«ВЫКОВЫРЯННЫЕ» – так называли эвакуированных

g43_221 «ВЫКОВЫРЯННЫЕ» – так называли эвакуированных Защита Отечества История и краеведение

«ВЫКОВЫРЯННЫЕ» – так называли в Уфе эвакуированных из западных и центральных областей страны

Парадокс, но во время войны, несмотря на трагический характер событий, общую нищету и полуголодное существование, Уфа испытала свой наивысший подъем. Приток в войну вместе с эвакуированными знаменитых музыкантов, композиторов, артистов, писателей, художников, – все это, вместе взятое, меняло культурную среду города, снимало с него тот налет провинциальности и замкнутости, который лежал на нем долгие годы (см. книгу Сергей Синенко «ГЛУБОКИЙ ТЫЛ». 2005, Уфа).

В большинстве воспоминаний о тыловой жизни война отождествляется с полуголодным нищенским существованием, с потоками горя и слез, с разрушенными судьбами и нарушенным порядком вещей. Но многие вспоминают и об открытии десятков новых производств, притоке свежих сил. Специалисты говорят, что именно переброской в глубокий тыл из западных и центральных районов страны многочисленных заводов и фабрик в республике и была создана мощная многоотраслевая индустрия, которую в мирное время за столь короткие сроки поднять было невозможно.

Башкирия в годы войны полностью изменила свой облик. В 1941-1942 годах сюда из западных регионов страны были перебазированы около ста крупных и средних предприятий. В Уфе было размещено более сорока заводов. Некоторые из них работали как самостоятельные, но многие были объединены с родственными предприятиями Башкирии. Так, оборудование верхневолжского моторного завода из Рыбинска было установлено на площадке моторостроительного завода, который еще в конце тридцатых годов стал заводом-дублером рыбинского. В Уфу был эвакуирован Ленинградский завод телефонной аппаратуры «Красная заря». Кабельный завод возник на базе оборудования одесского завода «Электрошнур», подольского «Винилпровода», московских «Электропровода» и «Москабеля».

На площадках паровозоремонтного завода и депо станции «Уфа» были установлены станки Запорожского, Гомельского и Станиславского паровозоремонтных заводов. Хлопчатобумажный комбинат образовался на основе оборудования ткацких фабрик «Красный текстильщик» из Москвы, Ново-Ткацкой из Серпухова и «Красное знамя» из подмосковного поселка Раменское. В Стерлитамак из Рязани и Ленинградской области были эвакуированы цементные, а с Украины – станкостроительный и содовый заводы. В Благовещенск был вывезен институт авиационных масел и топлива, заводы из Туапсе и Орши, в Бирск – московский завод «Аэрогеоприбор».

Из Москвы, из западных и центральных областей страны в Уфу были переведены многие государственные, общественные, научные и культурные учреждения. Здесь работали народные комиссариаты связи и государственного контроля СССР, народные комиссариаты местной промышленности и социального обеспечения РСФСР, Академия наук, Союзы писателей, композиторов, художников и архитекторов Украины, Государственный академический театр оперы и балета Украины, многочисленные научно-исследовательские, учебные и проектные институты, высшие и средние учебные заведения страны.

Детали военного быта

Кажется, тот мир, в котором мы живем сегодня, существовал всегда, но, между тем, иными были шторы на окнах, одежда, выражения лиц, взгляды встречных прохожих, даже движения, которыми прикуривают папиросу. Небо еще не было так подсвечено городом, и вечерами над чердаками и трубами зажигались звезды. Зимой по льду Белой в город забегали лоси. Теленочки у них были рыжие, как у коровы.

Серые стеганки, поднятые воротники, торопливые шаги, тихие голоса. Снег валит крупно и густо, как на старой новогодней открытке. Среди сугробов проложены узкие дорожки – словно лесные тропинки. Бревенчатый барак покрыт снежной корочкой; на белых стенах темными квадратами выделяются квартиры.

На базаре нитки продают на аршин. Кулек с морковкой несут в гости, как раньше несли букет цветов. В темном вестибюле краеведческого музея на улице Октябрьской революции валяется без надзору челюсть мамонта, похожая на соху.

Над уфимским вокзалом витают запахи карболки и аммиака. Вдоль железнодорожного полотна валяются окровавленная вата, бинты – их выбрасывают из санитарных поездов.

Подача электроэнергии лимитирована, пользование электроприборами запрещено, некоторые жилые кварталы города из соображений экономии электроэнергии полностью обесточены. Постоянное освещение – только в центре Уфы. Деталь – в подъездах лампочки заключены в металлическую сетку, на каждой сбоку надпись «украдена в жакте №… такого-то района».

Главный транспорт – трамвай и автобусы курганского автозавода, грузовые – полуторки и ЗИСы. Машины скорой помощи отличаются от «черных воронов» светлой окраской кузова и медицинской эмблемой. Иногда на улицах появляются американские студебеккеры и виллисы.

Ленинградец из числа эвакуированных удивляется: «Это, что, городской канал? А что он соединяет?!» «Нет, это наша речка Сутолока. С ней не шути, без разбега никак не перепрыгнешь!»

Данте и ботинки «шанхай»

«Горек чужой хлеб и круты чужие лестницы», – писал итальянец Данте. Будущий народный любимец, артист театра Вахтангова и киноактер Юрий Яковлев впервые прочитал «Божественную комедию» в уфимской эвакуации. Он выменял книжку без последних страниц в Гостином дворе на привезенные из Москвы оловянные солдатики. «Ну что ж, что пяти страниц не хватает, зато цена половинная. Кто сказал, что скучно? Пожар фантазии. Путешествие под землей, картинки из жизни чертей и грешников. Иллюстрации Густава Доре!».

По ночам мальчик читал о путешествии Данте с Вергилием, а днем служил рассыльным в банке на улице Ярослава Гашека. Здесь Юрию Яковлеву завели трудовую книжку, это было первое его место работы.

Читайте также:  Скалывание льда

…После эвакуации из Москвы в ноябре 1941 года семью юриста, инвалида по здоровью Василия Яковлева определили на жительство в село Толбазы Аургазинского района. Летом эвакуированные работали в поле, ухаживая за растением коксагыз, которое тогда выращивали как сырьё для изготовления резины. «Оно было похоже на одуванчик, – вспоминал Юрий Яковлев, – а мы – на сборщиков хлопка: цветки собирали руками и складывали их в мешок. Норму, с непривычки, не выполняли, но, тем не менее, какие-то заработки в виде продуктов имели».

Позже его родителей направили на бумажную фабрику в поселок Красный Ключ. «Эти места еще тогда мы называли «башкирской Швейцарией», – говорил знаменитый актер. – Мы плыли на пароходе вверх по Уфимке, и я помню свои детские впечатления от совершенно удивительных красот по обеим берегам реки. Было такое состояние, что забывались все тяготы и мы восторгались природой».

Переехав в Уфу, семья Яковлевых сняла комнатку в доме на Вокзальной горе. Через адвокатскую коллегию отец устроился работать юрисконсультом, мать – медсестрой в госпиталь. Жили, как многие из «выковырянных», постепенно продавая привезенные с собой вещи. Оловянные солдатики шли на рынке по пятнадцать рублей. Продав десять штук, Юрий покупал семь-восемь хороших картофелин.
Хозяин квартиры, где они жили, крутил папиросы и продавал их на рынке. Однажды предложил Юрию заняться продажей. Только он разложил товар, его окружила толпа мальчишек: «А ты что тут делаешь?» В общем, прогнали.

Некоторое время он ходил по госпиталям, читал раненным стихи за больничную пайку. Это был первый в жизни исполнительский опыт. Потом его взяли курьером в центральную банковскую контору. «Секретарь выдавала мне документы, а я разносил их по учреждениям». Ботинки от постоянной ходьбы быстро пришли в негодность. «Скоро их нельзя было одеть, поскольку остался один парусиновый верх, а подошва была сношена, – вспоминал Яковлев. – Мне пришлось их бросить, я ходил босиком по городу. На работе надо мной сжалились и выдали новые ботинки на толстой деревянной подошве с парусиновым верхом, прибитым металлическими кнопками. Звались те ботинки – «шанхай». Они были очень прочными, но неудобные – ходить в них было невозможно. Потом у меня появились сандалии, в которых я позже уезжал домой в Москву».

День начинался по гудку

Ориентиром времени стали заводские гудки. По ним сверяют часы, боятся опоздать на работу – за это судят. Отсутствие транспорта и расстояние в десять-двадцать километров до работы в оправдание не принимаются, поэтому многие ночуют прямо у станка. Боязнь опоздать на работу – одна из постоянных тем детских разговоров. Дети очень рано взрослеют и мыслят категориями взрослых.
Сосед по бараку, шестнадцатилетний мальчишка из подмосковной Коломны, опаздывает на завод на двадцать минут. За мелкие нарушения обычно ругают, но тут дело рассматривается, как говорили тогда, «по указу». Ему дают «шесть по двадцать пять», что означает – шесть месяцев подряд из его зарплаты будут высчитывать четвертую часть. Кроме того, и это особенно чувствительно, ежедневную норму хлеба сокращают на двести грамм. Наказание действует. Перевыполнив норму, он дважды попадает на почетную «Красную доску», его обычную хлебную норму восстанавливают.

Четырнадцатилетняя девочка из Ленинграда, проживающая в поселке Моторное (Нынешний Инорс), чтобы сделать подарок своей матери на день рожденья, несколько месяцев подряд за завтраком прячет свою долю сахара. В день рожденья матери она кладет на стол кулек, в котором лежат триста грамм сахара.

Каждый по-своему борется, чтобы выжить, чтобы сохранить свой человеческий облик.

Шостакович в Уфе

Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Закрытая фигура. Трагический художник трагической эпохи. На горло «собственной песне» не наступал ни в сталинские, и в хрущевско-брежневские времена. Не то, чтобы «выделялся», а даже как бы «парил над всеми». При жизни о нем говорили: «святой», а Шостакович с иронией звал себя «убогий». Защищал, спасал невинно осужденных, был щедр в обычных житейских обстоятельствах. Сегодня, глядя на тогдашнюю ситуацию в культуре, можно прийти к мысли, что в ответ на зажим и чудовищное давление появляются люди, как бы судьбой предназначенные стать «солью» этой земли.

Феномен Шостаковича, быть может, точнее других объяснил композитор Альфред Шнитке (тоже философ, мыслитель по складу ума). Он говорил, что Шостаковича спасала его «воля предназначения». Тот «не мог сам себя разрушить», а когда его «пытались разрушить под давлением», это не получалось. Шнитке считал, что «персональная воля» у Шостаковича была не велика, что он был даже «слабовольным по внешним признакам», и если бы «персональная воля» возобладала над «волей предназначения», Шостакович, скорее всего, сломался бы. «Но у него было… это заложенное свойство, может, оно и генетического и рационального происхождения, может, наконец, и божественного, может, оно и необъяснимого порядка, но оно важнее всего». «Воля предназначения»… Довольно точно сказано. Потому что она, эта воля, пульсирует и в жизни Шостаковича, и в его музыке.

Shest44 «ВЫКОВЫРЯННЫЕ» – так называли эвакуированных Защита Отечества История и краеведение

Д.Д. Шостакович с учатниками оркестра Военно-политической академии. Белебей, 1942

В 1942 году Шостакович был в наших местах – сначала в Белебее, затем – в Уфе. Дело в том, что в октябре 1941 года в Белебей была эвакуирована Военно-политическая академия имени В.И. Ленина, которая на несколько лет стала центром культурной жизни города. Знаменитый духовой военный оркестр под управлением И.В. Петрова устраивал для жителей города своеобразный ликбез по разнообразным музыкальным жанрам и направлениям, исполнял попурри из произведений советских композиторов.

Читайте также:  Башкиры в Зауралье

По приглашению И.В. Петрова Дмитрий Шостакович, находившийся в тот момент в Куйбышеве, приехал в Белебей прослушать вариант Седьмой симфонии для духового оркестра. Благодаря этому в Белебее и Уфе состоялись авторские вечера великого композитора. В ноябре 1942 года в уфимском оперном театре впервые прозвучали такие сочинения в переложении для духового оркестра Петрова, как Седьмая симфония Д.Д. Шостаковича, Девятнадцатая симфония Н.Я. Мясковского, увертюра «1812 год» П.И. Чайковского.

Академия Генерального штаба

В первые месяцы войны в Башкирию были переведены многочисленные военные учебные заведения, среди которых были две военные академии, военные училища и разного рода офицерские и сержантские курсы. В Уфе, Бирске, Белебее, Стерлитамаке, Благовещенске, Белорецке и Давлеканово готовили офицеров пехоты, артиллеристов, зенитчиков и авиационных разведчиков.
В ноябре, когда с выходом противника к Можайскому рубежу обороны создалась непосредственная угроза захвата Москвы, в Уфу эвакуировали главное военное учебное заведение страны – Академию Генерального штаба. Здесь академии предоставили одно из лучших зданий города – Уфимский авиационный техникум.

8-го ноября, уже через пять дней после переезда, здесь начались регулярные занятия. Большинством учебных кафедр академии руководили генералы и полковники, имеющие боевой опыт и самые высокие профессиональные знания, – по несколько образований, в том числе, дипломы академии германского вермахта. Основными являлись кафедры оперативного искусства, тактики, военной истории и специальные кафедры по отдельным родам войск.

01-432 «ВЫКОВЫРЯННЫЕ» – так называли эвакуированных Защита Отечества История и краеведение

На боевых стрельбах командирского состава. Уфа, 1941

Работать академии пришлось в чрезвычайно сложных условиях. Из-за нехватки командиров в действующих частях, Генеральный штаб был вынужден отозвать из академии значительную часть преподавателей. Сталин лично требовал от руководителей Академии Генерального штаба организовать ускоренную подготовку командиров дивизий и корпусов, руководителей штабов и оперативных отделов.

Из-за того, что контакты академии с Генеральным штабом и Наркоматом обороны были нарушены, возникли трудности в получении информации о текущих боевых операциях. В апреле 1942 года И.В. Сталиным был издан специальный приказ «О подготовке общевойсковых командиров», в котором указывалось, что выпускники Военной академии Генерального штаба в Уфе и Военной академии имени М.В. Фрунзе в Белебее недостаточно твердо знают основы применения родов войск в бою и операции. Вскоре после выхода этого недалеко от Уфы для слушателей академии был оборудован специальный полигон для занятий на местности. Обслуживали его более трехсот военных и технических специалистов. В короткое время он был оснащен военной техникой. Сюда прибыли установки реактивных минометов М-30 и М-13 – знаменитые «катюши», двадцать пять танков, шесть бронетранспортеров, тридцать орудий и пятнадцать автомашин всех типов.

Списки преподавателей и слушателей академии утверждались теперь лично И.В. Сталиным. В академии были введены дополнительные экзамены, на преподавательскую работу направлялись только офицеры, получившие на фронте опыт командования крупными соединениями. Начальник академии докладывал И.В. Сталину об успеваемости слушателей и состоянии военно-научной работы академии ежемесячно. Тем не менее, отрыв академии от центрального аппарата продолжал отрицательно сказываться на обучении. Это стало главной причиной, по которой в конце 1942 года было решено возвратить академию в Москву.

«Вставай, страна огромная…»

В старый купеческий город Бирск эвакуированные прибывали на баржах и пароходах, их привозили на грузовых машинах с железнодорожного вокзала «Уфа», высаживали на площади перед горисполкомом с детьми, с чемоданами и баулами, а потом машины уходили обратно в Уфу за новыми партиями беженцев.

По реке из Петрозаводска сюда перевели карело-финский русский драматический театр – огромную десантную баржу декораций и реквизита, целую роту драматических и комедийных талантов, театральную пестроту и европейский лоск, с которыми маленький городок никогда не соприкасался. Вскоре Бирск был обклеен красочными афишами, один перечень постановок звучал дивной музыкой: «Уриэль Акоста», «Анна Каренина», «Коварство и любовь», «Дворянское гнездо», «Заговор императрицы», «Платон Кречет», «Гроза», «Отелло», «Овод»…

Особенно полюбились пьесы Чехова, на них собирался весь город – учителя, врачи, инженеры, все партийное руководство. Несмотря на трагические известия с фронта и тяжелую полуголодную жизнь, горожане шли в театр, чтобы хотя бы на два-три часа забыться, а встретившись на следующий день, обменяться светлыми улыбками, поделиться впечатлениями об актерской игре.

Почему так близки были им чеховские герои, почему такой печалью отзывалось сердце, когда на сцене появлялись Ионычи, Раневские и дяди Вани? Может быть, зрители знали о них то, что не было известно самому Чехову?! Что все они войдут в страшную драму Гражданской войны: кто-то из изящных чеховских женщин оденет белое платье сестры милосердия и умрет в тифозном бараке, кто-то натянет скрипучую кожанку губчека и опояшется портупеей, кто-то станет белым офицером и будет расстрелян на речных откосах, кто-то пройдет по России пыльной дорогой в рядах красной пехоты…
Жалко было всех этих учителей, врачей, чиновников и телеграфистов, которые на театральной сцене еще любили, ссорились, шутили, умничали, читали стихи, хотя всем им уже была уготована своя роль в национальной трагедии. Не потому ли было так больно, что и зрители, и актеры чувствовали: они сами сейчас чем-то напоминают этих чеховских героев? После того, как занавес опускался, долго аплодировали стоя.

Читайте также:  Вишерская улица - Уфа от А до Я

В августе сорок первого из Ленинграда в Бирск было эвакуировано военное училище Воздушного наблюдения, оповещения и связи. Все, что связано с его работой, было засекречено, но вскоре на концертах, которые еженедельно давал музыкальный взвод училища, побывал чуть ли не весь город, и ленинградцев стали знать в лицо.

Нужно сказать, что от офицеров этого специфического училища, за отсутствием в армии локаторов и электронных систем слежения, требовался особенно острый слух, умение на большом расстоянии определять по звуку количество летящих самолетов, направление и высоту полета. Поэтому последний набор производился из числа студентов ленинградской консерватории. Так в училище были зачислены юные ленинградцы, а впоследствии известные композиторы Георгий Свиридов, Вадим Салманов и Георгий Рафолович.

Одним из памятных событий военной осени стал концерт в большом танцевальном зале дома купца Чирковского на главной городской площади. Вечер был солнечный, теплый, все окна в доме открыли. Зал был переполнен, а для кого не нашлось места, стояли под окнами. Когда на сцену вышли курсанты училища, они заняли ее всю – таким огромным оказался хор. Ударили литавры, и курсанты запели: «Вставай, страна огромная…».

Весь зал тогда встал и запел вместе с хором. Среди тех, кто находился в зале, были люди, уже пережившие отступление, бомбежки, смерть на дорогах, были и те, к которым уже пришли с фронта похоронки. И те, и другие пели и, не стыдясь своих слез, плакали, а за окнами с двух сторон дома стояли люди и тоже пели и плакали…

02-95a «ВЫКОВЫРЯННЫЕ» – так называли эвакуированных Защита Отечества История и краеведение

Трактористка Андреевской моторно-тракторной станции Е.П. Тишканова. Фото 1943 г.

 

У подножья Синих Венцов

Небольшое село Воскресенское на берегу речки Тор у подножья Синих Венцов, стоит в стороне от дорог и центров, но все время какими-то неведомыми путями оказывается на перекрестке событий большой истории. В середине XVIII века здесь по почину промышленника Ивана Твердышева был основан Воскресенский медеплавильный завод, ставший первым среди такого рода предприятий России, достаточно сказать, что он один поставлял четвертую часть всей продаваемой за границу меди! В эпоху Пугачевского бунта село Воскресенское явилось одним из главных центров восстания.

Наконец, с июля 1941 года на несколько военных лет село стало родным домом для ста пятидесяти москвичей, воспитанников школы для одаренных детей при Художественном институте имени В. И. Сурикова, в будущем – всемирно известных мастеров, таких, как Гелий Коржев, Петр Оссовский, Виктор Иванов, Владимир Стожаров, братья Ткачевы и братья Тутуновы, Валентин Пурыгин, Иван Архипов, Виктор Бабицын, Руслан Кобозев, Олег Буткевич, Андрей Марц, Борис Немечек, Клара Власова.
Художники-«воскресенцы» своим творчеством определили основные пути развития отечественного изобразительного искусства на долгие десятилетия вперед. Руководство послевоенного Союза художников СССР почти целиком состояло из одних «воскресенцев».

Жительница села Воскресенского Антонина Кузнецова вспоминала: «1941 год, июль. Как-то вечером, возвращаясь с поля, в центре Воскресенска увидели много приезжих городских людей, в основном детей и подростков. Они разошлись по всему селу, встретить их можно было на каждой улице. Было их сто пятьдесят человек, для села это много. Потом узнали – приехала Московская художественная школа. Стены всех классов и коридоров были завешаны работами, рисунками. Там были пейзажи, виды Воскресенска, портреты и сценки. Конечно, мы, молодежь, с интересом смотрели на москвичей, общались с ними и пытались что-то перенять, в чем-то подражать им. Влияние московских художников на нас, сельчан, было очень заметным. Когда они уехали, о них помнили в Воскресенском всегда».

Спустя тридцать лет художники-«воскресенцы» стали инициаторами создания в Воскресенском народной картинной галереи. Они подарили селу более полутора сотен произведений, шестьдесят из которых датируются военными годами. Редкий столичный музей может предложить зрителю столь цельное и обширное собрание произведений Московской художественной школы военной поры, как Воскресенская галерея. Здесь представлены работы тогдашних учеников суриковской школы, но и их педагогов, среди которых знаменитые М.В. Добросердов, В.В. Почиталов, А.П. Шорчев, С.П. Михайлов и Г.М. Шегаль.

В галерее экспонируются карандашные зарисовки, акварели, этюды и большие полотна, созданные двенадцати-шестнадцатилетними подростками, в будущем известными живописцами. «Создавая здесь картинную галерею, даря свое искусство этому далекому от столиц и музеев селу, сегодняшние «маститые» просто гасят в какой-то мере свой долг перед прошлым, – писал художник Олег Буткевич. – Перед теми, кто их приютил здесь в сорок первом, перед теми, кто их здесь учил».

Из книги: Сергей Синенко «ГЛУБОКИЙ ТЫЛ». Уфа, 2005.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

10 + 12 =

Next Post

Река Белая (из путеводителя 1956 года)

Пн Май 27 , 2013
Белая река Отрывок из путеводителя по реке Белой издания 1956 года Половодье на Белой. Село Охлебинино. Фото Сергея Синенко ...Давно скрылись из вида буровато-красные камские горы, заросшие хвойным лесом. Эти горы издали, от горизонта сопровождали пароход по левому берегу до самого устья Белой, а затем Кама увела их на север. Мимо проходят низкие пойменные берега, покрытые непролазными зарослями ивняка, черемухи, краснотала, переплетенны