Новейшая история ислама в России

67858464 Новейшая история ислама в России Анализ - прогноз Ислам

С начала возрождения исламского сообщества России до настоящего времени прошло почти двадцать лет — немалый для новейшей истории срок. Конечно, исламский ренессанс в России далеко не завершен и вряд ли будет завершен в ближайшее время, однако уже сейчас можно подвести его предварительные итоги. И они не внушают оптимизма.

Да, за последние годы миллионы людей осознали себя мусульманами. Были построены тысячи мечетей и десятки медресе, возникли сотни газет, журналов и веб-сайтов, открылся целый ряд издательств исламской литературы и местами сформировалась халяльная инфраструктура. Сейчас любой желающий мусульманин может спокойно молиться, питаться в соответствии с требованиями своей веры, совершать хадж или выезжать на обучение в зарубежных медресе. Мусульмане широко представлены во властных структурах и бизнесе, оскорбление их чувств считается серьезным преступлением, в то время как сами они зачастую могут безнаказанно выражать очень радикальные точки зрения.

Более того, ислам стал самой привилегированной религией России. Боязнь повторения «чеченского» сценария заставила федеральный центр создать режим наибольшего благоприятствования «мусульманским» регионам, лидеры которых в обмен на лояльность получили возможность вести максимально независимую внешнюю политику и получать огромные дотации. При этом российские законы в них действуют только в том случае, если не противоречат местным обычаям.

Так, в Ингушетии, Чечне и Дагестане— единственных по-настоящему мусульманских республиках России — многоженство считается совершенно обычным явлением, которое не только не осуждается, но и откровенно поощряется властями. Во многих аулах и даже крупных селах этих республик реальная власть принадлежит не главам администраций, а духовным авторитетам. 

Получают все большее распространение шариатские суды, решения которых зачастую выполняют и чиновники светского российского государства.

Во время месяца Рамадан считается в порядке вещей введение моратория на продажу алкоголя и развлекательные мероприятия, ведется борьба с игорным бизнесом и пропагандой разврата в СМИ. В школах, а зачастую и в детских садах, в обязательном порядке преподаются основы ислама, в то время как сомнительные с точки зрения исламской морали предметы (дарвинистская биология, валеология) категорически не приветствуются.

По сути, указанные республики в лучших традициях Российской Империи получили «карт-бланш» на построение полноценных исламских сообществ. При этом православные регионы России пока лишены аналогичных возможностей.

Благоприятна для приверженцев ислама и демографическая ситуация. Благодаря высокой рождаемости у дагестанцев, чеченцев, ингушей, узбеков, таджиков и азербайджанцев численность этнических мусульман растет, их семьи считаются крепкими и благополучными. Разводы и аборты, отказ от детей и непочтение к родителям однозначно порицаются.

Международная обстановка дополнительно стимулирует развитие российского ислама. Мощный рост влияния исламского мира, демонстративное сближение России с ОИК и отдельными мусульманскими странами, учащающиеся моральные победы мусульман над западной цивилизацией, а также целый ряд других факторов позволяют российским мусульманам чувствовать себя частью значимой силы, силы, реально претендующей на мировое господство. И это сильно поднимает их настроение.

* * *

Впрочем, нельзя игнорировать и оборотную сторону медали. Да, вне всякого сомнения, российский ислам почти возродился, однако восстановление его позиций произошло очень непропорционально.

Так, в тысячи построенных мечетей не пришли тысячи образованных имамов. Исламское образование в России пребывает в столь же печальном состоянии, как и 15 лет назад.

Из 69 исламских университетов, институтов и медресе только Российский исламский университет, в который были вложены рекордные деньги и силы, был хоть как-то похож на высшее учебное заведение. Большинство же остальных напоминают скорее многолетние курсы арабского языка и не дотягивают даже до уровня провинциального ПТУ.

Доходит и до откровенных курьезов — так, суммарный годовой выпуск двух ведущих исламских вузов страны — Российского исламского университета и Московского исламского университета — составляет менее десяти человек!

Нужно признать, что в России просто не выросло целое поколение образованных имамов. Их место сейчас занимают выпускники зарубежных ваххабитских медресе, которым, видимо, и предстоит со временем заменить действующих муфтиев. Впрочем, и ваххабиты в подавляющем большинстве не могут похвастаться хорошим образованием — ведь средний срок их обучения не превышает четырех-пяти лет, хотя только для нормального изучения арабского языка требуется минимум три года.

Еще хуже обстоит дело с исламскими богословами и мыслителями, которых осталось всего двое — Тауфик Ибрагим и Азер Алиев. Со временем, может быть, к ним смогут присоединиться Валиулла Якупов, Шамиль Аляутдинов и Шафиг Пшихачев.

Иные деятели, позиционирующие себя в таком качестве, на деле не имеют высшего богословского образования и даже просто не владеют арабским языком. Однако именно они — бывшие научные атеисты, отставные политики и философы-оккультисты — выступают от имени всех российских мусульман в печатных и электронных СМИ. И излагают такие мысли, за которые в настоящих мусульманских странах можно сесть в тюрьму за богохульство.

Глядя на них, арабы, иранцы и турки задаются логичным вопросом: что же за мусульмане живут в России, если это — их элита? Стоит ли вообще тратить время и деньги на их поддержку?

Прямым следствием кадрового кризиса стала тяжелая ситуация в исламских СМИ, которые так и не возникли в нормальном виде. До сих пор мусульмане не имеют общероссийской газеты или журнала. Претендовавшие на этот статус издания «Мусульманская газета» и «Все об исламе» обслуживали интересы специфических групп влияния, поэтому никакой популярностью в исламской среде не пользовались и очень быстро прекратили свое существование. Газеты и журналы, издаваемые муфтиятами, как правило, имеют небольшой тираж (за исключением газеты ДУМЕР «Ислам Минбэре») и очень узкую специализацию

Средняя мусульманская газета сейчас представляет собой дайджест материалов из сети Интернет, выдержек из переводных брошюрок и сборника поучительных историй из жизни Ходжи Насреддина. Экс¬клюзивные материалы присутствуют в них в очень слабой степени и зачастую ограничиваются простым изложением официальной хроники отдельных муфтиятов. Конечно, такая пресса не способна серьезно влиять на умы мусульман, поэтому главным источником информации и свежих идей для них стали веб-сайты.

Именно интернет-порталы являются сейчас единственными общедоступными СМИ, и они могли бы служить главным средством пропаганды истинных ислам¬ских ценностей. Могли бы, но не стали. Все самые посещаемые русскоязычные сайты исламской тематики ведут пропаганду весьма радикальных, а зачастую и откровенно экстремистских идей. Случайно или сознательно зашедший на них христианин, иудей или буддист прочтет немало оскорбительных эссе о своей вере, узнает о том, что все муфтии суть кремлевские марионетки, а настоящие мусульмане скрываются в горах Кавказа и периодически несут знамя священной войны на города «неверных». Почерпнуть же позитивные сведения об исламе на подобных порталах практически невозможно.

В итоге складывается парадоксальная ситуация, когда от имени российских мусульман на телевидении, радиостанциях и в Интернете выступают «шейхи» с уголовным прошлым, по любому поводу грозящие православным «второй Чечней», душевнобольные философы, изъясняющиеся в любви к международным террористам, экзальтированные переводчицы Корана, победно рапортующие о неизбежной исламизации России, а также многочисленные «русские мусульмане», которые главным предназначением ислама считают борьбу с иудео-христианским заговором. А ведь после каждого их заявления количество людей, уверенных в агрессивной и человеконенавистнической сущности ислама, заметно возрастает!

Можно с уверенностью сказать, что львиная доля вины за формирование искаженного образа ислама в светских СМИ лежит на кучке радикалов, присвоивших себе право выражать чаяния российских мусульман. И помешать им некому, поскольку нормальных мусульманских журналистов в России практически нет.

В то же время другие религиозные традиции России не имеют аналогичных проблем с кадрами духовенства, преподавателей и специалистов иного профиля. Иудеи, протестанты и католики преимущественно благодаря поддержке из-за рубежа смогли выстроить всю необходимую образовательную инфраструктуру, а Русская Православная Церковь восстановила духовные учебные заведения почти исключительно за счет внутренних ресурсов и российских меценатов.

Даже малочисленная и небогатая буддийская община, серьезно спонсируемая одним лишь президентом Калмыкии Кирсаном Илюмжиновым, располагает солидным университетом в Иволгинском дацане (Бурятия) и имеет возможность обучать будущих лам в престижных вузах Индии и Монголии. Поэтому очевидно, что система подготовки исламских кадров находится в столь плачевном состоянии не из-за финансовых проблем — скорее ее деградация является следствием целенаправленного саботажа.

Нельзя сказать, что государство не пыталось вмешаться в ситуацию и помочь мусульманам. Помимо заведомо бесполезных вложений в уже существующие медресе, Администрация Президента пыталась реализовать несколько собственных проектов, среди которых можно отметить открытие специализированного отделения при Институте стран Азии и Африки МГУ (этот эксперимент, начавшийся в 2004 году, пришлось свернуть менее через два года) и квотирование мест для мусульман в московском Лингвистическом университете, Нижегородском университете им. Лобачевского и санкт-петербургском Смольном гуманитарном университете (введено с 2005 года, общее количество квот — до 30). Такие вспомогательные инициативы, конечно, не могли серьезно повлиять на ситуацию, поэтому изучался также вопрос о создании в Москве общероссийского исламского вуза. К сожалению, этот проект не продвинулся дальше начальной стадии.

Следует заметить, что в большинстве своем мусульманские лидеры отнеслись к предложениям Администрации без энтузиазма. Некоторые из них даже высказывали предположение, что власти по совету ФСБ хотят внедрить в их ряды специально обученных агентов влияния.

Тяжелейший кадровый кризис практически лишил российский ислам нормального будущего. Однако и его настоящее далеко от идеала по причине сохраняющегося раскола традиционных мусульман и очень заметного влияния мусульман нетрадиционных.

* * *

Крах коммунистической идеологии и распад Советского Союза спровоцировали расколы не только в исламе. Тяжелые потери понесла Русская Православная Церковь, пережившая возрождение униатства, автокефалистский и «филаретовский» раскол на Украине, «бессарабский» раскол в Молдавии, экспансию Константинополя в Эстонию и появление целого ряда «истинно-православных» сект в самой России. Грузинская Православная Церковь потеряла Сухумо-Абхазскую епархию и большинство приходов в Южной Осетии, а Болгарская Православная Церковь вообще долгое время была вынуждена терпеть навязанного ей властями «патриарха». Серьезные разделения пережили также буддисты с иудеями. И все-таки притчей во языцех стал именно раскол российских мусульман.

Так чем же уникален российский раскол?

Во-первых, своей длительностью и отсутствием положительных тенденций. Начавшиеся в 1989 году дезинтеграционные процессы продолжаются по сей день, и нет никаких серьезных оснований ожидать их скорого прекращения. Складывается устойчивое ощущение, что этот раскол прекратится лишь тогда, когда каждая мусульманская община окажется полностью автономной. При этом у других религиозных традиций, переживших внутренние разделения, ситуация если не исправилась, то, во всяком случае, стабилизировалась.

Так, Русская Православная Церковь объединяется с Русской зарубежной церковью на фоне полной деградации «альтернативно-православных» группировок в России, а Болгарская Церковь вообще преодолела свой раскол. Соперничающие между собой Федерация еврейских общин России и Конгресс еврейских религиозных организаций и объединений в России уже не только воздерживаются от публичной полемики, но и ведут переговоры о совместных проектах. Даже исключительно разнообразные российские протестанты, и те стараются объединяться в союзы и ассоциации.

Во-вторых, впечатляют масштабы раскола. Присутствие в одной стране более 60 муфтиятов, а также значительного числа действующих параллельно с ними исламских политических движений, суфийских орденов и просто отдельных мечетей, является уникальным в мировом масштабе явлением.

Читайте также:  ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО МУСУЛЬМАНСТВА

При этом ни один из игроков на исламском поле не контролирует даже четверти всех общин. Такая сложная административно-территориальная структура делает российскую умму похожей на мозаичные исламские сообщества стран Западной Европы, которые были сформированы мигрантами из десятков стран.

Это сходство усиливается и благодаря реализуемым моделям государственной политики — власти России, подобно властям Франции, Бельгии или Великобритании, уже не надеются, что их мусульмане выдвинут единого представителя, поэтому ведут переговоры сразу с несколькими духовными авторитетами. Так что имеющая тысячелетнюю историю умма России по своей самоорганизации опустилась на уровень самых молодых мусульманских общин мира. И это вряд ли нормально.

В-третьих, не может не вызывать удивления тот факт, что многие исламские лидеры России считают раскол совершенно нормальным явлением и вовсе не озабочены тем, чтобы его преодолевать. Мол, ислам — это не христианство, церкви в нем нет, поэтому в административной централизации он не нуждается. Такая точка зрения, конечно, легко опровергается как историей ислама, так и современным положением умм таких показательно-мусульманских стран, как Египет или Сирия, однако популярности своей все же не теряет.

Между тем исламские сообщества других постсоветских стран не имели столь драматичной новейшей истории. Раскол САДУМ удалось остановить на стадии возникновения республиканских муфтиятов — соответственно, ДУМов Узбекистана, Кыргызтана, Таджикистана, Турменистана и Казахстана, которые дальше уже не дробились. Азербайджанское ДУМЗАК сохранило и даже частично приумножило зону своей юрисдикции. Мусульманская заедница (община) бывшей Югославии, имевшая все шансы повторить судьбу российской, все-таки сохранила свое единство — а ведь мусульмане Сербии и Черногории вполне могли отказать в доверии проживающему в Сараево раис-уль-улему! Болгарская умма, долгое время страдавшая от борьбы двух главных муфтиев, все-таки обрела единого лидера. Мусульмане Польши, Молдавии и Эстонии вообще не раскалывались, а их единоверцы из Белоруссии, Литвы и Латвии пережили расколы в не очень острой и мало заметной извне форме.

Похожая на российскую ситуация наблюдается только на Украине, где одновременно сосуществуют три централизованные организации — ДУМ Крыма, ДУМ Украины (ориентирующееся на ЦДУМ) и Духовный центр мусульман Украины. В истории их взаимоотношений случались довольно острые моменты, однако к настоящему времени это противостояние уже не получает отражения в СМИ. Впрочем, и раньше полемика между лидерами Крымского, Киевского и Донецкого муфтиятов велась в рамках приличий и не сопровождалась обсуждением личной жизни ее главных участников.

В книге «Новейшая история исламского сообщества России» автор высказывал осторожные предположения, что острая фаза раскола традиционного ислама в России преодолена, и главные его участники— Совет муфтиев России и ЦДУМ— если не помирятся, то, во всяком случае, прекратят открытую вражду, однако его оптимизм оказался преждевременным. Да, основные центры традиционного ислама действительно приостановили открытую войну друг против друга, однако сделали это слишком поздно — их авторитет оказался кардинально подорван. При этом внутритатарская, по большому счету, ссора больно ударила и по северокавказским муфтиям, которые всегда избегали междоусобных противостояний.

В итоге 2006 год российский ислам встретил в крайней степени дезинтеграции. ЦДУМ, едва оправившееся от «джихадного» скандала, получило серьезный внутренний конфликт в конце 2005 года, а КЦМСК из-за длительной полосы преследовавших его неудач вообще чудом сохранил статус самостоятельного полюса российской уммы. Казалось, настал звездный час третьей мусульманской структуры высшего уровня — Совета муфтиев России, однако она так и смогла превратиться в нечто больше, чем просто клуб врагов Талгата Таджуддина. И чем менее опасен становился верховный муфтий своим оппонентам, тем сильнее деградировал их союз.

Несмотря на внешнее благополучие, как то: доминирование Равиля Гайнутдина в информационном поле, его эксклюзивное членство в Общественной палате и выполнение роли главного «представительского» муфтия России, Совет муфтиев России переживает тяжелейший кризис управления. С недавнего времени мнение председателя Совета интересует его сопредседателей и даже простых заместителей только в том случае, если совпадает с их собственной точкой зрения.

В ином случае оно игнорируется, причем игнорируется демонстративно, что наглядно показали полемические дискуссии вокруг изменения российского герба, легализации многоженства, запрета ваххабизма и даже первого издания моей книги. Муфтии Нафигулла Аширов, Умар Идрисов, Мукаддас Бибарсов, Исмаил Шангареев и Висам Бардвил при каждом удобном случае подчеркивают свою независимость от Гайнутдина, который действительно не имеет возможности призвать их к повиновению. Даже личный советник московского муфтия Али Полосин, и тот не стесняется открыто заявлять, что Совет муфтиев России— это рыхлая и плохо координируемая структура.

* * *

Серьезно усугубляет ситуацию также финансовый кризис Совета муфтиев, который явно переоценил свои возможности в плане расширения московской Соборной мечети. Средств, привлекаемых от «трех с половиной миллионов» московских мусульман и их единоверцев из других регионов, катастрофически не хватает, что вынуждает муфтия Равиля Гайнутдина просить деньги у арабов, турок и даже у президента Азербайджанской Республики. Именно на финансовой почве в начале 2006 года московский муфтий сблизился с «Российским исламским наследием», став сопредседателем его попечительского совета.

Возможно, деньги братьев Джабраиловых и помогут Равилю Гайнутдину решить свои проблемы, однако со стороны его альянс с РИН выглядит полной капитуляцией перед радикальной частью российских мусульман — ведь лидеры РИН изначально не скрывали своей враждебности к самому институту муфтиятов, называя его неэффективным пережитком советской системы, в лице Гейдара Джемаля критиковали лично Равиля Гайнутдина, называя его предателем ислама, а самое главное — поддерживали одного из главарей ваххабитского подполья в Кабардино-Балкарии Руслана Нахушева, объявленного в розыск за подстрекательство к терроризму.

* * *

Впрочем, экспансия радикального ислама в России и так идет беспрепятственно. Все меры по ее противодействию носят узкооборонительный характер, что позволяет ваххабитам постоянно удерживать инициативу. Предпринимающиеся попытки законодательного запрета ваххабитской идеологии на федеральном уровне грамотно блокируются, более или менее эффективные инициативы на местах жестко критикуются специально обученными правозащитниками, а любая критика мотивируемого исламом экстремизма расценивается как проявление исламофобии и разжигание межрелигиозной розни.

Самое страшное, что носители экстремистской идеологии доминируют в СМИ, формируя выгодный себе образ ислама, который выглядит очень непривлекательно. Особенно заметной эта проблема стала после террористической атаки на Нальчик, по итогам которой многие центральные газеты, интернет-порталы и радиостанции поспешили оправдать нападавших, возложив все вину за случившееся на правоохранительные органы и ДУМ Кабардино-Балкарской Республики.

Дошло до того, что председатель КЦМСК муфтий Исмаил Бердиев был вынужден написать письмо генеральному директору Первого канала Константину Эрнсту с тем, чтобы тот призвал к порядку ведущего ток-шоу «Судите сами» Максима Шевченко. Поводом для этого стал призыв Шевченко отдать под суд кабардино-балкарского муфтия Анаса Пшихачева, который, оказывается, сам и спровоцировал нападение на Нальчик.

Следует честно признать, что никакой серьезной борьбы с ваххабизмом в нашей стране (за исключением, может быть, Чечни) сейчас не ведется. Эпизодические задержания чеченских террористов и членов партии «Хизбут-Тахрир» особого влияния на ситуацию не оказывают, тем более что эти люди осуждаются на небольшие, а часто и условные сроки.

За последние годы к потенциально взрывоопасным Чечне, Ингушетии и Дагестану добавились также Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия и Северная Осетия. Очень неспокойно в Ставропольском крае, Астраханской и Пензенской областях. Быстро ухудшается ситуация в Татарстане, Башкортостане, Мордовии, Тюменской области и Москве.

Конечно, можно возразить, что подавляющее большинство российских мусульман не исповедует ваххабизм и никогда не будет этого делать. Это бесспорно.

Однако задачей-максимум идеологов радикального ислама является вовсе не тотальное обращение в свою веру. Им достаточно заручиться поддержкой мусульманской элиты, ее дисижн-мэйкеров, за которыми пойдут и все остальные.

Пример масхадовской Чечни очень нагляден — ведь разве не кучка ваххабитов поставила на колени ее традиционное исламское духовенство, а затем втянула весь чеченский народ в новую войну? Разве Басаев и Хаттаб интересовались мнением большинства чеченцев, когда планировали вторжение в Дагестан? И их единомышленники никого спрашивать не будут, когда решат взорвать очередное село или республику.

Нужно отметить, что по-настоящему действенных методов противодействия ваххабизму пока не изобретено, во всяком случае, методов, приемлемых для демо¬кратических форм правления. Ваххабитские джамааты очень невелики по размеру (даже самые авторитетные амиры вряд ли могут мобилизовать более двух-трех тысяч человек), как правило, автономны.

Наличие общих целей и отсутствие единого руководства делает их работу особенно эффективной, поскольку в этом случае весьма трудно предугадать направление следующих атак или же просто начать переговоры с ключевыми фигурами.

В тот момент, когда доля ваххабитов среди мусульман России достигнет критической отметки — по всей видимости, это 5–7%, они просто захватят власть в умме, предварительно подставив под удар умеренных мусульман. И если существующие тенденции сохранятся в течение еще двух-трех лет, то никаких шансов избежать вооруженного межрелигиозного конфликта не останется.

Таким образом, растущее влияние радикальных исламистов на фоне продолжающегося раскола традиционных мусульман и катастрофической ситуации с их кадрами перечеркивает все положительные достижения российских мусульман. И хочется спросить: почему же так получилось? По чьей вине российский ислам ввергнут в такой кризис? Ответить на этот вопрос несложно.

Большая часть ответственности лежит на российской власти, которая не сумела вовремя выстроить грамотную политику по отношению к исламу. После 1990 года отечественная умма была предоставлена самой себе, отделена от государства по примеру Русской Православной Церкви.

Тогда чиновникам казалось, что и православие, и ислам, и другие религии успешно самоорганизуются, самостоятельно изыщут ресурсы на восстановление разрушенных храмов и озаботятся воспитанием новых кадров. А если очень попросят, можно дать им немного денег.

В итоге Московский Патриархат наконец получил долгожданную свободу от навязчивой опеки властей, которая угнетала его развитие еще с петровских времен. Действительно, оптимальной моделью отношений с государством для Церкви является симфония или хотя бы ее подобие. А вот «золотым веком» российской уммы, наоборот, оказался период с момента создания ОМДС до 1917 года, во время которого ее управленческие структуры были интегрированы в госаппарат.

Благодаря этому муфтии ОМДС получали генеральские звания и высокие награды, и даже простые муллы пользовались немалыми привилегиями. Звание имама вообще считалось очень престижным, и рассчитывать на него мог только образованный и лояльный власти человек.

При поддержке государства процветали мусульманское образование, книгоиздательство и наука. В армии создавались особые мусульманские части, которые имели специальный рацион и специальные, «политкорректные», награды. И приверженцы ислама чувствовали, что они не люди второго сорта, а полноценные граждане России. Поэтому неудивительно, что мусульмане едва ли не дольше всех сражались за старые порядки, да и сейчас с ностальгией вспоминают царские времена. А вот начало 90-х годов XX века с ностальгией вспомнят разве что ваххабиты и аферисты от ислама.

* * *

Сейчас в мире существуют, по большому счету, две основные модели взаимоотношений государства с исламом — «восточная» и «западная». При «восточной» модели ислам де-юре или де-факто является государственной религией и его лидеры тесно взаимосвязаны с властными структурами.

Читайте также:  Лесотехникума улица - Уфа от А до Я

Классические формы такая модель приобрела, например, в Саудовской Аравии и Иране, законы которых защищают мусульман не только от реальных угроз, но даже и от простых искушений, как то: ношение женщинами нескромной одежды, несовместимые с исламскими нормами увеселения или доступность алкоголя. Однако при этом каждая мечеть находится под жестким контролем, а каждый имам четко осознает, что за малейшее вольнодумство он немедленно лишится своей работы. Так, в Объединенных Арабских Эмиратах во всех мечетях по пятницам читаются одинаковые проповеди, предварительно прошедшие проверку в МВД, а в Саудовской Аравии постоянно проводятся проверки лояльности мусульманского духовенства, последние годы сопровождающиеся массовыми увольнениями проштрафившихся имамов.

Следует заметить, что такого рода меры призваны не подавлять, как уверяют пострадавшие от них диссиденты и правозащитники, а защищать исламскую религию. Лидеры исламских стран хорошо понимают, что если они сами не будут контролировать своих мусульман, то это сделает кто-нибудь другой.

В таком же ключе мыслят и президенты республик Средней Азии, а также Азербайджана и Казахстана, которые уже имели возможность воочию убедиться, как политика невмешательства в исламские дела приводит к гражданской войне. Ведь когда-то узбекский лидер Ислам Каримов дистанцировался от переворота в САДУМ, позволив оппозиционерам свергнуть муфтия Бабаханова. А через два года стало понятно, что распад САДУМ значительно упростил работу исламским экстремистам. И теперь, если группа воинственно настроенной молодежи потребует отставки председателя ДУМ Узбекистана муфтия Абдурашида Бахромова, разбираться с ними будет не муфтий, а сотрудники ташкентского ОМОНа.

Несмотря на светский характер Таджикистана, Узбекистана, Туркменистана, Киргизии, Казахстана и Азербайджана, их исламские сообщества находятся под особой опекой властей. В обмен на лояльность традиционные мусульмане практически поставлены на бюджетное финансирование, что позволяет им функционировать в нормальном режиме, а не лихорадочно искать деньги в ущерб просветительской деятельности.

При этом им гарантируется защита от экстремистов, с которыми ведется последовательная и целенаправленная борьба, причем нередко превентивная. Нельзя сказать, что ситуация в этих республиках идеальна, однако их власти четко знают, чего хотят от ислама, и правильно оценивают его роль. При этом остальные неисламские религиозные организации с пониманием относятся к такой практике, поскольку понимают, что их безопасность напрямую зависит от безопасности традиционных мусульман.

Между тем в странах Западной Европы и США принята другая модель отношений с исламом, при которой данная религия никак не выделяется среди других. На практике это приводит к тому, что исламские сообщества быстро эволюционируют в никем не контролируемые и не управляемые общности, которые демонстративно живут по собственным законам. И очень скоро эти законы входят в противоречие со светским законодательством пост¬христианских стран, что неизбежно приводит к серьезным конфликтам.

Как видно на примере Франции, власти рано или поздно осознают, что ислам — это особенная религия, поэтому требует особенного подхода. Однако выработать такой подход или хотя бы проводить внутренне непротиворечивую политику никак не получается. Те привилегии, которые в итоге получили мусульмане (финансовую помощь, поощрение иммиграции их родственников, полную свободу миссионерской деятельности) расцениваются ими как проявление слабости деморализованного государства, а не как акт доброй воли с его стороны. И вместо ожидаемого умиротворения они начинают выдвигать новые, еще более радикальные требования.

Сейчас в Западной Европе описанная модель взаимоотношений с исламом сводится к тому, что власти одновременно заигрывают с мусульманами и пытаются ограничить их активность, например, путем запрета на ношение хиджабов или депортации наиболее агрессивных проповедников. Очевидно, что быстро растущий ислам вызывает у них страх, в то время как эту религию нужно уважать, а не бояться.

В современной России удивительным образом сосуществуют обе модели. В четырех ее республиках — Ингушетии (с 1992 года), Дагестане (с 1994–1996 годов), Татарстане (с 1998 года) и Чечне (с 2000 года) прижилась «восточная» модель в своем узбекском воплощении, внедренная по разумной инициативе местных властей. Теперь мусульманское духовенство этих республик чувствует себя вполне уверенно и относительно успешно противостоит натиску экстремистов. Возможно, со временем этот подход будет востребован также в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии и Ставропольском крае.

Между тем в других регионах господствует «западная» модель, которой руководствуется и федеральный центр. Главным ее кредо является демонстративное невмешательство во внутренние дела мусульман, от которых требуется только публичное выражение лояльности властям. Впрочем, каждый новый теракт привносит в эту модель свои коррективы — страх перед исламом растет, и появляется искушение задобрить его лидеров во избежание новых эксцессов.

За умиротворение Чечни, пусть даже номинальное, Кремлю пришлось заплатить не только миллиарды рублей разного рода компенсаций, но и удостоить муфтия Ахмада Кадырова (а впоследствии и его сына Рамзана) невиданных почестей.

Постепенно взаимоотношения исламского сообщества и государства приобретают в России выраженный «французский» оттенок. Все больше мусульманских лидеров и политиков считают самым эффективным инструментом решения проблем шантаж властей.

Бунтует молодежь в Кабардино-Балкарии? Дайте денег джамаатам — и все успокоится. По крайней мере, пока деньги не кончатся.
Активизировались националисты в Татарстане? Выплатите им компенсацию за взятие Казани Иваном Грозным — и все наладится.
Нижегородский муфтий Умар Идрисов недоволен празднованием 4 ноября? Сами виноваты. Нужно было вовремя оплачивать его курултаи и сабантуи.

Самое страшное, что такой шантаж все чаще удается, и аппетиты вымогателей растут. Параллельно растет недовольство и православного большинства, которое опо¬средованно приучается к мысли, что наибольшие привилегии может выбить себе только агрессивное религиозное сообщество. Пагубность такой политики видна невооруженным глазом, однако кардинально изменить ее без глобальных потрясений уже невозможно.

В 1991 году у новой России был шанс возродить зарекомендовавшую себя «имперскую» модель взаимоотношений с исламом. Правда, только теоретически. Практически для этого пришлось бы регулировать отношения с исламом специальными законами и официально предоставлять ему особые права, что неизбежно породило бы массу новых проблем. А времени и сил для их решения не было — сменяющие друг друга кризисы (политический, экономический, социальный) отодвигали мусульманскую тему на второй план, а когда наконец появилась возможность заняться ей всерьез, время было уже упущено. И вряд ли сейчас наше государство способно восстановить контроль над ситуацией.

* * *

Если конкретных виновников невнятной государственной политики по отношению к исламу назвать сложно, то те деятели, которые нанесли фатальный урон авторитету традиционного мусульманского духовенства, напротив, хорошо известны.

Предательство верховного муфтия Талгата Таджуддина его учениками навсегда останется одной из самых черных страниц истории российского ислама.

Самое печальное, что это предательство было совершено публично и демонстративно, так, чтобы о нем узнали все. И какие бы мотивы ни двигали Нафигуллой Ашировым, Мукаддасом Бибарсовым и Равилем Гайнутдином, оправдать их действия невозможно.

Предав огласке самые грязные слухи о жизни своего учителя, человека, который в свое время вырастил из них имамов и распределил на престижные должности, лидеры новых муфтиятов нанесли тяжелый удар по репутации всего татарского мусульманского духовенства.

Война компроматов, до сих пор по инерции сотрясающая российский ислам, началась в 1992 году, когда бывшие соратники председателя ДУМЕС стали заниматься откровенным самооправданием. Они стремились убедить окружающих, что их выход из ДУМЕС вовсе не связан с жаждой власти и желанием получить доступ к арабским деньгам. Что виноват во всем нехороший Талгат Таджуддин, который злостно притесняет молодых и перспективных имамов.

Да, возможно, Таджуддин действительно сильно обидел Гайнутдина и других лидеров Совета муфтиев. Но зачем же было выносить эту обиду на широкое рассмотрение, привлекать в качестве арбитров внутрисемейного, по сути, спора (напомним, что большинство функционеров Совета муфтиев являются родственниками Таджуддина) чиновников, зарубежных дипломатов, журналистов и лидеров других религиозных общин?

Почему муфтии Северного Кавказа ни разу не предали свои трения публичной огласке?

Почему попавшие в опалу к Таджуддину муфтии Мухаммадгали Хузин и Фарид Салман Хайдаров повели себя достойно, а не стали выставлять на всеобщее усмотрение грязное белье ЦДУМ?

Почему сам Таджуддин в ответных выпадах принципиально не касался личной жизни Гайнутдина, Бибарсова или Аширова?

Совершенное в отношении Таджуддина предательство впоследствии спровоцировало кризис доверия внутри альянса его противников, которые начали писать доносы уже друг на друга. В свою очередь мусульмане Северного Кавказа, представители властей и лидеры других религий четко усвоили, что эти люди являются крайне ненадежными партнерами и рассчитывать на них особо не стоит.

Дополнительно усугубили ситуацию и многочисленные антитаджуддиновские заявления ВКЦДУМР и Совета муфтиев России, которые, несмотря на свою надрывную резкость, никак не влияли на отношение внешних сил к руководству ЦДУМ. Памятная фетва 2003 года, объявлявшая председателя ЦДУМ лжепророком и отступником от ислама, не была воспринята всерьез даже ближайшими соратниками Равиля Гайнутдина. И Президент России, и послы мусульманских стран, и муфтии Северного Кавказа, и Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II свое общение с Талгатом Таджуддином не прекратили и муфтием его считать не перестали. Зато значимость заявлений Совета муфтиев России в их глазах заметно девальвировалась.

Перенасыщенность информационного исламского поля компрометирующими материалами негативно сказалась на репутации и тех исламских лидеров, которые воздержались от участия в междоусобной войне.

От антитаджуддиновской кампании пострадали все без исключения российские муфтии, и это печальный факт. Лишь через десятки лет традиционным мусульманам удастся возместить тот урон, который нанесли их авторитету воинствующие борцы с «культом личности» председателя ЦДУМ.

В развал традиционного российского ислама и в развитие ислама нетрадиционного вложили немало сил не только отечественные деятели, но и зарубежные «благотворители». Именно их вмешательство стало последним, решающим фактором постигшего российскую умму кризиса. И ваххабизм, и таблигизм, и хизбутизм возникли отнюдь не в России. Они были целенаправленно привнесены в среду ее мусульман иностранными эмиссарами, не жалевшими денег и сил на пропаганду своих ценностей. И эти люди достигли впечатляющих успехов. К сожалению.

* * *

Как же будет развиваться российский ислам при описанных выше обстоятельствах? Очевидно, что до президентских выборов 2008 года особых потрясений на исламском фронте не будет, хотя ситуация продолжит ухудшаться. И ЦДУМ, и Совет муфтиев России, и КЦМСК гарантированно проживут еще полтора года, сохранив действующее руководство, а вот затем возможны варианты. Если политика Кремля по отношению к мусульманам станет продолжением той политики, которая велась на протяжении последних пятнадцати лет, тогда события будут развиваться по наихудшему сценарию.

Радикалы рано или поздно одержат верх над традиционными мусульманами, разгромив самые неуступчивые муфтияты и захватив контроль над остальными. Из трех центров российского ислама уцелеет только Совет муфтиев России, возможно, преобразованный в некий общероссийский муфтият. Его председатель, несмотря на свои громкие титулы, никакой властью обладать не будет, и все его функции сведутся к озвучиванию позиции новых хозяев российского ислама — влиятельных бизнесменов и ваххабитских амиров. Или даже таких людей, как покойный террорист Хаттаб.

Параллельно будет расти общая нестабильность в исламском сообществе. Ускорить этот процесс позволят участившиеся теракты, уличные беспорядки или просто нарочито оскорбительные требования представителей новой «мусульманской элиты».

Читайте также:  ДМИТРИЕВКА

Исламофобия в обществе начнет неудержимо расти, что вполне отвечает планам ваххабитов — ведь чем больше традиционных мусульман пострадает от этого явления, тем больше новых членов вольется в их ряды. Бороться же с антиисламскими настроениями станет попросту некому — нормальные муфтии к тому времени уйдут со сцены, а контролируемые радикалами СМИ будут только подливать масло в огонь. И через какое-то время нормальных приверженцев ислама в стране останется настолько мало, что они уже не смогут предотвратить «столкновение цивилизаций» в отдельно взятой стране. Деморализованные власти тоже вряд ли смогут что-то сделать — лишенные опоры на лидеров традиционного ислама, они смогут проводить только репрессивные меры.

В итоге мы получим масштабный и затяжной конфликт на межрелигиозной почве. Россия от этого, конечно, не развалится, но население ее сильно уменьшится и станет моноконфессиональным.

Впрочем, существует вероятность, что после президентских выборов 2008 года Кремль возьмет курс на выстраивание жесткой и последовательной политики по отношению к исламу, которая позволит поддержать дружественных ему муфтиев и загнать враждебные им силы обратно в подполье. Мирным путем это сделать уже не удастся — радикалы реально сильны и без боя сдаваться не будут, однако если власть проявит твердость, то глобального конфликта, возможно, не будет.

Нужно заметить, что даже самый худший сценарий не будет сюрпризом ни для Русской Православной Церкви, ни для других религиозных организаций страны. В церковной элите остается все меньше людей, которые надеются, что войны с ваххабизмом можно избежать. Более того, многие из них уже морально готовы к такой войне. Аналогичные, хотя и политкорректно скрываемые настроения весьма популярны также среди старообрядцев, протестантов, иудеев и буддистов.

* * *

После изложения столь пессимистических сценариев вполне логично возникает вопрос: а реально ли как-то исправить ситуацию и вывести российский ислам из кризиса? Если отвечать на это вопрос честно, следует признать, что шансов на благополучный исход практически нет. Тем не менее было бы правильно описать здесь комплекс мер, которые, в случае их применения самое позднее в 2000 году, возымели бы положительный эффект.

В первую очередь государству следовало бы выработать четкую и внутренне непротиворечивую политику по отношению к исламу. Совершенно недопустимым видится ситуация, при которой высокопо¬ставленные госчиновники озвучивают взаимоисключающие инициативы поддержки «хороших» мусульман или борьбы с «плохими», по-разному оценивают ваххабизм или высказываются по поводу мотивируемого исламом терроризма. Нормальные отношения государства с исламским сообществом невозможны до тех пор, пока все уровни власти, все ее заинтересованные структуры не будут проводить одну и ту же политику.

Публичный же плюрализм в этой сфере приводит только к тому, что одни чиновники агитируют за создание единого общероссийского муфтията, а другие активно дробят уже существующие; одни называют ваххабизм террористическим течением, а другие настаивают на том, что это сугубо мирное направление ислама. В итоге позитивные шаги в отношении ислама постоянно компенсируются негативными воздействиями, что не только не позволяет решить накопившиеся проблемы, но и роняет авторитет власти в глазах мусульман. Особенно важно, чтобы политика региональных властей была симфонична политике Кремля. Для лидеров субъектов Федерации должен существовать жест¬кий запрет на использование исламского фактора для политтехнологических манипуляций или прямого шантажа центральной власти.

После определения приоритетов в мусульманской сфере (причем приоритетов как внутренних, так и внешних) властям следует обратить внимание на тот факт, что далеко не все лидеры традиционного ислама ей действительно дружественны и что духовное звание муфтия может быть узурпировано откровенными экстремистами или просто аферистами. Весьма полезным здесь представляется изучение биографий исламских лидеров, истории их высказываний по ключевым вопросам, конкретных действий по возрождению ислама, а также основных источников финансирования. Очевидно, что государство не обязано помогать тем духовным лидерам, которые призывают нарушать его законы, разжигают межрелигиозную рознь, поддерживают террористов или же финансово зависят от зарубежных организаций с сомнительной репутацией.

Далее весьма важно определиться относительно оптимальной системы управления российской уммы. Все всякого сомнения, существующий раскол является аномалией, однако и искусственное объединение мусульман под единым руководством вряд ли целесообразно.

Наиболее жизнеспособной здесь видится схема, которая предусматривает параллельное существование двух мусульманских централизованных структур — северокавказской и поволжской, лидеры которых имели бы равные права и привилегии. Учитывая факт присутствия в России значительного количества азербайджанцев — шиитов и суннитов, было бы допустимо возложить координацию их духовной деятельности на представительство азербайджанского Управления мусульман Кавказа. Эта организация имела возможность зарекомендовать себя как авторитетный и дружественный нашей стране духовный центр.

Следующим принципиальным вопросом является вопрос подготовки новых исламских кадров. Как показал опыт по¬следних лет, с этой задачей отечественные светские и религиозные вузы справиться не в состоянии. Не решает проблемы и распространенная практика направления молодых мусульман в зарубежные медресе, поскольку не существует никаких гарантий, что их выучат на имамов, а не на диверсантов со знанием основ ваххабизма.

При этом следует также учитывать, что для получения высшего богословского образования среднестатистическому российскому мусульманину требуется не менее восьми лет, три года из которых отводится на изучение арабского языке. Именно на арабском написана вся основная богословская литература исламской цивилизации, и без свободного владения его классической формой не может идти никакой речи об адекватном познании ислама. Именно поэтому отучившиеся по 4–5 лет в саудовских, кувейтских или турецких медресе студенты в большинстве своем имеют недостаточную квалификацию и не могут претендовать на вхождение в круг высшего мусульманского духовенства.

Тем не менее ситуация с исламским образованием не является неразрешимой. Так, вполне реально открыть государственные трехлетние курсы классического арабского языка, на которых наиболее перспективные мусульмане смогли бы не только выучить язык, но и определить для себя целесообразность дальнейшей карьеры в качестве духовного лица.

Выпускники курсов получили бы возможность продолжать свое обучение либо в финансируемом из бюджета исламском университете на территории России, в котором бы преподавали специально приглашенные из арабских стран и Ирана ученые, либо в аналогичном учебном заведении на территории Иордании или Сирии.

Учебные программы таких вузов необходимо строить с учетом российской специфики и выдавать их выпускникам светские дипломы о высшем образовании. В идеале все высшие исламские лидеры России должны иметь гарантированно качественное образование, полученное в авторитетном и пророссийском учебном заведении. Единственной проблемой здесь остается только недостаток времени — восьми относительно спокойных лет у страны, увы, нет.

Параллельно с реформой образования профильные министерства и ведомства должны озаботиться изданием на русском, татарском, башкирском и других распространенных среди российских мусульман языках переводной богословской литературы традиционного содержания и высокого качества. Следует помнить, что пока мусульмане изучают свою религию по неумело переведенным с английского языка «Коранам» или по полуоккультным брошюрам неизвестного происхождения, появление в их рядах истинных богословов будет сильно затруднено. Важно создать и полноценные мусульманские СМИ, в которых первое время могут работать и журналисты неисламского вероисповедания. Параллельно с этим важно следить за корректным освещением исламской тематики светскими СМИ, которые не должны транслировать искаженных сведений об этой религии и разжигать ненависть в отношении ее последователей.

Касаясь вопроса о непосредственной финансовой помощи государства мусульманским структурам, необходимо подчеркнуть, что эта помощь должна быть целевой, иметь прозрачные механизмы использования и направляться действительно на нужные проекты. Так, гораздо эффективные вложить несколько десятков миллионов рублей в книгоиздание, нежели в строительство мечети в отдаленном селе, а сто тысяч рублей, потраченных на зарплату сотрудников ключевого муфтията, принесут большую пользу, чем аналогичные вложения в оплату хаджа неимущим паломникам. Кроме того, государство может изыскивать средства на мусульманские программы через привлечение представителей крупного бизнеса, что, например, в Татарстане дает неплохие результаты.

Реализация государственной политики в описанных сферах вполне может осуществляться через уже существующие структуры, наиболее эффективна из которых Администрация Президента. Создание специальных органов контроля над исламом целесообразно лишь при выполнении целого ряда условий, а вот введение поста уполномоченного представителя президента по взаимодействию с исламом вполне реалистично. По крайней мере, этот чиновник сможет координировать усилия вовлеченных в процесс подразделений и следить за корректной реализацией выбранной в отношении ислама политики.

Конструктивные шаги государства в отношении традиционного российского ислама должны сопровождаться деструктивными мерами в отношении его врагов. Вряд ли вызывает сомнение необходимость скорейшего законодательного определения всех форм прикрывающегося исламом экстремизма и начала последовательной борьбы против их последователей. Конечно, такая борьба будет непростой — ведь «ваххабиты» активно мимикрируют под нормальных мусульман, грамотно используют просчеты правоохранительных органов и успешно апеллируют к правозащитным организациям, имеющим особый заказ на их поддержку, однако альтернативы такой борьбе нет.

Главную работу по противодействию экстремизму должны осуществлять спецслужбы, однако органы исполнительной и законодательной власти обязаны им ее облегчить. Помимо принятия соответствующих законов весьма важно перекрыть радикалам доступ в СМИ, учебные заведения и посольства арабских стран. Любая апология терроризма должна немедленно пресекаться, а в отношении проводящих ее людей и подконтрольных им структур следует принимать демонстративно жесткие меры. Правозащитникам же следует доступно объяснить, что в случае прихода их подзащитных к власти «борцов за права человека» в России останется не больше, чем в талибском Афганистане. Было бы весьма разумно последовать призыву Межрелигиозного совета России и уничтожать террористов с их пособниками превентивно.

Особое внимание необходимо уделить контрпропаганде. Общеизвестные штампы, заполняющие телеэкраны и страницы газет после очередного теракта («террористы не имеют национальности и вероисповедания», «ислам — религия мирная, потому что мировая»), ничего, кроме раздражения, у широких слоев населения уже не вызывают.

Поэтому нужно пересмотреть данные идеологемы, заменив их на более искренние и понятные. Очень полезными здесь могут стать публичные диспуты настоящих мусульманских богословов с представителями «параллельного» ислама. Так, широко разрекламированный философ Гейдар Джемаль не имеет шансов выиграть богословский спор у простого выпускника каирского университета «Аль-Азхар» хотя бы потому, что не владеет арабским языком и не может грамотно объяснить ни одного сложного места из Корана.

При всем при этом следует всегда помнить, что прикрывающиеся исламом экстремисты понимают только язык силы и только сильная, последовательная в своих действиях власть может призвать их к порядку. Любые уступки, пусть даже сделанные из самых гуманистических соображений, неизбежно будут трактоваться как проявления слабости и вызывать новые приступы агрессии. С террористами договориться невозможно, и эта аксиома уже вписана в новейшую мировую историю кровавыми буквами.

Суммируя высказанные предложения, следует заметить, что за небольшой срок можно дать традиционным мусульманам деньги и доступ в СМИ, загнать в подполье их врагов и запретить, наконец, пресловутый ваххабизм, однако нельзя воспитать новые кадры. Именно в этом и заключается весь драматизм сложившейся ситуации. И именно поэтому вероятность благополучного исхода очень мала.

Роман Силантьев, исламовед

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

двадцать − 11 =

Next Post

Итоги спецоперации в горах

Вт Окт 20 , 2015
Пишет HARD (molonlabe)   ВОЛКОДАВ ПРАВ, А ЛЮДОЕД — НЕТ Всё, что нажито непосильным трудом. Три автомата, три пулемета, переносной противотанковый ракетный комплекс. Тоже три. Комплекса. Блин, откуда […]
Итоги спецоперации в горах