождает террориста смертника от любой ответственности за жизнь людей, санкционирует его «право» нести смерть вне всяких ограничений. Характерно, что образ врага в песнях Т. Муцараева размыт, расплывчат и, в то же время, предельно обобщен в абсолютном дихотомическом противопоставлении современной цивилизации.

Песни Муцараева обращены, прежде всего, к обездоленным войной и потерявшим родных людям, стремящимся найти хоть какую-то опору своего существования и обрести веру в будущее. Используя угнетенное психологическое состояние, они провоцируют людей на путь джихада. Журналистка Юлия Юзик, описывая свою встречу в общежитии Гудермесского драмтеатра с сотрудницей, хорошо знавшей террористку- смертницу Зару Алиеву, обратила внимание на магнитофонные записи Т. Муцараева, которые свободно звучали в комнатах и коридорах общежития.

Сотрудница объяснила это следующим образом: «Эти песни, они ничего такого не значат. У нас их все слушают, даже дети. Война, тяжело, люди хотят во что-то верить». Психологический расчет сделан абсолютно точно – заглушить разум; подавить волю и желания нормальной человеческой жизни; пробудить чувства, обиды и эмоции; заставить вновь испытать боль и горечь от потери близких и друзейвызвать потаенное чувство мести; спровоцировать стремление к «героической миссии» – совершению теракта.

Читайте также:  В Самаре ликвидирована ячейка салафитов

Авторские песни Тимура Муцараева, адресованные потенциальным сторонникам террористических методов борьбы, находили отклик в душах людей, которые позже становились исполнителями терактов. На этих песнях воспитывали и продолжают воспитывать шахидов. Женщины, которых готовили в смертницы «Норд-Оста» слушали Муцараева на тренировочных базах боевиков. И в последнюю ночь перед штурмом, понимая, что конец уже близок, они опять слушали эти песни – там, в захваченном ДК на Дубровке, где впоследствии были найдены кассеты с записями певца.

Говоря об информационно-художественном влиянии терроризма, его деструктивном воздействии на личность, столь рельефно проявившемся на примере творчества Т. Муцараева, особое внимание следует обратить на теснейшую взаимосвязь религиозных убеждений, исповедуемых носителями протеррористического сознания, их апокалипсических настроений с мортилатрическими комплексами самоубийственных устремлений. Шахидские музыкально-художественные тексты Т. Муцараева в этом отношении весьма показательны.

Если принять самоубийственную апологетику смерти как общее кредо у совершенно разных по идеологическим убеждениям террористов, становится понятным их однотипное радостно-торжествующее восприятие смерти, неоднократно описываемое в мемуарах и исследованиях. Но чем объяснить сходство рефлексивности восприятия в столь различных социокультурных средах и при столь различающихся идеологических мотивах?

Ответ на этот вопрос, возможно, кроется в архетипических коллективных представлениях, сложившихся еще в первобытную эпоху. Агрессивность, со времен раннего человека, также как и его социальность, служившие средством борьбы за выживание, в процессе эволюции приобретали характер насилия в целях удовлетворения надбиологических социальных потребностей – в статусе, престиже, самоутверждении.

arhaicheskoe-soznanie Архаические черты террористического сознания Антитеррор Люди, факты, мнения

Механизм запуска такой «инструментальной» (по выражению Л. Берковица) агрессии, очевидно, базировался на биосоциальной природе психической деятельности человека. А катализаторами этого процесса могли служить, с одной стороны, описанные выше настроения, с другой – архетипические импульсы мести, с третьей – выкристаллизовавшиеся в убеждения, а первоначально спонтанные, стремления к власти, с четвертой – катастрофизм и апокалипсичность сознания.

Возможно, в каждом человеке заложены потенциальные возможности к «инструментальной» агрессии. Но только высокая степень корреляции между собой всех четырех факторов, слияние их в одном общем потоке сознания, может привести к формированию протеррористического мировоззрения.

Социокультурная деструктивность терроризма зиждется на абсолютизации разрушающего насилия, в котором адептам терроризма видится всеобщий универсальный принцип бытия. Террористы воспринимают себя истинными героями, воинами справедливости, борцами с мировым злом. Однако их целью не является переустройство установившегося мирового порядка, для которого нужна футуристическая нацеленность на созидание. Главная задача для них – гибель и разрушение ненавистного современного мира, война с ним до победного конца.

В стратегическом плане они не намерены входить в политическое пространство и играть по его законам. Любые требования переговоров для террористов есть временная тактическая уступка, за которой прослеживается новый виток разрушительных действий против врага, им не нужен диалог равноправных политических сторон.

 

По работе: В.Б. Петухов АРХАИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ДЕСТРУКТИВНЫЙ ХАРАКТЕР ТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ. — Проблемы социально-экономического, политического и культурного развития России. Вып. 3. Сб. научн. трудов. — Ульяновск, 2019.

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

11 + 19 =

Next Post

Художник Анатолий Холопов

Ср Сен 2 , 2020
У художника Анатолия Холопова отличный вкус и отменный аппетит к жизни …Художник был веселый, с широкой душой. По креслам и табуреткам вокруг него лежали и […]
Художник Анатолий Холопов