КТО ДЕЛАЕТ ИЗ ПОВОЛЖЬЯ ПРОВИНЦИЮ ХАЛИФАТА?

141523525 КТО ДЕЛАЕТ ИЗ ПОВОЛЖЬЯ ПРОВИНЦИЮ ХАЛИФАТА? Анализ - прогноз Антитеррор Ислам

В среде российских мусульман нарастает противостояние между сторонниками традиционного ислама и радикалами-ваххабитами. Такой видит ситуацию руководитель Приволжского центра региональных и этнорелигиозных исследований Российского института стратегических исследований (РИСИ) Раис Сулейманов.

Напомним, что в одном из сюжетов программы «Время» Саратовскую область назвали в числе российских регионов, где наиболее мощно представлены ваххабитские центры. Эта информация вызвала резкую реакцию со стороны руководства местного Духовного управления мусульман. В отсутствие муфтия Мукаддаса Бибарсова официальный представитель ДУМСО Ахмед-хаджи Махметов обратился в правоохранительные органы с требованием проверить репортаж на «наличие экстремизма и признаков разжигания межконфессиональной розни».

Исламовед, ученый и эксперт из Казани в интервью корреспонденту «Взгляда» подтвердил, что в Саратовской области созданы условия для формирования социальной базы радикального ислама. Часть вины за это он возлагает на муфтия Бибарсова. Сулейманов настаивает на заключении ваххабитов в тюрьмы на длительные сроки, призывая при этом использовать опыт Китая, Узбекистана и США.

Наряд – не только обряд

– Так какой видится ситуация с позиции экспертов вашего исследовательского центра? Мусульманская среда действительно радикализуется?

– Одно из основных направлений деятельности Приволжского центра РИСИ – исследование процессов, проходящих внутри мусульманского общества. Мы отмечаем тенденцию, которая сегодня становится все более очевидной. Речь идет о проникновении идей фундаментализма в российские регионы, и прежде всего, в Приволжский федеральный округ. Это то, что мы называем экспансией нетрадиционных для коренных мусульманских народов России течений зарубежного ислама радикального толка.

В их числе: ваххабизм (салафизм), нурсизм, деятельность организаций «Хизб-ут-Тахрир», «Братья-мусульмане», «Джамаат Таблиг» и других. Их цель одна – переориентировать, переподчинить российских мусульман зарубежным исламским центрам. В результате часть российских мусульман, проникшихся идеями радикального ислама, действительно может превратиться в «пятую колонну» в собственной стране. Предполагаю, что долгосрочная цель людей, проводящих подобную политику, – это втягивание регионов Поволжья в противостояние на религиозной почве. А это может привести к повторению в наших регионах северокавказского сценария.

– Назовите, пожалуйста, основные различия между традиционным исламом и его «модернизированными» течениями?

– Здесь есть много тонкостей в обрядовой части. На них не все обращают внимание, но они существуют. В традиционных исламских сообществах, в том числе и среди народов России, наиболее распространены такие религиозно-правовые школы, как Ханафитский (в Поволжье и среди ряда народов Северного Кавказа) и Шафиитский (часть Северного Кавказа) мазхабы. Они являются двумя из четырех направлений суннитского ислама.

Радикалы не считают эти учения верными. Они настаивают, что некоторые обряды, которые сложились на территориях проживания коренных мусульманских народов, сегодня уже не согласуются с их представлениями о чистоте веры. Фундаменталистами отрицаются и не исполняются многие обрядовые нормы, которые стали традиционными для российских народов, исповедующих ислам.

– Какие из обрядов вызывают наиболее негативную реакцию представителей нетрадиционного ислама?

– Например, к ним относится традиция посещения могил и признанных у того или иного народа святых мест. У татар Поволжья это, например, посещение Болгара – древней столицы Волжской Булгарии, средневекового мусульманского государства, дружелюбного по отношению к русским удельным княжествам. Традиционно татары из многих регионов России приезжают в эти места и совершают здесь коллективную молитву. Посещение святого места называется зиярат. По народной легенде считается, что сам Пророк направил в Волжскую Булгарию трех сахабов – своих сподвижников. Могила одного из них, по преданию, находится именно в Болгаре. Сейчас там установлена красивая мемориальная стела.

Но для ваххабитов, не считающихся с чувствами коренных народов, эти места не имеют никакого национально-культурного значения, а потому они стараются их не посещать и призывают к тому же остальных мусульман. Несмотря на то, что для коренных мусульман России эти традиции и обряды были присущи на протяжении нескольких веков, радикалы называют это нововведениями – бидгат.

Затем, у татар, к примеру, есть такой институт как абыстай. Раньше так называли жену муллы, которая учила девочек основам ислама. Теперь это может быть любая религиозно образованная женщина, которой поручается проводить меджлисы (собрания на дому). Она за столом читает суры из Корана, а собравшиеся ее внимательно слушают. Церемония, как правило, продолжается чаепитием. Это очень хорошая, добрая традиция, которая выдержала даже гонения и запреты советского времени.

Такие меджлисы на дому тоже вызывают у ваххабитов неприязнь и противодействие. Им не нравится, что за одним столом могут сидеть мужчины и женщины. А наиболее предосудительным, по их мнению, является то, что женщина может читать Коран мужчинам. По нашему же мнению, институт абыстай – наглядное свидетельство высокого статуса женщины в татарском обществе. Ваххабиты этого принять не могут. Они не хотят смириться с тем, что женщина сидит во главе стола и учит нравственным основам ислама присутствующих на меджлисе мужчин. Конечно, при этом они пытаются дать сложные обоснования такого неравноправия. Но фактически это можно назвать дискриминацией, не соответствующей традиционным представлениям мусульман России.

Другой пример существенного расхождения традиций – это наличие у татар поминальных ритуалов на третий, седьмой, сороковой день и годовщину. С точки зрения ваххабитов, этого делать нельзя. Нельзя проводить меджлис и вспоминать об усопших. И только потому, что в той же Саудовской Аравии как таковых кладбищ может и не быть, ваххабиты разрушили там даже могилы родственников Пророка. Похоронили и забыли. А если вы пришли на могилу, помолились, вспомнили человека, то это уже нарушение, так как, по их убеждению, в «чистом» исламе этого быть не должно.

Среди других отвергаемых традиций – татарский праздник Мавлид-байрам. Это день рождения Пророка Мухаммеда. Радикалы считают, что его также нельзя отмечать. Так как сам Пророк Мухаммед не делал этого, то и праздника быть не должно. По их мнению, у мусульман должно быть только два праздника – Ураза-байрам и Курбан-байрам. Всё.

Они пробовали выступать и против Сабантуя. У этого татарского праздника глубокие национальные корни. Иначе он называется праздником плуга. Похожие праздники есть и у других народов России. Сейчас Сабантуй больше похож на светское спортивное мероприятие, объединяющее людей вокруг темы труда, сохранения семейных и национальных ценностей. Но, по мнению тех же радикалов, правоверный мусульманин не должен посещать такой праздник. Они готовы менять традиции целых народов, а в отдельных случаях – и законы другого государства. В то же время отличительной особенностью традиционного ислама как раз является готовность мирно сосуществовать на одной территории с представителями других религиозных учений, вполне лояльно относиться к государству и светской власти.

Ваххабиты также выступают против таких элементов национальной культуры, как музыка, танцы и песнопения. Они заявляют, что все это нововведения, против которых необходимо бороться.

– А могут ли сегодня представители традиционного ислама оказывать какое-то влияние на радикалов?

– Сторонники радикальных течений уже поняли, что своими действиями подчас слишком резко выделяются из массы обычных мусульман и потому начали маскироваться. Ведь очень часто агрессивный стиль в навязывании собственных убеждений вызывает у людей обратную реакцию. Взять, к примеру, муфтия Саратовской области Бибарсова. В своих публичных заявлениях он выступает против посещения Болгара, хотя сам там бывает. Но, по моему мнению, он так поступает лишь для того, чтобы избежать обвинений в радикализме.

Что касается ваххабитов, то они сегодня нередко идут на разные тактические уступки. Например, говорят: «Пускай поминки будут». Это явление сегодня даже получило название криптоваххабизм. Человек при этом может тайно сохранять приверженность радикальным убеждениям, но публично будет демонстрировать иное поведение. Этот принцип называется такыя. Его можно объяснить так: «Если тебе выгодно, ты можешь скрыть свои подлинные намерения».

– А как радикалы обходят тему традиционной национальной одежды? Ведь для большинства из них в этом вопросе уступок быть не может. Например, национальный татарский платок, который всегда повязывался женщинами узлом сзади, открывая мочки ушей. Показывать свои серьги – было условным знаком достатка семьи.

– Среднее и старшее поколение и сегодня придерживается традиционной формы одежды. Женщины могут надевать калфаки (женская тюбетейка) и яулыки – платки, повязывая их сзади. Эта многовековая традиция татарского общества. Женщина ходила с открытым лицом, но если приходил посторонний мужчина, она могла взять платок за кончик и прикрыться.

У молодого поколения татарок, исповедующих ислам, уже доминирует хиджаб арабской формы. Еще несколько десятилетий назад, а тем более ранее татары его никогда не носили.
Это просто мода. Но следует учесть тот факт, что сейчас все исламские бутики Казани завалены арабской и турецкой одеждой. Она явно доминирует. В противовес этому была даже предпринята попытка создать некий современный наряд, соответствующий традициям и истории татарского общества. Но эта национальная татарская женская одежда оказалась существенно дороже аналогов, произведенных, к примеру, в Турции. Добавим, что нередко сами муфтии и имамы не настаивают на ношении национальных головных уборов татарскими женщинами, отдавая предпочтение арабским и турецким хиджабам.

Читайте также:  Уфа оказалась самым экстремистским городом в Поволжье

Сейчас проявилась и другая странная тенденция: распространение получает уже не столько хиджаб, сколько никаб – а это уже паранджа. Но такой наряд никогда не был традиционным у татар. Если мы посмотрим на дореволюционные фотографии, когда общество было значительно более религиозным, чем сейчас, то увидим многих татарок в головных уборах – калфаках. Это считалось вполне достаточным для покрытия головы. Единственная за всю историю ислама татарская женщина-казый (шариатский судья) Мухлиса Буби (1869-1937) на дошедших до нас ее фотографиях носит калфак. А ведь она была избрана казыем! Что касается арабских стандартов одежды… Если вы откроете Коран, то слово «хиджаб» встречается в нем семь раз, причем пять раз как «хиджаб» и два раза как «хиджабан», но оно не употребляется в Коране в таком контексте, в каком мусульмане сегодня называют «хиджаб». Кстати, слово «Халифат» в Коране вообще не упоминается. Но мало кто из исламской молодежи об этом задумывается. А ведь стоило бы.

– Нововведения затронули только женскую одежду?

– Мужскую тоже. Последователи «Джамаат Таблиг» в России начали копировать пакистанскую моду – носить длинную рубаху в пол. Если вы увидите такой персонаж, то, скорее всего, перед вами таблиговец. В Татарстане подобный наряд пока еще вызывает недоумение, поскольку зачастую на общем фоне выглядит нелепо. Но ведь еще 10 лет назад такого количества хиджабов на улицах не было. Пока слепое копирование арабской моды нарастает, а это достаточно наглядный показатель того, что и радикальные взгляды становятся популярнее. Ведь внешний вид, одежда часто являются маркером внутреннего содержания человека, в том числе его идейных взглядов.

«Зайдешь, а там одни приезжие»

– Есть попытки понять, сколько вообще мусульман живет, например, в Поволжье?

– В целом по Поволжью ситуация разнится. Но активно верующих мусульман в Татарстане, например, не более 5 процентов от общего числа населения. Хотя это число растет. В принципе, любая татарка считает себя мусульманкой, но более 90 процентов тех, кто себя так идентифицирует, не соблюдают обряды регулярно, это так называемые «пассивно верующие». Они стараются соблюдать ритуалы рождения ребенка, свадьбу, похороны или приходят в мечеть на праздники. Но в пятницу, а тем более по будням обычные граждане не часто посещают мечеть.

– В каких регионах Поволжья радикалы представлены особенно заметно?

– Конечно, первые места занимают республики Татарстан и Башкортостан. Но эти значения достигаются здесь в силу этнического состава республик. Если говорить в абсолютных цифрах, то по Татарстану мы можем назвать порядка 3000 человек, которых можно отнести к лицам, придерживающимся радикальных течений ислама, и к тем, кто им сочувствует. Что касается ситуации в других регионах, тот там радикальные центры локализованы точечно.
К примеру, в Пензенской области таким проблемным местом является село Средняя Елюзань. В Мордовии к проблемным можно отнести село Белозерье. В этих населенных пунктах из определенной части мусульман сформировались ваххабитские джамааты.

Саратовская область также в этом списке. Но специфика Саратова в том, что мечеть на весь город одна, и, соответственно, здесь сформировалась некая монополия на религиозную деятельность. Во главе общины стоит Мукаддас Бибарсов, и он определяет, в каком направлении верующим должно преподноситься религиозное учение. В Татарстане есть город Нижнекамск, где ситуация похожа на саратовскую. Там тоже одна мечеть, возглавляет которую достаточно радикальный лидер. Мухтасиб, то есть глава мусульманской общины, в Нижнекамске Юсуф Давлетшин, по мнению экспертов, способствует распространению ваххабитской идеологии. Недавно они планировали организовать летний лагерь для молодежи, чтобы среди нее распространять свое учение, но, к счастью, им этого не позволили.
Он долгое время и, кажется, вполне сознательно не хотел строить других мечетей. Между тем, в Нижнекамске мечеть одна, другая еще не достроена, а в соседнем Чистополе их семь, хотя населения меньше.

– Вы не первый раз выступаете оппонентом Мукаддаса Бибарсова. А как, по-вашему, оценивают его деятельность те, кто регулярно посещает мечеть?

– В Саратове растет недовольство действиями муфтия. Представители татарской общины, прежде всего из числа верующих среднего и старшего поколения, не одобряют его заигрываний с радикалами. Не всегда они говорят об этом открыто, но в частных беседах все активнее выражают свое недовольство. Многие говорят, что эту мечеть вообще не считают своей: «Зайдешь, а там одни приезжие». Представители местной татарской общины много раз давали понять, что их настораживает соседство с внутренними и внешними мигрантами, многие из которых исповедуют радикальные убеждения.

Одно из основных направлений деятельности Приволжского центра РИСИ – исследование процессов, проходящих внутри мусульманского общества. Мы отмечаем тенденцию, которая сегодня становится все более очевидной. Речь идет о проникновении идей фундаментализма в российские регионы, и прежде всего в Приволжский федеральный округ. Это то, что мы называем экспансией нетрадиционных для коренных мусульманских народов России течений зарубежного ислама радикального толка.

Этот протест не перерастает в какие-то публичные формы. Прихожане просто голосуют ногами – перестают посещать мечеть.

Но альтернативы Бибарсову пока нет. Ситуация в Саратове достаточно сложная. Мало того, что фундаменталисты монополизировали здесь духовное управление мусульман, им еще удается при этом поддерживать отношения со светскими властями. Например, на многие официальные мероприятия необходимо приглашать представителей религиозных общин. От мусульман приходится приглашать Мукаддаса Бибарсова, а кого же еще?

При этом на официальных встречах с чиновниками представители ДУМСО утверждают: «Мы контролируем ситуацию», а на самом деле, получается, что косвенно поддерживают радикалов. А поскольку монополия руководителя Духовного управления мусульман распространяется на весь регион, то протест со стороны татар дальше кухни не выйдет. И донести свою позицию до официальных властей простые верующие вряд ли смогут – они не так организованы.

В других случаях ситуация проще. Возьмем, например, Ульяновскую область. Там два муфтия. Один придерживается традиционных взглядов, второй – радикал. Конечно, местные власти поддерживают муфтия, проповедующего традиционный ислам. У них есть выбор.

Саратовским же чиновникам (а некоторые даже пытаются защищать Бибарсова) нужно быть осмотрительнее. Когда в 2009 году в Саратовской соборной мечети проходил съезд «Джамаат Таблиг» (организация, признанная экстремистской в России. – Ред.), кто-то из саратовских чиновников наверняка туда даже сходил, сказал приветственное слово… То есть фактически поддержал экстремистов, пропаганду взглядов которых государство запретило.

Или другой пример: на деньги министра финансов Саудовской Аравии Саида ибн-Саида, где государственной идеологией является ваххабизм, в Саратове было открыто медресе «Саид», названное по имени этого саудовского спонсора. Могу сказать точно: саудиты просто так деньги не дают, если они где-либо финансируют создание учебных заведений, то стремятся там преподавать по своим учебникам и книгам, то есть используют медресе для пропаганды своей идеологии.

Тот же самый Мукаддас Бибарсов сотрудничал с известным деятелем Кабардино-Балкарского ваххабитского джамаата Русланом Нахушевым. На протяжении ряда лет Бибарсов был руководителем движения «Российское исламское наследие», в руководство которого, помимо него, вошли также оккультный философ Гейдар Джемаль, никогда не скрывавший своих симпатий к джихадистам Северного Кавказа, и один из организаторов нападения на Нальчик Руслан Нахушев, в 2005 году объявленный в розыск за терроризм. В «Российском исламском наследии» Нахушев специализировался на «разоблачении силовиков» и был представителем так называемого «Кабардино-Балкарского института исламских исследований» (КБИИ) при этой организации. Этот ваххабитский «институт» еще в 1993 году был создан выпускниками саудовского вуза с целью координации и объединения мелких разрозненных ваххабитских джамаатов в Кабардино-Балкарии. Первоначально он назывался «Исламским центром».

Я предлагаю вспомнить историю «Кабардино-Балкарского института исламских исследований», с руководителем которого сотрудничал Мукаддас Бибарсов. Выпускник саудовского Университета имени имама Мухаммеда бен Сауда (Эр-Рияд) Муса (Артур) Мукожев в 1993 году со своими единомышленниками, обучавшимися вместе с ним в этом вузе, основал Исламский центр Кабардино-Балкарии (ИЦКБ). Среди прочих соратников Мукожева выделялся Анзор Астемиров, бывший его близким другом и принимавший активное участие в создании ИЦКБ. В рамках деятельности ИЦКБ им удалось координировать деятельность мелких разрозненных ваххабитских джамаатов и объединить их в крупнейший Кабардино-Балкарский джамаат.

Читайте также:  Противостояние ДУМ и Казанского мухтасибата

В 1999 году, исходя из сложившейся на тот момент ситуации, Астемиров и Мукожев решили, что легитимацию деятельности джамаата лучше будет проводить под маской научного учреждения. По этой причине ИЦКБ был преобразован в Кабардино-Балкарский институт исламских исследований (КБИИИ). Возглавлять это учреждение было доверено пришедшему относительно недавно в джамаат неофиту (несмотря на зрелый возраст) Руслану Нахушеву. Муса Мукожев и Анзор Астемиров формально стали числиться его заместителями по институту. В октябре 2005 года, накануне нападения боевиков на Нальчик, на несуществующем ныне сайте КБИИИ в разделе «Библиотека» находились ваххабитские (содержащие положения ваххабизма) книги: Мухаммада Шакира аш-Шарифа «Аль-Ильманийя», ваххабитских улемов Ибн-Джибрина, аль-Альбани, Ибн Усеймина, аль-Арнаута, ас-Саауи, а также трактат «Об обвинении в неверии (Такфир)».

После событий в Нальчике спецслужбы России объявили Мусу Мукожева в розыск. Был объявлен в розыск и Руслан Нахушев, который внезапно исчез через несколько дней после нападения ваххабитов на столицу Кабардино-Балкарии. Их соратник Анзор Астемиров был объявлен в розыск еще раньше – после нападения на Госнаркоконтроль этой республики в декабре 2004 года. Мукожев и Астемиров позже были уничтожены в ходе боестолкновения с правоохранительными органами. Получается, что в свои организации Мукаддас Бибарсов вольно или невольно подбирал террористов? Спросите его при встрече: а зачем он это делал?

Ваххабизм: Поволжье, далее везде?..

– Разве само общество не может выдвинуть из своей среды новых религиозных лидеров?

– А это и есть обратная сторона монополии. Религиозными лидерами становятся ставленники самого Бибарсова. Тот же Ахмед Махмедов – убежденный последователь его взглядов. Посмотрите, как он прикрывает своего шефа. Более радикальные заявления делает от своего лица, а муфтий всегда может сказать: «Я тут ни при чем. Это просто частное мнение, его личная позиция». В то же время смысл этих заявлений вполне ясно читается прихожанами. Они понимают, что является настоящей позицией ДУМСО.

Ситуация в Саратове достаточно сложная. Мало того, что фундаменталисты монополизировали здесь духовное управление мусульман, им еще удается при этом поддерживать отношения со светскими властями. Например, на многие официальные мероприятия необходимо приглашать представителей религиозных общин. От мусульман приходится приглашать Мукаддаса Бибарсова, а кого же еще? При этом на официальных встречах с чиновниками представители ДУМСО утверждают: «Мы контролируем ситуацию», а на самом деле, получается, что косвенно поддерживают радикалов.

Тем более, для многих куда проще перестать посещать мечеть, чем противостоять радикалам, которые могут оказать и прямое давление на прихожан. В большинстве случаев давление это чисто психологическое, хотя случается и иначе. В Поволжье уже бывали случаи, когда людей, открыто не согласных с позицией радикалов, из мечети выгоняли. Такое уже было в Нижнекамске. А в Казани был случай, когда имама одной из мечетей, придерживающегося традиционного ислама, ваххабиты просто выкинули из окна второго этажа мечети в сугроб.

– И как власти на это отреагировали?

– Пострадавший обратился с заявлением в полицию, но закончилось все тем, что когда милиционеры пришли, ваххабиты сказали им: «Не докажете! Где свидетели?». Фактически произошел рейдерский захват мечети. Пока имам писал заявление, радикалы созвали приход, а точнее, своих сторонников, избрали из их числа своего имама. Оформили это, как и полагается, протоколом, который и представили полицейским. А про свою жертву сказали: «Этот человек нам мешает». Полиция, естественно, не стала вмешиваться во внутрирелигиозный конфликт.

Случай не единичный, ваххабиты не раз пытались менять руководство мечетей, которое их не устраивало. По закону нужно только оформить протокол собрания прихожан. А так как ваххабиты активнее участвуют в религиозной жизни, то, даже находясь в абсолютном меньшинстве, для них не составляет труда сменить неподходящего имама. Такие случаи были в Пензенской области, в том же селе Средняя Елюзань. Именно там имамами сделали открытых ваххабитов. После этого многие татары перестали ходить в мечеть.

– Есть ли у вас примеры удачного противостояния радикализму?

– Для этого необходимы предпосылки. Обратная ситуация случилась в Москве. Там долгое время руководство было сосредоточено в руках Равиля Гайнутдина. Он контролировал мечети, не мешал распространять в среде верующих радикальные взгляды. Более того, он пошел на то, что разрушил одну из исторических татарских мечетей, построенную еще до революции. Он ее снес экскаватором, сказав, что будет строить еще большую мечеть на этом же месте, на деньги спонсоров с Кавказа. Многие татары на него за это обиделись и перестали ходить в мечеть. Старая мечеть у них ассоциировалась с собственной историей и традициями. Но затем в столице России появился новый муфтий. Пришел новый человек, Альбир Крганов. Став московским муфтием, он принялся проповедовать традиционный ислам, прежние прихожане вернулись, объединились вокруг него, и татарская община восстановила свои права. Теперь в Москве два муфтия, и властям легче: теперь можно поддерживать того, кто придерживается традиционного для России ислама и не пытается использовать мигрантов в своих политических целях.

– Какой же должна быть критическая масса фундаменталистов, чтобы они могли навязывать свою позицию остальным?

– На практике достаточно пяти процентов от общего числа верующих. Соберите на необитаемом острове 50 законопослушных граждан и пять бандитов – кто придет к власти? Беда в том, что радикалы всегда и везде более организованны и последовательны в достижении целей, действуют жесткими методами. Обычные люди к противостоянию с ними не готовы.

– А бывает, что кто-то из радикалов возвращается к традиционному пониманию ислама?

– Бывает. В редких случаях речь может идти даже о группе. Это когда молодые парни или девушки на чем-то «обжигаются». Но известны и случаи, когда во главе мечети, где раньше был имам-радикал, становится священнослужитель, придерживающийся традиционного для этого региона течения ислама. И большинство общины тут успокаивается. Правда, в этой ситуации, как правило, небольшая, но активная группа прихожан-фундаменталистов все же отделяется и покидает мечеть. Но большинство людей чувствуют при этом пробуждение и оздоровление.
Наиболее яркий пример – это смена имама в главной соборной мечети Казани на территории казанского Кремля. Мечеть построили в 2005 году, долгое время ей руководил Рамиль Юнусов, приверженец радикальных взглядов. Он фактически превратил ее в логово ваххабизма. Но после известных терактов сбежал. Любопытно, что он уехал не в арабские страны, а в Лондон – испугался, что начнут допрашивать. На место беглеца муфтият назначил своего представителя – Ильфара Хасанова, который придерживается традиционного для татар ислама ханафитского мазхаба, и сейчас ситуация в мечети уже более спокойная.

Конечно, радикалы, покинув мечеть, могут собираться на частных квартирах, но в этом случае им будет намного сложнее проповедовать свои взгляды среди верующих. Да и поддержки уже той у них не будет.
Вот почему так важна ротация кадров в духовенстве. Не стоит надеяться, что все произойдет само собой, изнутри мусульманской общины. Радикалы действуют жестко, они часто высмеивают традиционных прихожан: «Это мы правоверные мусульмане, а вы кто?». В сильно упрощенном виде это похоже на «докажи, что ты пацан». Без помощи государства общине бывает трудно противостоять радикалам.

– В своих выступлениях вы не раз утверждали, что там, где ваххабизм набирает силу, следует ждать терактов…

– Судите сами: недавно силовикам удалось предотвратить теракт в Подмосковье, в Орехово-Зуеве. Обратите внимание на состав террористов – это были выходцы из Поволжья. До этого теракты в Москве организовывали выходцы с Кавказа. Это говорит о расширении географии исламского фундаментализма от Кавказа до Урала вдоль Волги.
Конечно, не все ваххабиты готовы пойти на теракт, но многие готовы помогать бандитам – материально или морально. Например, выступать с различными заявлениями: призывать замалчивать тему терроризма среди радикалов, или обвинять СМИ в том, что они провоцируют негативное отношение к мусульманам. Обратите внимание, как ловко у них происходит подмена понятий. Стоит кому-либо заявить об опасности распространения ваххабизма, как тут же в ответ сыплются обвинения в исламофобии. Вы напишете о ваххабизме, а вас обвинят в том, что вы оскорбляете чувства всех мусульман.

Читайте также:  Западная Украина и западенцы

Мы уже увидели, что и среди татар есть террористы. Национальность в данном случае роли не играет. Ваххабитская идеология интернациональна. Есть же пример русского террориста-мусульманина: Саид Бурятский, он же Александр Тихомиров.

Конечно, не все ваххабиты готовы пойти на теракт, но многие готовы помогать бандитам – материально или морально. Например, выступать с различными заявлениями: призывать замалчивать тему терроризма среди радикалов, или обвинять СМИ в том, что они провоцируют негативное отношение к мусульманам. Обратите внимание, как ловко у них происходит подмена понятий. Стоит кому-либо заявить об опасности распространения ваххабизма, как тут же в ответ сыплются обвинения в исламофобии. Вы напишете о ваххабизме, а вас обвинят в том, что вы оскорбляете чувства всех мусульман. Вот так фундаменталисты подменяют понятия: они ставят знак равенства между ваххабизмом и исламом. И делают это сознательно.

– В какой степени усиливающаяся миграция из ряда азиатских республик может осложнить ситуацию в Поволжье?

– Это большая проблема. В данном случае я хочу подчеркнуть, что речь идет не о трудовой миграции или переселении бывших соотечественников. С миграционными потоками в Россию идет экспорт радикальных течений ислама. Кстати, в самих странах Центральной Азии – Узбекистане и Таджикистане – государство очень жестко пресекает все попытки распространения исламского фундаментализма. И нередко именно от преследования радикалы уезжают в Россию, где законодательство по борьбе с экстремизмом, на мой взгляд, все еще крайне либеральное: статья 282 Уголовного кодекса РФ в качестве максимального наказания предусматривает лишь два года лишения свободы.

В США за подозрение в участии в признанной террористической организации, например, в Аль-Каиде, могут посадить на 10 лет, в Узбекистане еще больше – на 12, в Китае – на 15 лет. В России же – максимум два года, а если это первое преступление, то, может, и год, и полгода, и вообще условный срок могут дать. С учетом времени следствия и содержания в изоляторе экстремист нередко выходит на свободу прямо в зале суда. Но и в реальном заключении радикалы имеют возможность продолжать свою деятельность. Тем более что подобное наказание добавляет веса в глазах соратников – человек пострадал за веру, стал почти мучеником.

О мерах и мере ответственности

– Вы предлагаете ужесточать наказание и вводить более жесткие меры по отношению к ваххабитам?

– Я считаю, что нужен целый комплекс мер, направленный, с одной стороны, на преследование радикалов, а с другой – на поддержку традиционных для России форм ислама. Сегодня стало очевидным, что возможность свободно получать зарубежное религиозное образование принесло вред и российским мусульманам, и безопасности России в целом. Радикализм приходит из-за рубежа. Необходимо окончательно отказаться от зарубежного религиозного обучения, учиться российские мусульмане должны только в отечественных исламских университетах и медресе. Они должны иметь единую программу, одинаковые учебники и стандарты, исключающие даже скрытую пропаганду экстремизма. А у нас пока в одном медресе преподают по книгам традиционного для России ислама, а в другом – ваххабитские течения.

Также необходима ротация кадров в среде имамов. Если ее не делать, то мы закрепляем духовную монополию радикалов.

Кстати, в самих странах Центральной Азии – Узбекистане и Таджикистане – государство очень жестко пресекает все попытки распространения исламского фундаментализма. И нередко именно от преследования радикалы уезжают в Россию, где законодательство по борьбе с экстремизмом, на мой взгляд, все еще крайне либеральное: статья 282 Уголовного кодекса РФ в качестве максимального наказания предусматривает лишь два года лишения свободы. В США за подозрение в участии в признанной террористической организации, например в Аль-Каиде, могут посадить на 10 лет, в Узбекистане еще больше – на 12, в Китае – на 15 лет.

Ну а еще нужно поддерживать национальные традиции, переиздавать дореволюционную богословскую литературу. Сейчас у нас в мусульманских книжных магазинах завалы литературы турецких и арабских авторов, и почти нет наших соотечественников. Между тем, дореволюционные татарские богословы не копировали слепо чужие мысли, обычаи и обряды, они заботились о сохранении национальной идентичности народа.
Также нужно научиться более жестко регулировать миграционные потоки. Даже если нам удастся оздоровить татарское общество и другие народы России, за счет внешней миграции приток радикалов будет расти, и они все равно будут оказывать влияние на местных мусульман, причем негативное – привозить с собой фундаментализм.

– Государство говорит, что мигранты нужны для экономики.

– Это весьма неоднозначный вопрос. Понимаете, в России сейчас подрастает уже второе поколение мигрантов. Многие являются гражданами нашей страны, имеют российские паспорта. Но многие из переселенцев по-прежнему никак культурно не интегрированы в общество, и они не хотят интегрироваться сами. Это приводит к конфликтам по всей России. Не надо ничего скрывать, пытаться доказать, что это чисто бытовые проблемы. Очень часто в их основании лежат межнациональные или межрелигиозные отношения. И именно приверженцы традиционного для России ислама могут стать на пути радикалов, выступающих с идеями халифата и переустройства всей страны по законами шариата.
И конечно, я полагаю, что нужно ужесточение законодательства по борьбе с религиозным экстремизмом. Наказание в два года для фанатиков смешное. Нужно помнить, что самый страшный преступник – это преступник, вооруженный идеологией.

– Вы подробно раскрыли общегосударственные задачи, а что может сделать рядовой гражданин, способен ли он бороться с радикалами?

– Во-первых, думать самому, не поддаваться ни на какую агрессивную агитацию и пропаганду. Нужно помнить о своем народе, изучать его историю и культуру. В случаях, когда вам вместо Корана подсовывают какую-то брошюру или приглашают на проповедь непонятно к кому, стоит быть бдительным. Если вам самим не хватает сил противостоять натиску радикалов, обращайтесь к государству. Государство на то и существует, чтобы защищать нас от внешней опасности.

P.S.

Пока это интервью готовилось к публикации, стало известно о задержании Али Якупова, имам-хатыба мечети села Средняя Елюзань Городищенского района Пензенской области. В сообщении Следственного комитета по этому поводу, в частности, говорится, что «подозреваемый, являясь имам-хатыбом (муллой) мечети, в марте 2013 года, находясь в помещении мечети, неоднократно публично высказывал прихожанам призывы, направленные на возбуждение национальной и религиозной розни. Следствие ходатайствуют перед судом об избрании подозреваемому меры пресечения в виде заключения под стражу. Кроме того, в настоящее время по уголовному делу допрашиваются свидетели, производятся обыски, осуществляются оперативно-розыскные мероприятия. Расследование уголовного дела продолжается».

Председатель Духовного управления мусульман Саратовской области и Сопредседатель Совета муфтиев России Мукаддас Бибарсов на своей страничке в Facebook отреагировал на это событие, сравнив его со временами сталинского террора: «Обыски в самом крупном татарском селе России… ищут «экстремистов». Как в «добрые» времена 30-х годов сегодня в 7 часов утра сотрудники правоохранительных органов начали обыск у муфтия Пензенской области шейха Ислама Дашкина, имам-мухтасиба Городищенского района шейха Рифата Абузярова и активистов мусульман села средняя Елюзань Пензенской области… самого большого татарского села России».

Известно, что глава ДУМСО Мукаддас Бибарсов родился в 1960 году в селе Средняя Елюзань Пензенской области в семье потомственных религиозных деятелей.

Справка 

Раис Сулейманов – руководитель Приволжского центра региональных и этнорелигиозных исследований Российского института стратегических исследований (РИСИ). Институт был создан в 1992 году, а сам центр – в 18 апреля 2011 года. Сегодня РИСИ является аналитическим учреждением администрации Президента РФ. Свои аналитические исследования институт предоставляет не только администрации Президента, но и другим высшим органам государственной власти.

РИСИ осуществляет информирование политических и научных кругов, общественности о проблемах, затрагивающих национальную безопасность и стратегические интересы России.

Задачами института также являются исследование актуальных международных военно-политических проблем, политики разных стран мира, направленной вовне и на территорию России. Институт имеет семь филиалов в стране, а также пять представительств в Болгарии, Турции, Финляндии, Сербии и Франции.

Беседовал Александр Соколов

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

девятнадцать − 2 =

Next Post

Муртаза Рахимов против возвращения денег фонда «Урал»

Пт Янв 23 , 2015
Экс-президент Башкирии Муртаза Рахимов, возглавляющий благотворительный фонд «Урал», публично выступил против возврата денег фонда АФК «Система» Напомним, в 2009 году в фонд были перечислены 64 млрд […]
Муртаза Рахимов против возвращения денег фонда «Урал»