В канун мусульманского праздника Курбан-байрам ФСБ России заявила о предотвращении масштабного террористического акта на территории Татарстана
В Казани введен режим КТО и проведена спецоперация против экстремистов, подозреваемых в убийстве известного историка и богослова Валиуллы Якупова и покушении на муфтия Татарстана Илдуса Файзова. В последние годы Поволжье все чаще стало попадать в топы информационных агентств из-за сообщений о распространении радикальных исламистских воззрений, терроризме и спецоперациях.
Вопрос о том, превратится ли Поволжье во второй Северный Кавказ, стал в журналистских публикациях на эту тему общим местом. Остроты ситуации добавляет стратегическая важность этого региона для России в целом.
Его нередко называют «вторым Баку», поскольку запасы нефти и газа в Поволжье составляют, соответственно, 13 % и 12 % от общероссийских ресурсов, а его доля в промышленном производстве страны составляет почти 24 %. Но в адекватном ответе на этот вопрос заинтересованы не только российские, но и иностранные специалисты. Несмотря на все противоречия между Россией и НАТО, в Ульяновске открыт транзитный центр Альянса для транспортировки военных грузов в Афганистан.
Добавим к этому, что в 2013 году столица Татарстана будет принимать 27-ю Универсиаду, а в 2015 году – 16-й чемпионат мира по водным видам спорта. В 2018 году несколько городов Приволжского федерального округа (Казань, Самара, Нижний Новгород) будут принимать матчи мирового футбольного чемпионата – событие, которое по своему значению сопоставимо с Олимпийскими играми. Таким образом, безопасность в Поволжье приобретает не только внутреннее, но и международное значение.
Долгое время ситуация в этом регионе противопоставлялась тем процессам, которые имели место на Северном Кавказе. И для этого были свои основания, как исторические, так и актуальные социально-политические.
Волго-уральские земли намного дольше были интегрированы в состав российского государственного проекта (под разными идеями и знаменами). Во многом феномен «традиционного ислама» или «лояльного мусульманства» сформировался именно здесь. В сентябре 1788 года на территории современного Приволжского федерального округа появилось Оренбургское магометанское духовное собрание, ставшее первым системным опытом организации взаимодействия между российской властью и мусульманской общиной.
В 1990-х годах Татарстан и Башкирия, конечно же, создали немало проблем для федерального центра, однако в поисках модели суверенитета и особой роли в рамках РФ религиозная тема была отодвинута на второй план.
Казалось бы, для радикализма на Волге, Каме и Урале не было серьезных предпосылок. В отличие от Кавказа, Поволжье в намного большей степени урбанизировано и интегрировано с остальной Россией. В сравнении же с европейскими муниципалитетами на поволжской территории не существовало особых замкнутых мусульманских городских кварталов, изначально провоцирующих религиозную замкнутость и ксенофобию. И отнюдь не случайно, согласно одному из социологических опросов, проведенному в середине 1990-х годов в Татарстане, 44,6 % татарского сельского населения и 33,5 % городского считали, что «религия роднит со своим народом», а 41 % татар-горожан рассматривал исламские праздники как национальные. Однако распространение неофициальных исламских течений, не связанных с «традиционным» исповеданием мировой религии (включая и экстремистские течения), началось отнюдь не в 2012 году.
Известный специалист по постсоветскому исламу Байрам Балчи, характеризуя процессы религиозного возрождения на территориях бывшего СССР, использует такую удачную метафору, как «исламская глобализация». И в самом деле, с началом политической либерализации и открытием границ, бывшие советские граждане смогли познакомиться не только с «передовыми» достижениями массовой культуры, но и с теми религиозными традициями, которые в их странах и регионах ранее были либо малоизвестны, либо неизвестны вовсе.
В Поволжье уже в начале 1990-х годов появляются сторонники салафитских («ваххабитских») взглядов. Их критический пафос обращен против «национального ислама», то есть такого исповедания веры, которое связано с татарскими, башкирскими народными традициями. В контексте региона они демонстрируют неуважение к пожилым людям, считая их «несведущими», «отсталыми» в вопросах исповедания религии, а также известным национальным праздникам (таким, как «Сабантуй»).
Между тем, уже в 1999 году в фокус информационного внимания попало медресе «Йолдыз» в Набережных Челнах, чьи студенты оказались причастны к взрывам домов в Москве, подрывам газопроводов на территории Татарстана вблизи Кукмора и Шемордана и подготовке боевиков в северокавказских лагерях под руководством Хаттаба. Впоследствии на протяжении 2000-х годов радикалы время от времени напоминали о себе властям и обществу.
Помимо салафитов, в Поволжье в середине 1990-х – начале 2000-х годов заявили о себе сторонники религиозно-политической партии «Хизб ут-Тахрир-аль-Ислами». Сегодня многие журналисты и эксперты отождествляют их с «ваххабитами», что не вполне корректно. Ведь и в теории, и на практике последние крайне негативно относятся к хизбутовцам, отвергая принципы всякой партийности и риторику партии, которая фокусируется на необходимости мирного построения халифата и демонтажа светской государственности.
Кстати говоря, во многом именно в силу описанных выше причин хизбутовцы не смогли укрепиться на Северном Кавказе. Там они столкнулись с противодействием не только властей, но и местных салафитов.
Менее активным и многочисленным нетрадиционным течением, заявившим о себе на территории Приволжского федерального округа, является «Джамаат Таблиг» («Общество доведения»). Оно концентрируется на буквалистском соблюдении религиозных норм. Кроме того, в регионе действуют (хотя и не столь активно, как в начале 1990-х годов) сторонники религиозных течений турецкого происхождения, ориентированных на «тюркизацию ислама» и «исламизацию тюркского мира», таких как «Нурджулар».
Таким образом, портрет неофициального и радикального ислама в Поволжье крайне многоцветен. Из-за его разнородности трудно говорить о некоем общем феномене.
Однако, помимо «религиозной глобализации», для распространения неофициальных направлений в Поволжье были и другие причины. Говоря о них, надо четко представлять себе, что в условиях этого региона очень сложно провести грани между различными течениями, а также уровнем их радикализма.
Есть серьезные разночтения и относительно потенциальной численности радикалов. Так, эксперт из Казани Раис Сулейманов заявил о трех тысячах «татарских ваххабитов», а журналист Максим Шевченко назвал эти данные «мифическими» и завышенными. Непраздный вопрос: а кто и как ведет учет и по каким критериям? Нередко ученики умеренных проповедников, войдя во вкус, не ограничиваются мирными теологическими дискуссиями. Просто потому, что поволжская территория, в отличие от Ближнего Востока и даже Центральной Азии, является периферийной и для салафитов, и для хизбутовцев.
Поэтому последние далеко не всегда ограничиваются мирной риторикой, а первые вовсе не обязательно вовлечены в террористическую активность. И очень часто идеологическая «чистота» не соблюдается ни теми, ни другими. В особенности, когда речь идет об использовании криминальных методов финансового обеспечения борьбы за «чистоту веры». Очень часто одни течения «маскируются» под другие, а уровень властей и силовых структур для понимания всех деталей и нюансов недостаточен. Отсюда зачастую и перекосы, и ошибки в определении имеющихся вызовов.
Эксперты также обращают внимание на явление, которое экс-президент Франции Николя Саркози называл в свою бытность шефом МВД «исламом подвалов и гаражей».
Жители депрессивных и социально неблагополучных городов, а также горожане в первом поколении (вчерашние сельские жители), не имеющие крепких социальных связей, в условиях Поволжья идут не в горы, а в «качалки» с отчетливым радикальным религиозным уклоном. И не столько в соответствие с какими-то известными в мире течениями, будь то салафитский ислам, идеи «Хизб ут-Тахрир» или «Нурджулар», а, скорее, стихийно. Эту тенденцию помогли более выпукло обозначить некоторые судебные процессы 2000-х годов против поволжских исламистов.
Необходимо также отметить отсутствие системной государственной политики в религиозной сфере. И не только в Поволжье, конечно же. Фактически на «исламском направлении» она свелась к передаче властных функций официально признанным духовным управлениям мусульман. Однако за период с начала распада Советского Союза эти структуры не раз оказывались аренами внутренней борьбы, скандалов, расколов и противоборств. Часто муфтии использовали в борьбе друг против друга сомнительные финансовые источники и столь же сомнительных союзников.
Все это, а также тесная связка духовных управлений с властью, серьезно дискредитировало традиционный ислам в глазах верующих. Важным моментом были и серьезные проблемы в духовном образовании. Очень часто пропаганда радикалов именно из-за этого получала определенную фору.
Нельзя не сказать и о разочарованиях населения в национализме. Если в начале 1990-х годов он заменял собой религию, то впоследствии после прихода во власть защитников «национальной идеи» наступило разочарование. И религиозный интерес к вере предков стал выходить на первый план.
Чем, кстати, пытаются пользоваться и националисты из некогда широко известного Всетатарского общественного центра (ВТОЦ). Все чаще их подзабытые лидеры (такие как Фаузия Байрамова) пытаются использовать не только риторику начала 1990-х годов, но идеи «религиозной чистоты». Свой корыстный интерес к региону проявляют и северокавказские радикалы. Они уже не раз публично высказывались о необходимости «пробуждения» волго-уральского региона и включения его в антироссийский джихад.
Конечно же, в этом перечне причин нельзя пропустить и отсутствие внятной стратегии государственной национальной политики, ориентированной на формирование единой политической идентичности всех граждан РФ. Нередко таковая подменятся набором фольклорно-этнографических мероприятий.
Сегодня Поволжье еще далеко от превращения во второе издание Северного Кавказа. Этот регион намного лучше интегрирован в общероссийские процессы, а жители России не воспринимают его как окраину, в отличие от Кавказа. Однако кавказский опыт показал склонность властей к упрощенному решению вопросов на проблемных территориях, без всестороннего учета многочисленных нюансов и деталей.
Спору нет, жесткое и бескомпромиссное противодействие терроризму необходимо на всей территории страны, будь то Волга, Урал или Кавказ. Однако без изменения социальной реальности, улучшения качества и профессионализма управленцев и силовиков, минимизации коррупции удары по террористам будут не слишком эффективными, поскольку питательная среда для экстремистских настроений будет сохраняться.
По материалам: Маркедонов Сергей, журнал «Новая Политика»
