О подвиге советского разведчика Рихарда Зорге знают все. Именно его данные о том, что Япония не собирается в ближайшее время начинать войну с СССР, позволило Сталину перебросить свежие войска под Москву. Но мало кому известно, что данные Зорге передавал через связного в Сеуле. Им был челябинец, который работал в нашем генконсультсве в Корее.
«Это был Иван Михайлович Константинов, мой дядя, — рассказывает челябинец Геннадий Гречанинов, ныне пенсионер, а в прошлом строитель. — О своей тогдашней работе он по понятным причинам мало распространялся, но постепенно делился воспоминаниями».
Данные шли через Сеул
Родился Иван Михайлович в Челябинске в 1912 году. Его матерью была Елизавета Боробинская, тоже личность в своём роде примечательная. Её отец был купцом третьей гильдии, регулярно перечислял деньги на содержание Челябинского женского училища. Иван окончил артиллерийское училище, а потом поступил в академию имени Фрунзе в Москве. Затем началась служба в советском генконсульстве в Корее, которая тогда была японской колонией.
Там Константинов проработал с апреля 1941-го по июль 1946 года. Он хорошо разбирался в радио, это было давнее его увлечение. Возможно, поэтому именно ему поручили принимать и передавать дальше в Москву радиограммы от Рихарда Зорге. Конечно, в ту пору Иван не знал, от кого именно идут сообщения, ему было известно только то, что это наш разведчик в Японии. О Зорге ему сообщили лишь после окончания Великой Отечественной войны.
Иван Константинов с женой и сыном
«Дядя рассказывал, что однажды японцы нагрянули к нему с обыском, — говорит Геннадий Гречанинов. — Рация была закопана в саду, а мелкие разрозненные детали он выбросил в выгребную яму. Японцы, кстати, и её проверили — нашли специальный костюм для своего человека, надели на него противогаз. В таком виде японец и нырял, нашёл детали, но доказать, что дядя имеет к ним отношение, враги не смогли».
Всё-таки японцы что-то подозревали, так как два раза пытались организовать покушения на Константинова. Правда, действовали не напрямую. Так, однажды у машины нашего связного оказались испорчены тормоза, в другой раз Константинов попал в явно подстроенную аварию. К счастью, в обоих случаях выручила нашего земляка внимательность и быстрая реакция.
Но потери среди сотрудников генконсульства всё-таки были. Когда погиб один из сотрудников, Иван Михайлович и его жена Анастасия усыновили сына погибшего, Александра. Позднее удочерили и девочку, которая осталась без родителей.
Живой после похоронки
После войны Ивану Константинову довелось послужить и в другом нашем генконсульстве, теперь в Болгарии. Выполнял ли он там секретные задания, доподлинно неизвестно, но наградили его памятным оружием. А всего же за время службы он был награждён двумя орденами Красного Знамени, несколькими медалями. Орден ему лично вручил Николай Шверник, председатель президиума Верховного Совета СССР в последние годы жизни Сталина.
« Жил дядя с семьёй на Хорошевском шоссе в Москве, работал в закрытом институте, переводил с японского языка, которым хорошо владел, — вспоминает Геннадий Гречанинов. — Я к ним нередко приезжал в гости. Однажды увёз от них целый чемодан, набитый… хлебом и сухарями. Тогда даже хлеб был нередко в дефиците. Ездил дядя на «Победе» и меня учил вождению. Часто говорил: «Считай, что на дороге дураки ездят, — целее будешь».
Иван Константинов был заядлым рыбаком. Умер он на зимней рыбалке в 1991 году. Товарищи говорят, как сидел с удочкой, так и повалился — прихватило сердце. Похоронили его в Челябинске, на Успенском кладбище.
К слову, среди родственников Константинова тоже были героические личности. Муж его младшей сестры участвовал в одной из первых бомбардировок Берлина. Его сбили, а родным пришла похоронка. На самом же деле он выжил, попал в плен, а когда вернулся домой, обнаружил, что у жены уже другая семья. Так что пришлось и ему создавать новую.
Завод для шаха
Геннадий Гречанинов много рассказывает о своём дяде, хотя и его собственная судьба не менее интересна. Дело в том, что строительством он занимался не только на родине, но и за границей. Так, в 1975-1978 годах он работал в Иране. Это было непростое время, когда шахский режим ввёл военное положение, а потом шаха свергли в ходе исламской революции.
«Сначала я там жил с женой, потом всех женщин эвакуировали, а мужчинам пришлось остаться, — делится воспоминаниями Геннадий Валентинович. — Я и шаха видел, который приезжал на металлургический завод. Столько охраны нагнали! Позднее и шахиня тоже приезжала, проверяла детские сады и школы. Недалеко и американцы работали — строили вертолётный завод. Мне один иранец рассказывал: «Мы там сварку не успели закончить, так американец мне за это в зубы дал! А вы, советские, хорошие, по-человечески относитесь».
Советские строители пытались по-своему освоиться в новой местности. Устроили даже пруд, где стали разводить зеркального карпа — мальков привезли с родины. Какое-то время рыбачили, но потом произошло наводнение, и весь пруд с карпами смыло.
«Иракцы пытались размбомбить завод, который мы строили, — рассказывает Геннадий Гречанинов. — Но действовали по-дурному. Однажды прилетел самолёт, сбросил бомбы где попало, а горючего на обратный полёт у него уже не осталось. Лётчик катапультировался, иранцы его поймали и очень этим гордились».
В 1982 году челябинца отправили на новую стройку — теперь в Пакистан. Здесь Гречанинов занимал должность начальника строительной лаборатории на строительстве очередного завода.
«Я немного говорил на языке фарси, а на стройке работало немало выходцев из Ирана, — говорит Гречанинов. — Когда я с ними заговорил, они мне обрадовались, как родному. А вообще, Иран и Пакистан — это как чёрное и белое. Иран, конечно, был более развитой страной. Всякое там бывало. Однажды нам пришлось в сжатые сроки строить кинотеатр для дома советско-пакистанской дружбы в Карачи (самый большой город Пакистана.- Ред.). Всё успели, хотя власти, как обычно, поставили задачу сдать объект к очередной годовщине Октября. На основной же стройке местные помогали нам, как могли. К примеру, котлован копали латунными лопатами, а грунт вывозили на ишаках — мы называли их «пакистанской кавалерией».
Несмотря на такие допотопные средства, котлован вырыли глубиной 50 метров! Завод советские специалисты сдали в срок, но потом отношения с Пакистаном осложнились, и пришлось челябинцу вместе с остальными вернуться на родину.
Кстати
С противостоянием двух разведок (правда, на сей раз советской и американской) оказалась связана судьба ещё одного челябинца — Вадима Кофмана. Он служил на испытательном полигоне Капустный Яр, когда 1 мая 1960 года над СССР пролетал самолёт-разведчик Фрэнсиса Пауэрса. Один из противосамолётных комплексов, которые стояли на полигоне, засёк шпиона.
«Я со всеми министрами обороны встречался, от Василевского до Устинова. Суровостью отличался Жуков. Он постоянно стучал по столу, твердил: «Работайте, работайте! Американцы летают где хотят, даже в зоне московского ПВО! Над Моршанском летают!» — вспоминал Кофман.
— Пауэрса все видели, а инициативу проявить боялись — стали названивать начальству, а те на всяких мероприятиях. Хрущёв вообще на трибуне Мавзолея стоит.
Вот так Пауэрс долетел до Полевского, что к юго-западу от Свердловска. Там комплексом командовал подполковник Воронин, мужик смелый и крутой. Он и отдал приказ сбить шпиона.
После меня в числе других наградили за успешную операцию, хотя непосредственно я там не присутствовал. Но моя подпись стояла на документах того комплекса, что сбил Пауэрса».
Источник: «АиФ-Челябинск»
