Шейх-Аттар Иманаев (1875-1939)
Шейх-Аттар Хасанович Иманаев родился 7 августа 1875 года в д. Терси Елабужского уезда Вятской губернии (ныне — Агрызский район), в семье религиозного исламского деятеля. Сам себя считал башкиром-тептярем, в то же время иногда именовался татарином.
Окончил Казанский университет, где получил два специальных образования: историко-филологическое (восточное языковедение) и юридическое. В 1900 г. с дипломом правоведа 2-й степени вступил в корпорацию присяжных поверенных округа Казанской судебной палаты. Не порывая связи с университетом, Иманаев становится членом его Юридического общества.
Первые его печатные труды посвящены филологии: «Опыт научной грамматики турецко-татарского языка» (1910) и «Этимология и синтаксис татарского языка» (1910).
Лингвинистические опыты Иманаева, видимо, не нашли того одобрения, на которое он рассчитывал. Впоследствии он с горечью вспоминал, что эти его труды были оценены лишь много позже и не деятелями татарской культуры, а русским ученым-востоковедом Н. Ф. Катановым. Из его отзыва явствует, что автор составил свою грамматику татарского языка на манер русской грамматики, имея при этом целью встряхнуть татар от их вековой косности, покончить с законами чужой речи и заняться изучением законов своего родного языка.
Отдельные заметки по родному языку Иманаев печатал в издаваемом им журнале «Хокук ва хаят» (Право и жизнь. Он был не только издателем, но и редактором этого журнала). В новом начинании нашли применение и лингвистические, и юридические знания. Он писал многие статьи и заметки, скрывая свое авторство за такими псевдонимами, как «Мусульманин», «Имам», «Издатель».
Издание этого журнала было знамением времени. Революционный подъем начала XX века затронул и татарскую среду. Так, с сентября 1905 по май 1906 года только в Казани издавались 6 газет и один журнал на татарском языке. По более уточненным, хотя и неполным данным, в Казани с 1905 по октябрь 1917 года на татарском языке выходило 18 газет и 11 журналов.
Правительство хотя и разрешало подобные издания, но относилось к ним насторожено. Еще в конце XIX века попечитель Казанского учебного округа писал в одной из официальных бумаг, что «сохранение инородцами своей народности и развитие национального духа путем печатного слова действующими законами не воспрещается, но, несомненно, что поощрение таковых стремлений среди инородцев нисколько нельзя признать полезным в государственном отношении».
Не менее сложной и тревожащей власти была и проблема шариата. Весьма определенно высказывался по этому поводу известный правовед Казанского университета Г. Ф. Шершеневич, что предоставление татарам права пользоваться шариатом при наличии русского права «было бы учреждением государства в государстве».
Журнал «Хокук ва хаят» был оригинальным изданием. Материалы, набранные арабским шрифтом, перемежались в нем с материалами, набранными кириллицей. Официально журнал считался юридическим, но у него была широкая культурно-просветительская программа. О ней мы узнаем из свидетельства, предоставленного Ш.-А. Иманаеву губернатором на издание журнала «Хокук ва хаят».
Иманаев стремился оказать помощь своим единоверцам в ознакомлении с русским языком, действующим в судах и правительственных учреждениях, куда татары вынуждены были обращаться по ряду жизненно важных вопросов; вторая его задача — изучение татарами своей «народной речи и передача ее татарскими знаками».
В целях приобщения не только к русской, но и к мировой культуре, он полагал, что для национальных школ необходимо преподавание «всего набора европейских наук»; националов-противников этого широкого образования из национальной среды он называл «беспринципными микробами татарской нации».
Просветительская деятельность Ш.-А. Иманаева шла в русле такого широкого общественно-политического движения среди татар как джадидизм, ставящего своими целями освобождение татарской нации от отсталости и закостенелости, обновление ее общественной и политической жизни, приобщение к общеевропейским ценностям культуры и прогрессу.
Имеющиеся в нашем распоряжении выпуски журнала «Хокук ва хаят» дают яркое представление об отмеченной направленности журнала. В них материалы о делении права на гражданское и уголовное, о гражданских правах населения, о юридических лицах, о волостном и мировом судах, о наследственном праве (в связи с изданием в 1912 г. нового закона о наследовании), об амнистии, о законе и др.
Помимо частноправового аспекта, материалы журнала касались вопросов брачно-семейного права—бракосочетания (никах) и развода (талак); порядка расторжения брака и раздела имущества, отказа от наследства и выплаты долгов умершего наследодателя. Откликаясь на такое новое явление экономического быта, как товарищества, журнал разъясняет суть этих компаний, а также трудности, которые могут возникнуть у их участников при их открытии; дает материалы о Государственном банке, об управлении делами мелких кредиторов. Особое внимание уделяет он правам детей и женщин, например, праву детей на «продовольственное обеспечение», положению детей при раздельном проживании родителей.
В журнале «Хокук ва хаят» освещались и такие широкие проблемы, как равенство наций, личные права человека, использование татарами своих собственных прав (со ссылкой на ст. 1338 Свода законов Российской империи). Одновременно Иманаев упрекает мусульманских законоведов в том, что они руководствуются литературными источниками лишь первых веков ислама.
Не ускользает от внимания издателя языковая проблематика. Распространение юридической грамотности среди татар должно, по его мнению, заставить их изучать грамоту и науки, чтобы стать вполне сознательными гражданами наравне с русскими. Н. Ф. Катанов высоко оценивает языковые возможности журнала, поскольку он «писан не старым литературным языком, испещренным арабскими и персидскими словами и оборотами, непонятными или малопонятными простому народу, а языком, близким к народному, и потому понятным читателям».
На юридическом факультете Казанского университета проблема лекционного курса мусульманского права никогда не возникала, хотя разговоры об этом велись. И только в годы первой мировой войны началось чтение этого учебного предмета, для чего из Казанской духовной академии был приглашен П. К. Жузе, сириец по национальности, перешедший в православие.
В 1916 году он представил совету университета свою учебную программу, вполне выдержанную в методическом плане. Однако методологическое видение мусульманского права определялось православной ортодоксией, негативно относившейся к исламу. Уже в своей докторской диссертации «Ислам и просвещение» (1899) Жузе дал резко отрицательную характеристику исламу, как религии, полностью отрицающей Европу, фанатичной и прививающей отвращение к наукам, как «ужасной простоте», сдавливающей мозг человека, как упразднению гражданского общества.
Тем не менее, он вполне основательно занимался названным учебным предметом и перешел с ним после революции на факультет общественных наук, где разрабатывал его по таким направлениям, как история институтов мусульманского права, обычное право мусульманских народов, история мусульманского халифата, современное мусульманское право в связи с исламоведением. Однако тексты этих разработок не сохранились.
Потерей для университета стал отъезд П. К. Жузе сначала в Бакинский университет, а затем на родину, в Сирию.
Вот на это место и претендовал Ш.-А. Иманаев, полагая себя достаточно осведомленным в вопросах мусульманского правоведения. Окончательный же ответ на этот вопрос должна была дать факультетская комиссия, специально созданная в отделении. В ее состав вошли профессор Н. Д. Колотинский и преподаватели Б. Е. Будде, С. Е. Малов, Ю. Н. Фармаковский, И. А. Стратонов.
Серьезная испытательная программа включала в себя: коллоквиум по заранее составленным вопросам, пробную лекцию, ознакомление с сочинениями кандидата по специальности.
Вопросник для коллоквиума был составлен с учетом того, что еще до 1917 года Иманаев проходил магистерскую подготовку по кафедре гражданского права под руководством цивилистов Г. Ф. Дормидонтова и А. А. Симолина.
Вместо цельной рукописи Иманаев представил только предисловие, написанное в 1921 году к труду «Мусульманский юридический гражданский строй как результат общественности», якобы сгоревшему во время пожара в Забулачье, где он жил, а также ряд статей из журнала «Хокук ва хаят» по юридическим вопросам.
В предисловии соискатель ставил такие проблемы, как научная теория; подражание; ученые степени, их взаимное соотношение; цели и задачи наук вообще и науки правоведения; формальные свойства научности труда; признаки научности по существу. Из журнала комиссии были предложены статьи «Право и жизнь», «Жизнь и зачатки письменности», «Об источниках права», «Шариат», «Иджтихад», «О некоторых эпитетах перед собственными мусульманскими именами».
Пробная лекция Иманаева не состоялась. В отзыве профессора Н. Д. Колотинского на рукописи Иманаева отмечалось, что они не связаны между собой единством содержания, каждая посвящена самостоятельной теме.
Общее заключение комиссии было следующим, что Иманаев «1) обнаружил неспособность разбираться в общих вопросах права; 2) незнаком с литературой по мусульманскому праву, даже на русском языке; 3) не обладает способностью выражать свои мысли сколько-нибудь понятно«. Общее заключение гласило: «Признать коллоквиум Иманаева неудовлетворительным и допущение его к чтению лекций невозможным».
Этот удар по надеждам и чаяниям Иманаева совпал с личным неурядицами в его жизни — распадом семьи в середине 20-х годов. Тем не менее, он нашел в себе силы закончить начатый труд по мусульманскому праву, и в 1926 году в Казани был опубликован вышеупомянутый его труд «Мусульманский гражданский юридический строй как результат общественности» (Ч.1 Очерки по методологии истории права) 18.
Уже само наименование труда несет в себе целую научную концепцию: отказ от божественного происхождения шариата, признание роли гражданственности и общественности в формировании этой правовой системы, методологии ее изучения. Это был своеобразный прорыв в будущее научной истории права.
В предисловии к сочинению автор предупредил читателя, что тот не найдет в книге правовой догматики, что она целиком посвящена вопросам методологии и потому имеет только библиографический интерес.
О задачах своего исследования он говорил следующее:
1. «Теоретическое проведение строгой демаркационной линии между наукой вообще и наукой мусульманского права, с одной стороны, и исламской религии, как областью, не имеющей научного характера, с другой». При этом он специально оговаривал, что термин «мусульманский» не должен толковаться однозначно, как «религиозный», ибо шариат касается многих иных областей естественного и гуманитарного знания. Поэтому Иманаев считал вполне правомерным такие выражения, как «мусульманский гражданский юридический строй» и «мусульманские гражданские юридические отношения».
2. Констатация того, что мусульманское частное право является продуктом общественности, то есть развития социально-экономической и политической жизни мусульманского общества.
3. Важнейшей задачей для Иманаева являлось доказательство способности мусульманского права к развитию наравне с развитием «правосознания европейских народов».
Что же касается основного содержания своего труда, то автор исходил из истории арабского средневековья. Выбранный им метод исследования он характеризовал как материалистический и социологический. Иманаев активно опровергал общее мнение о застывшем характере норм шариата, об их противоречии с социалистическим строем; наоборот, он видел в них некоторые черты социалистичности, например, общность, общинность.
Сочинение полно разъяснений терминологии мусульманского права. Его сильной стороной является также критика ученых-догматиков, для которых мусульманское право исходит от Бога, основывается на религии. Такое учение, по мнению автора, не только не защищает человека, а наоборот, загоняет его в Прокрустово ложе формального закона.
Мнение о божественном происхождении мусульманского права неверно и с исторической, и с социологической, и с формально-логической точек зрения. Иманаев отвергает выражения-принципы «Предвечный Алкоран», «Покорность воле Аллаха» и т.п. Повторение подобных «истин», считал он, это спекуляция ученых-исламистов. И далее Иманаев высказывает ряд ценных мыслей о путях и методах создания подлинно научного исторического правоведения.
Отныне, по его мнению, история права, как наука, должна строиться на базе социологических исследований, выявления общих социологических законов истории, учета роли экономического фактора. Только так может быть создана новая историко-правовая школа, пользующаяся материалистическими и социологическими методами исследования.
В изучении мусульманского права следует более точно установить соотношение духа мусульманского мира с правом, изменяющимся согласно процессам исторического движения. А заучивание положений Корана отныне не должно быть мерилом учености.
Сочинение Ш. А. Иманаева как бы упало в пустоту: не было еще специалистов-историков права, которые могли бы его оценить. Но оценка последовала с иной, идейно-политической стороны и определялась не научными интересами, а задачами борьбы против «панисламизма», «патриотизма», «пантуранизма».
Мы имеем в виду рецензию (по нашим данным — единственную) М. Хомякова, написанную с этих позиций. Признавая необходимость знания мусульманского права для правотворческих процессов, идущих в Татарии, автор рецензии видит лишь негативные стороны этого права.
По его мнению, это — фетиш, прикрывающий борьбу с насилием, каким является любой гражданский кодекс запада; фетва как один из источников мусульманского права — не более, чем результат правотворчества в форме судебных приговоров, выносимых в интересах арабских эксплуататоров.
Так, классовое правосознание того периода времени помешало рецензенту обнаружить в праве вообще и в мусульманском праве в частности важнейший элемент социальной культуры, что ясно осознавал Иманаев. В его культурологической, объективно исторической концепции Хомяков увидел только помеху правотворческим процессам, идущим в Советской Татарии.
Среди гражданских историков данный вопрос решался неоднозначно. Так, В. Дитякин высказывал мысль о том, что исторической науке необходим «доподлинно историко-материалистический анализ ислама».
Он считал насущным требованием разорвать узость мышления мусульманских ученых, приблизить мусульмановедение к европейской науке и «в достаточной степени солидно обосновать даже попытки материалистического анализа истории ислама, не говоря уже об углубленном марксистском анализе ее».
Оценка этих и подобных научных позиций была обусловлена и внутриполитической обстановкой в Татарской республике того времени. Тот же В. Дитякин отмечал, что в последние два-три года эти вопросы стояли намного острее, чем прежде, а «восточные научные разработки (речь идет об ученых Восточно-педагогического института г. Казани) проявляют замкнутость, узость, ограниченность своих взглядов». Сам Дитякин чуть позднее вынужден был признать, что «ислам—немалая помеха, серьезный тормоз в деле построения нового мира».
Иманаев со своим позитивно-историческим подходом к исламу, шариату не вписывался в эту антиисламскую ортодоксию конца 20-х-начала 30-х годов. О нем забыли прочно, навсегда.
* * *
Последний период жизни Ш.-А. Иманаева полон трагизма непризнания, непонимания, отчуждения и полного одиночества. Судьба (или сам человек?) распорядилась так, что он остался без семьи, без крова, без занятий, без средств к существованию. Жизненные неудачи и разочарования сделали его неуживчивым, трудно переносимым человеком.
Журналистская привычка безоглядно высказывать свои мысли, сентеции, негативные оценки современности (например, о политических процессах 30-х гг.) настраивали против него окружающих, которые не всегда его понимали, искаженно воспринимали его высказывания. Обстановка всеобщей подозрительности и поиски «врагов народа» постепенно сделали свое черное дело.
В начале 1933 года Ш.-А. Иманаев впервые попал в жернова судебной системы. В биографии Иманаева, приведенной в следственном деле, его характеризуют как беспартийного, бывшего члена Государственной думы и члена Всероссийской партии «Иттифак аль-муслимин», до ареста не имевшего определенных занятий.
После заключения под стражу Ш.-А. Иманаев подвергался беспрерывным допросам, а когда у следователей возникли сомнения в его психическом здоровье, его поместили в Казанскую окружную психиатрическую лечебницу им. Семашко, где он находился с 13 по 20 марта 1933 года. Вывод врачей был однозначным — психически здоров.
В результате двухлетнего следствия было вынесено обвинение, в котором ему вменялось в вину, что он являлся активным членом контрреволюционной организации «Всесоюзная социал-фашистская партия» на территории Татреспублики, что он «руководил филиалом этой организации в Верхне-Удинске, принимал участие в составлении контрреволюционных] повстанческих листовок и разработке программы к[онтр]р[еволюционной] организации, сводившейся к вооруженному свержению соввласти».
В самом начале 10 тома его следственного дела, обвинение сформулировано уже по-другому: «Обвиняется Иманаев Шейх Гаттар, бывший дворянин, сын ахуна, беспартийный, с в[ысшим] образованием, по социальному положению служащий, в данное время безработный, который изобличается в совместной с другими членами контрреволюционной] организации деятельности, направленной к свержению советской] власти и образованию буржуазно-демократического государства народов Востока».
Совещанием при ОГПУ от 13 декабря 1935 года Иманаев был приговорен к трем годам высылки в Западную Сибирь, считая срок со дня его ареста, с 26 января 1933 года. Из тюрьмы ссыльного направили этапом в Новосибирск. В деле имеется сообщение, что из под стражи Ш.-А. Иманаев был освобожден 6 февраля 1934 года в г. Новосибирске.
Уже оттуда его сразу переправили в г. Томск. В уголовном деле есть его заявление на имя Ягоды, датированное октябрем 1935 года, в котором он сообщает, что был выслан на три года в Новосибирск, но в настоящее время находится под учетом Томского сектора НКВД и живет в Томске по адресу ул. Герцена д. 15, кв.6.
Ввиду престарелого возраста, Иманаев просил разрешить ему проживать в том городе Советского Союза, который он сам выберет. Однако Иманаеву отказали в его просьбе и оставили жить в Томске до 26 января 1936 года.
Правда, сам Иманаев сообщает, что освобожден был только 6 февраля 1936 года, то есть провел в ссылке три года и 12 дней. Как видим, «советская Фемида» образца начала 1930-х годов еще достаточно «гуманно» обращалась с «врагами» Советской власти. Еще пару лет, и таких понятий как «три года ссылки» не будет и в помине.
Несмотря на это, Ш.-А. Иманаев, пишет бесконечные протесты и заявления в вышестоящие организации. Во-первых, он как профессиональный юрист, не мог согласиться с такой грубой фальсификацией его дела (как отмечено в деле «виновным признал себя частично»), а во-вторых, он страдал множеством серьезных хронических заболеваний (являлся инвалидом II группы), которые резко обострились в неблагоприятных условиях ссылки.
Вот что, например, пишет он в одном из своих заявлений на имя председателя коллегии ОГПУ тов. Менжинского: «В настоящее время, в виду болезненного состояния своего, я физически не имею возможности жить в г. Томске, как в чужом краю, где у меня нет ни знакомых, ни крова, ни пищи. Ни одежды и вещей, которые ограблены у меня при прямом или косвенном содействии же агентов-сотрудников ТОГПУ. Не имею я и должности, ибо, как правило, по существу здесь ссыльным должности не дают и административные ссыльные обречены голодной смерти I… В настоящее время, я нахожусь на краю гибели и Христа ради прошу вас как вождей пролетариата освободить меня от остальной части обязательного состояния на особом учете в Томском секторе ОГПУ».
Еще в одном письме, написанном мелким аккуратным почерком, он пытается доказать свою невиновность.
Частично бумага стерлась, и некоторые слова не читаются: «Сам я инвалид 60[-ти] л[ет], сын простого тептяря, профессора-востоковеда-ясашника-лопатника, еще до моего рождения отец бросил должность муллы … был убит кулаками. .. Образование получил на башкирскую стипендию, как тептяр, научные труды посвящаю имени вождей, как и поэтические свои революционные стихи — «Вождю» и др., выполнял работы у краснопартизан-подполыциков… В Государственную думу избран был выборщиком мелкой курией «инородцев», но меня не пустило дворянство — Толстой, Милославский, Боратынский, ибо против камергера Милославского я вел судебный иск в Суд[ебной] палате и выиграл это спорное дело. Квартиру мою отобрали в нарушение постановления ВЦИКа от 28 августа [19]33 г. … о 20 кв м жилой площади моей, как научного работника.
M. H. Покровский дал обо мне отзыв, что я являюсь ценным научным работником и как преподаватель в области истории и права Востока»40. Из дела Ш.-А. Иманаева 1933-1936 годов непонятно, когда он был окончательно освобожден из под ареста и выехал из Томска в Казань. Скорее всего, это произошло в феврале-марте 1936 года.
Уже в Казани у него не заладились отношения с соседями по дому, который некогда принадлежал ему по праву частной собственности, начались конфликты и с жилищными органами. Не сложились отношения и с коллегами из школы № 13 Сталинского района г. Казани, куда он устроился преподавателем русского и немецкого языков.
Верный своей давней просветительской миссии, он требовал от своих учеников самого прилежного изучения своих предметов. В то же время Иманаев говорил о ненужности татарского языка, поскольку-де, в Татарии всеми делами заправляют русские; немецкий же, по его мнению, в недалеком будущем должен был стать языком всеобщего общения. В отношении Иманаева стал складываться образ антисоветчика.
В 1938 году его привлекли к судебной ответственности как контрреволюционера по ст. 58-10 УК РСФСР41. Свидетелями по делу проходили соседи по дому и коллеги-учителя по школе. Ситуацию предварительного расследования усугубили:
а) «сомнительное происхождение» — сын ахуна, дворянин;
б) дореволюционное участие в буржуазной прессе;
в) занятие подпольной адвокатурой (в поисках средств к существованию). Против него было и его положение человека без постоянного места жительства.
На допросах Иманаев отвергал все обвинения в свой адрес; объяснения своим действиям давал языком культурного, образованного человека — его не понимали. У следствия вновь возникло сомнение в его психической полноценности, была назначена судебно-психиатрическая экспертиза.
Он был признан психически здоровым человеком, однако с некоторыми психопатическими изменениями личности в связи со старческим возрастом (и, добавим от себя, жизненными испытаниями, выпавшими на его долю). Не без основания считая себя образованным, ученым человеком, Иманаев остро переживал непризнание своей личности, невостребованность и ненужность, неустроенность жизни, к тому же страдал компенсированным пороком сердца.
Вечером 8 января 1939 года в возрасте 64-х лет Иманаев скоропостижно скончался, не находясь под следствием и одного года.
Реабилитирован был посмертно на основании Закона Российской Федерации о реабилитации заключением прокуратуры Республики Татарстан от 21 октября 1998, года.
Вступительную статью подготовили Ирина Емельянова, кандидат юридических наук,
Азат Ахунов, кандидат филологических наук
Свидетельство об издании журнала «Хокук ва хаят», выданное Ш.-А. Иманаеву
19 декабря 1912 г.
г. Казань
Дано сие на основании 17 ст. Врем[енного] правительства] о поврем[енном] издании], приложение] к ст. 114 Уст[ава] о ценз[уре] и печ[ати], Св[ода] зак[онов] т. XIV, по прод. 1906 г., проживающему в г. Казани, по Екатерининской улице, в доме Сагадеева, № 71, присяжному поверенному округа Казанской судебной палаты, коллежскому асессору Шаиху-Аттару Хасановичу Иманаеву, в том, что он, Иманаев, как видно из поданого им заявления, намерен издавать в г. Казани под личною своею ответственностью в качестве ответственного редактора издание юридического журнала на русском и татарском языках под названием «Право и жизнь» (Хукук ва хаят) с выходом от одного до пяти раз в неделю с бесплатным приложением годовым подписчикам статей из действующих законов в переводе на татарский язык, по следующей программе:
1. Действия и распоряжения правительства,
2. Передовые статьи по юридическим вопросам, 3. Судебная хроника,
4. Библиографический отдел.
5. Фотографии и биографии общественных деятелей, выдающихся юристов и представителей других отраслей знания, прямо или косвенно содействующих улучшению правового положения населения,
6. Справочник по судебным делам, производящимся в публичном порядке,
7. Судебные телеграммы и письма,
8. Судебная медицина,
9. Фельетоны и критический разбор статей из области юриспруденции всякого рода, отчеты о деятельности юридических обществ — русских и иностранных,
10. Административная юстиция,
11. Ответы подписчикам и читателям по вопросам, касающимся печати, администрации, отбыва[ни]я воинской повинности, учебных заведений, торговли, повинностей и налогов и вообще отдел практических советов по действующим законам,
12. Отдел статей — извлечений из 16 томов Свода законов, касающихся татарского населения России,
13. Фотографические снимки общественных деятелей, картины и карикатуры,
14. Отдел сатиры и юмора,
15. Статьи по вопросам из общественной жизни: местная хроника и известия из фабрично-заводской жизни,
16. Областные и внутренние известия,
17. Отдел по народному образованию с освещением вопросов по обучению мусульманских женщин и о положении учителей-мусульман,
18. Статьи о литературе, театре и музыке и вообще искусстве, критика и отчеты о выпущенных в свет литературных произведениях,
19. Иностранные известия и
20. Отдел объявлений.
Журнал этот будет печататься в типографии бр. Каримовых в гор. Казани. Подписная цена объявлена для городских подписчиков с доставкой на год 3 руб., на полгода -1 р. 75 коп., на три месяца — 1 руб., на один месяц 40 коп., отдельный номер — 12-20 коп., для иногородних подписчиков на год — 3 р. 50 коп., на полгода — 2 р., на три месяца -1 р. 25 коп., на один месяц — 50 коп., отдельный номер — 12-20 коп. Что и удостоверяется надлежащим подписом* и приложением казенной печати. Гербовый сбор уплачен.
Подлинное за надлежащим подписом.
С подлинным верно:
За помощника правителя (подпись)
НА РТ. Ф.420. Оп.1. Д.212. Л.9-9 об.
Отзыв Н. Ф. Катанова о трудах Шайх-Аттара Иманаева на татарском языке
14 февраля 1921 г.
г. Казань
1) Статья «К уважаемым подписчикам», помещенная в № 1 журнала «Хукук ва хаят» (Право и жизнь), от 30 янв[аря] 1914 г.
В этой статье редактор журнала, Ш.-А. Иманаев, дает обещание знакомить читателей-подписчиков журнала с вопросами касательно права, отведя для этих вопросов особый отдел.
2) Статья «Использование татарами своих собственных прав» в № 1 журнала «Хукук ва хаят», от 30 янв[аря] 1914 г.
В этой статье редактор говорит о том, что у татар глаза на европейское образование стали раскрываться лишь за последнюю 1/4 века, и что ныне у татар школ с европейской наукой стало уже много, и что тем не менее находятся «беспринципные микробы татарской нации», добивающиеся закрытия такой полезной школы, в которой училось около 100 бедных девочек. Автор статьи добавляет, что «право» было применено к закрытию школы, между тем как оно должно было бы осуществляться совершено в обратном смысле.
3) Статья «Применение шаригата в присутственных местах», помещенная в № 1 журнала, «Хукук ва хаят», от 30 янв[аря] 1914 г.
В этой статье Ш.-А. Иманаев разъясняет, что по смыслу 1338-ой статьи тома X, части I «Законов гражданских» мусульмане могут пользоваться иногда шаригатом, между тем как в действительности русские судьи, по незнанию языков арабского и татарского, означенного права мусульманам не предоставляют. Покойный профессор Г. Ф. Шерше-невич заявлял, что предоставление права мусульманам при действии русского права было бы учреждением государства в государстве. Ш.-А. Иманаев далее разъясняет, что своим, мусульманским, правом пользуются ныне и муллы, и Магометанское духовное собрание, и высказывает сожаление, что муллы, выдавая свидетельства, никогда не указывают на те места шаригата, откуда они почерпают свои решения.
Эти 2 статьи (№№ 2 и 3) под заглавием «Право и жизнь» помещены с массой опечаток и на русском языке, с той еще разницей, что младо-татар новаторов Ш.-А. Иманаев в татарской статье бранит не так резко, как в русской.
4) Статья «Передовая статья» («Право и жизнь») в № 1 журнала «Хукук ва хаят», от 2 янв[аря] 1913 г.
В этой статье Ш.-А. Иманаев дает обещание знакомить в своем журнале читателей с правом, действующим в России, начиная с 1905 г., одинаково по отношению ко всем ее народам, включая и мусульман (причем мусульмане в таких вопросах, как: брак, развод, наследство и т. п., могут обращаться за разрешением и к шаригату); затем Ш.-А. Иманаев сильно сожалеет, что многие мусульмане, населяющие Россию, например], кочевники, незнакомые не только с русской грамотой, но и с мусульманской (арабской и татарской), лишены возможности изучать какое бы то ни было «право» и пользоваться таковым сознательно; сетует автор и на то, что в русских судах переводчиками являются зачастую люди малообразованные, от которых зависит часто то или иное решение дела.
В конце статьи автор замечает, что грамотность у татар распространена не в простом народе, а среди мулл и их учеников. Ввиду того, что жизнь идет вперед, выдвигая на сцену немало жгучих практических вопросов, требующих неотложного разрешения, автор усердно рекомендует своим единоверцам изучать грамоту и науку, чтобы стать вполне сознательными гражданами наравне с другими.
Приблизительно эти же мысли высказаны и в русской статье «Право и жизнь», помещенной в этом же номере журнала.
5) В том же № 1 журнала «Хукук ва хаят», от 2 янв[аря] 1913 г., помещена статья «Хукук»-«Права».
В этой статье автор разъясняет своим читателям значение терминов: волостной суд, земский начальник, городской — мировой судья, съезд мировых судей, уездный член, окружной суд, судебная палата и поясняет примерами из жизни, что по разным делам следует обращаться в разные суды, а не то, что все эти термины — однозначные. Тут же разъясняется разница между терминами: гражданское дело и дело уголовное, причем добавляется, что эта разница иногда бывает весьма незаметна, и неуловима для земских начальников, не получивших юридического образования. В этой статье автор особенно долго останавливается на описании волостного суда и на выяснении терминов: истец — истица, ответчик- ответчица, обжалование решения и пр., причем указываются и статьи законов.
6) В том же № 1 журнала «Хукук ва хаят», от 2 янв[аря] 1913 г., помещена статья «Ответы».
Один из этих ответов разъясняет вопрос: «Одному человеку досталось наследство, но за покойником остается долг. Нужно ли платить этот долг». В ответе говорится, что от наследства человек в праве отказаться, если долг превышает стоимость наследства (напр., наследство стоит 100 руб., а долгу надлежит заплатить 1 000 руб.). Второй вопрос разъясняемый автором, это — в каком случае при приобретении владения следует обращаться к младшему нотариусу и в каком — к старшему. Во втором случае указывается и статья закона.
7) В № 4 журнала «Хукук ва хаят», от 12 марта 1913 г., помещено продолжение и окончание статьи № 5, озаглавленной «Хукук».
В этой статье говорится «о гражданских правах», «юридическом лице» и «волостном суде» на основании российских законов. Заканчивается статья рассмотрением дел гражданских, подведомых волостным судам (дел 4 категорий).
8) В том же № 4 журнала «Хукук ва хаят», от 12 марта 1913 г., помещена статья, под названием: «Ответ на вопрос».
В этой статье автор говорит, что дитя по шаригату должно быть воспитываемо: мальчик до 7 лет, а девочка до зрелости, матерью, но на средства отца, хотя бы он жил отдельно от матери. В течение периода воспитания отец не в праве отнимать дитя от матери. Далее, в этой же статье, приводятся сенатские разъяснения касательно того, кому должно принадлежать дитя при раздельном жительстве родителей.
9) В № 5 журнала «Хукук ва хаят», от 31 марта 1913 г., помещена еще одна статья, озаглавленная «Хукук» («Права»).
В этой статье говорится, что для российских мусульман, исключая кочевников и Туркестана, учреждены Россией 3 муфтиата: один муфтий живет в Уфе, другой в Закавказье и третий в Крыму, и что вопрос о наследстве этими муфтиями понимается и решается по шаригату различно, иногда до того различно, что мусульмане обращаются за решением к коренным русским законам, оставляя без внимания шаригат, и получают удовлетворение.
10) В том же № 5, от 31 марта 1913 г., помещена статья под заглавием «Вопрос и ответ».
Вопрос заключается в следующем: «По смыслу слов Корана, что жениху принадлежит половина оставляемого невестой, если у нее нет дитяти, в праве ли жених получить по шаригату 2/3 имущества невесты, умершей до брака?» — Ответ: «Без сомнения принадлежат 2/3 имущества жениху».
Тут же помещен и другой вопрос: «Как судить лицо, выдавшее обманом замуж больную девицу? Может ли такое лицо откупиться деньгами?» — Ответ: «По шаригату обман есть только грех, а по закону это не такой обман, какой бывает в торговле, когда вместо хорошего товара подсовывают дрянной; в этом случае закон предоставляет мусульманам судиться по их шаригату».
11) В № 6 журнала «Хукук ва хаят», от 30 апр[еля] 1913 г., помещена статья «Хукук» («Права»).
В этой статье автор говорит о новом законе, вышедшем 3-го июня 1912 г. и касающемся вопроса о наследстве. В начале статьи автор замечает, что в древней Руси женщина почти ничего не получала из наследства, а по новому закону она получает ту же долю, что и мужчина, следовательно], по новому закону статья 1130-я изменена в корне. В конце статьи автор приводит статьи 1130-ю, 1135-ю и 1148-ю.
12) В этом же № 6 журнала «Хукук ва хаят», от 30 апр[еля] 1913 г., помещена и другая статья «Вопрос и ответ».
Вопрос задан такой: «Кто-нибудь воспитал девочку с 5-6 лет, а потом умер, оставив девочку в своем доме. По шаригату она ничего тут не наследует, а по закону как? Девочка, не показанная в детях по бумагам, может ли получить часть хозяйского добра?» — На этот вопрос автор дает такой ответ: «Вопрос распадается на 2 категории: 1) касательно земледельцев-крестьян и 2) касательно прочих граждан. Крестьяне усыновляют чрез волостное правление и казенную палату, а мещане чрез мещанскую управу и казенную палату, городские же купцы и дворяне чрез окружные суды. По статье 156-й X тома, 2-го раздела, если усыновитель умирает, усыновленный получает наследство, не усыновленный же никаких прав на наследство не имеет».
Тут же автор приводит сенатское решение 1907 г. за № 12 касательно прав усыновленных мусульман на наследство, а в заключение разъясняет термин «земская давность».
13) В № 7 журнала «Хукук ва хаят», от 31 мая 1913 г., помещена еще одна статья Ш.-А. Иманаева, озаглавленная «Хукук» («Права»).
В этой статье автор говорит о том, что следует строго различать термины: присяжный поверенный, помощник присяжного поверенного, частный поверенный, и что закон, покровительствуя институту присяжных поверенных, карает тюремным заключением разных обманщиков простого люда, как то: писак прошений, агентов-советчиков и маклеров. Автор разъясняет своим читателям, что такое присяжный поверенный и что такое присяжный заседатель, и говорит, что этих двух терминов смешивать не годится. Относительно присяжного поверенного автор замечает, что таковым может сделаться только окончивший курс юридического факультета и выдержавший государственный экзамен.
14) Сочинение Ш.-А. Иманаева, напечатанное в 1910 г. под заглавием: «Этимология и синтаксис татарского языка» (100 стран[иц] в 8 д. л.).
Материал в этом сочинении разбит на 3 части, в 220 DG: 1-ая часть касается звуков гласных и согласных, 2-ая — частей речи и 3-я — синтаксиса и знаков препинания, 1-ая часть рассматривает звуки с физиологической точки зрения, чего до сих [пор] не делалось ни в одной татарской грамматике, и сообразно этому вводит в употребление ряд новых, чисто научных, терминов, причем устанавливает и новое правописание, совершенно отличное от прежнего татарского, бывшего под большим влиянием или турецких грамотеев, или бухарских. Интересуясь татарскими диалектами, автор дает в фонетической записи тексты: татарский, мещеряцский и башкирский. По прежней транскрипции языки татарский, мещеряцский и башкирский мало были отличаемы друг от друга, и это давало многим повод думать, что мещеряки и башкиры по языку тоже, что и татары.
Распределение слов по частям речи, по числам и пр[очее] сделано тоже по требованиям европейской науки, и в этом отношении грамматика выгодно отличается от грамматик, прежде издававшихся татарами по образцам персидским или арабским.
Заключение
Поводя итоги всему, что дают нам все 14 произведений Шайх-Аттара Иманаева, мы приходим к следующему:
1) Иманаев настойчиво проводит мысль о необходимости татарам знать грамоту и законы русского народа, бок о бок с которым они издавна живут, и которым они совсем мало интересуются.
2) В своих собственных статьях и в статьях других, вышедших под редакцией Иманаева, читателям даются Иманаевым разъяснения на основании большей частью русских законов.
3) Всю грамматику татарского языка Иманаев составил на манер русских научных грамматик, чтобы татары встряхнулись от своей вековой косности, сразу покончив с законами чуждой речи, и занялись изучением законов своего языка с научной точки зрения, по образцам русских научных грамматик.
4) Во всех произведениях Иманаева проходит одна мысль — помочь татарам в изучении русского закона и в усвоении научных методов изучения народной речи и передачи ее татарскими знаками.
5) Из статей других авторов, редактированных в журнале «Хукук ва хаят» Ш.-А. Иманаевым, видно, что в тех случаях, когда мусульманский шаригат дает неясный ответ, или когда в нем нет ответа на интересующий вопрос, предпочтение отдается всегда русскому закону.
6) Журнал «Хукук ва хаят», как в собственных статьях Ш.-А. Иманаева, так и в других, редактированных им, писан не старым литературным языком, испещренным арабскими и персидскими словами и оборотами, непонятными или мало понятными простому народу, а языком, близким к народному и потому понятным читателям.
7) Журнал дает ответы преимущественно на вопросы, так сказать, дня, на вопросы, задаваемые большей частью читателями, но в нем есть статьи, относящиеся прямо до шаригата, хотя и не принадлежащие нашему автору. Из этих статей видно, что журнал — компетентен и в шаригате.
Ввиду всего вышеизложенного я думаю, что Ш.-А. Иманаев вполне пригоден для проведения в жизнь и сознание татарского народа русского права во всех его разветвлениях и для ознакомления русских с нынешним состоянием татарского быта, татарского языка и татарской «науки», в частности татарско-арабской «юриспруденции», хотя она по частям уже устарела и на деле не применяется.
Так как Ш.-А. Иманаев в совершенстве знает татарский язык, то ему, думаю, не будет особого труда преподать русским и те юридические науки, которые изложены в арабских сочинениях: «Гидая» — XII в., «Джамиу-р-румуз» — XVI в., «Гиная» — XVII в., «Мух-тасару-ль — викая» — XIV в., «Устуани» и др., ибо эти сочинения у татар в Казани издавались не только в арабском оригинале, но и с переводом, а «Гидая» издана в 4 томах даже по-русски (Ташкент. Под ред. Н. И. Гродекова).
НА РТ. Ф.Р-1337. Оп.27. Д.11. Л.13-18.
Документы к публикации подготовила Гульнара Замалдынова, главный специалист НА РТ.
